раздражали Медлин. Вид скорбного лица не самое лучшее средство от дурного расположения духа.

Взяв со спинки стула свое зеленое платье, Медлин попыталась убрать его в переполненный гардероб. При этом из недр шкафа вывалились две шляпные картонки и еще что-то твердое. Девушка едва успела отскочить, спасая босые ноги, и тяжелый предмет со стуком упал на ковер.

Лицо у Медлин вытянулось. Кристалл на рукояти сентледжского меча подмигивал ей, словно насмешливый глаз. Она до сих пор не поняла, что делать с этим оружием. Держать его вместе с зонтиками или хранить под стопкой нижних юбок? Дар Анатоля постоянно попадался ей под руку.

Вздохнув, Meдлин подняла тяжелый меч, вынула его из ножен. Пламя свечей играло на блестящем стальном клинке, золоте рукояти, отражалось в кристалле, рассыпаясь стайкой радужных блесток.

На сердце у нее потеплело при мысли о том, какой смущенный и робкий вид был у Анатоля, когда он в день бракосочетания опустился перед ней на колено. Может, он и не намеревался вручать Медлин свое сердце и душу, но теперь она понимала, что взамен он предложил немало.

Свою гордость. И гордость многих поколений Сентледжей. А сегодня вечером она безжалостно растоптала и то и другое. Беда в том, что для нее эта ноша чересчур тяжела. Ей нужно другое — простая деревенская жизнь, образованный муж, библиотека, полная книг, и детская, полная ребятишек.

Медлин никогда не влекло к легендам, зачарованным замкам, заколдованным мечам. Стальной клинок — странный дар женщине, тем более такой, как она. Ее сердце никогда не трепетало при виде военного мундира или при мысли о рыцаре в доспехах. Она всегда была поклонницей более утонченных занятий — поэзии, музыки, философии.

И все же этот меч был прекрасен. Медлин повертела его в руках, разглядывая искусную резьбу на рукояти. Кристалл обладал удивительным свойством притягивать взор человека, наделяя меч странной, почти мистической силой.

Силой, что заставит женщину забыть о поэтах и обратиться мыслью к воинам… мужчинам с железными кулаками, которые могучей рукой обхватывают деву за талию и сажают перед собою на луку седла.

Они несутся, как ветер, по берегу моря, через скалы и утесы к полю вереска, где всадник укладывает свою подругу на ковер цветов, источающих сладкий аромат, и…

Завороженная этой картиной, Медлин ощутила, что в груди ее растет тяжелый, сладкий, нестерпимый жар. Она даже не сразу услышала стук в дверь.

— Медлин?

Низкий голос Анатоля оборвал грезы. Заморгав, Медлин отвела глаза от кристалла. Она словно очнулась от зачарованного сна.

— Медлин, вы уже спите?

— Нет. — Медлин так спешила вложить меч в ножны, что едва не уронила его снова. Она чувствовала себя виноватой, как ребенок, которого застали за игрой со спичками, и боялась открыть дверь, пока меч снова не оказался в гардеробе.

Но едва она успела спрятать меч, как дверь распахнулась сама.

Сердце Медлин все еще жгли гнев и обида, но она вздохнула с облегчением, увидев, что Анатоль цел и невредим. Его широкие плечи облегала свежая рубашка, правая рука была аккуратно забинтована.

— Можно мне войти? — спросил он. Было видно, что он так и не удосужился причесаться — растрепанные в дикой драке волосы все так же падали на лицо.

Медлин кивнула, слегка удивленная тем, что муж просит разрешения войти. Будь это не суровый повелитель замка Ледж, а обыкновенный человек, Медлин решила бы, что он смущен и растерян. Анатоль вошел в спальню, забыл закрыть за собой дверь. Медлин напряглась, не зная, чего от него ожидать. Он больше не гневался, но им владело странное беспокойство.

Муж подошел к кровати, обхватил обеими руками резной деревянный столбик балдахина.

— Как вы себя чувствуете? — отрывисто спросил он. — Я вас не разбудил?

— Нет.

— Но я стучал долго, а вы не отвечали.

— Я… Я была занята, — пробормотала Медлин. Занята игрой с мечом и глупыми фантазиями о страстном соитии на поле вереска.

Она собрала все свои силы, чтобы не покраснеть, и ей это удалось.

— Зачем вы пришли? — с вызовом спросила она. — Удостовериться в том, что я исполнила ваше приказание?

— Нет, я только подумал, что вы, должно быть, огорчены этой дикой сценой.

Так вот в чем дело! Он, наверное, ожидал, что она обливается слезами!

Медлин гордо выпрямилась.

— С какой стати мне огорчаться? Я решила, что это старый корнуэльский обычай — убивать друг друга после обеда. Или еще одна семейная традиция Сентледжей?

— Простите, — сказал Анатоль. — Это больше не повторится. Пока я жив, Роман не переступит порога замка Ледж.

По спине Медлин пробежал холодок. Она слишком хорошо запомнила искаженное дикой яростью лицо Романа и теперь, сама не зная почему, стремилась защитить Анатоля. Анатоль, безусловно, превосходил Романа физической силой, но у того было преимущество, перед которым ее муж мог оказаться бессильным, — Роман умел быть жестоким.

— Значит, вам не удалось примириться с кузеном? — обеспокоено спросила она.

— Господи, конечно же, нет! — удивленно воскликнул Анатоль. — Эта ссора продолжается уже много лет.

— Я до сих пор не понимаю, что произошло, — задумчиво проговорила Медлин. — Вам не кажется, что Роман был просто пьян? То, как он пролил вино, и потом…

— Он не был пьян. — Анатоль подошел к туалетному столику, посмотрел на свое отражение в зеркале. — Мы с Романом ненавидим друг друга с колыбели.

— Но почему?

— Это неважно.

— А я хотела бы понять.

— Если бы только вы могли понять, — еле слышно пробормотал Анатоль.

Медлин подошла к нему, взяла за руку.

— Пожалуйста, скажите мне, — попросила она. Анатоль бросил на нее испытующий взгляд, и ей вдруг захотелось прижать прохладную ладонь к его горячему лбу, пригладить волосы… успокоить его душу.

Казалось, он отчаянно хочет что-то ей рассказать, и не только о Романе… но он опустил глаза и отошел, оставив в ее душе след горького разочарования.

— Я не хочу сейчас говорить о Романе, — сказал он. — Может быть, мы продолжим этот разговор в другой раз.

— Когда? — с горечью спросила Медлин. — Через год и один день?

— Вам нужно знать только то, что вы никогда не должны принимать Романа Сентледжа и говорить с ним. Это ясно?

«Нет, — подумала Медлин, — не ясно». Она хотела было возразить, но на лице Анатоля появилось знакомое непреклонное выражение. Роман Сентледж был просто внесен в список запретов наряду со старым крылом замка и Мортмейнами.

— Вам ясно, мадам? — повторил Анатоль, не дождавшись ответа.

— Да, милорд. — Она вздохнула. Теперь язык не повернется заговорить о более важных предметах — о разладе между ней и Анатолем, о том, как она невольно оскорбила его семью и ранила… если не сердце, то гордость.

Впрочем, если гордость Анатоля и была задета, он ничем этого не показал. Медлин смотрела, как он идет к двери, высоко подняв голову, и развернув плечи… и ее охватила беспредельная печаль. Анатоль всегда будет отстраняться от нее, хранить свои тайны, держать под замком сердце.

Зачем он приходил сейчас? Лишь затем, чтобы объявить новый запрет? И почему застыл у двери, держась за ручку?

Минуты текли. В комнате стояла гнетущая тишина, умирал огонь в камине, догорали свечи.

Наконец Медлин не выдержала: