еще Аристотелем и означало выражение сходства или одинаковой сущности у группы единичных предметов. Английский естествоиспытатель Джон Рей в 1693 году обосновал применение этого термина для обозначения сходных индивидов, способных передавать свои отличительные признаки потомству. Но именно расовые признаки являются отличительными и передающимися по наследству. Известный шведский ученый Карл Линней в своей 'Философии ботаники' ясно писал: 'Видов насчитывается столько, сколько различных форм создано в самом начале'. То есть получается, что основоположники систематики природного царства под видом четко понимали именно расу. Жорж Кювье, Петр Паллас, Жан Батист Ламарк стояли на тех же позициях, и слово 'раса' они понимали в смысле 'породы', 'потомков общего предка'.
Уже в самый разгар споров по проблеме вида в середине XIX века основоположник эволюционизма — Чарльз Дарвин в своей книге 'Происхождение видов' пояснял: 'Термин 'вид' я считаю совершенно произвольным, придуманным ради удобства'. Немецкий палеонтолог Л. Вюртембергер (1880) отмечал, что раз нельзя указать, где вид начинается и где он прекращает существование, то понятие о виде теряет всякую естественнонаучную почву, а русский палеонтолог С. Никитин (1881) сравнивал вид с произвольно вырванным участком непрерывной ленты. Немецкий гистолог Альберт Келликер (1872) заявлял: 'Возможно появление одного и того же вида из различных филогенетических корней, так что первоначально различное может стремиться к одинаковой конечной фазе'.
Однако именно русский ученый В. Л. Комаров в 1901 году внес ясность в терминологическую путаницу: 'При исследованиях основной единицей надо считать не отвлеченное типовое понятие 'вид', а реальную расу. Реальна раса, а не вид'. Он также неоднократно писал о желательности замены термина 'вид' на термин 'раса' во всей естественнонаучной литературе. 'Чисто морфологическое понятие о виде как модели или типе, разумеется, является абстракцией, и при попытке перенести его на живую природу легко переходит в отрицание самого вида'. Будучи последовательным ученым и решительным русским человеком, Комаров вообще исключил из своего лексикона термин 'вид'.
Немецкий биолог Оскар Гертвиг (1916) тоже утверждал, что 'понятие вида — чистая абстракция'. Известный немецкий эволюционист Людвиг Платэ (1908) писал: 'Понятие вида абстрагируется человеком. Как и все понятия, понятие о виде есть продукт человеческого мышления и вследствие этого не представляет ничего реального'. Только доминирования кровного родства, то есть общность расового происхождения, по его мнению, могут быть положены в основу систематизации живого мира.
В современной науке спор вокруг проблемы вида не утихает до сих пор. Исследователь Б. Берма (1954) из США, стоящий на позициях логического позитивизма, возобновил критику: 'Вид как класс стоит вне реального существования. Такая высокоабстрактная выдумка, как вид, способна лишь затемнить понимание эволюционного процесса, в основу которого надо положить идею реальности эволюционирующих популяций'.
Другой корифей эволюционизма Эрнст Майр (1949) писал о том же: 'Что такое вид? Среди систематиков нет единой точки зрения. Разногласия обнаруживаются даже среди специалистов по отдельным группам'. Ученый из Оксфорда А. Кэйн в своей книге 'Вид и его эволюция' (М., 1958) также предельно откровенен: 'Границы биологического вида в пространстве неопределенны, поскольку генетический критерий (возможность скрещивания) неприменим и приходится довольствоваться лишь сравнительным изучением морфологии, физиологии, генетики и поведения'.
Итак, тот факт, что человечество объявляется единым видом на основе возможности свободного скрещивания представителей различных рас — ненаучное утверждение, противоречащее законам систематики — науки, уже более 300 лет занимающейся классификацией живых организмов. Сравнительное же изучение морфологии, физиологии, генетики и поведения как раз и вскрывает всю глубину различий между представителями различных рас. Кэйн продолжает свою мысль так: 'Биологический вид состоит из генетически связанных между собой популяций'. Но ведь под генетически связанными популяциями и нужно понимать расу. Никто же не станет отрицать очевидный факт, что между бушменами и скандинавами совершенно нет никакой генетической связи. В пользу классической расовой теории звучит и следующая мысль автора вышеупомянутой книги: 'Виды пришли в соприкосновение только после того, как они приобрели свои экологические различия'. Это значит, что расы изначально были чистыми, и мутация — это следствие, но не причина развития.
Впрочем, сходные мысли высказывал на полвека раньше русский ученый В. Л. Комаров: 'Для возникновения новой расы необходимо, чтобы характерные ее свойства появились сразу у всех неделимых, населяющих данную территорию'. Это полное опровержение мутационной теории происхождения основных человеческих рас.
В зоологии и биологии весьма часто употребляются такие термины, как 'высшие и низшие растения', а также 'высшие и низшие животные'. Но, согласно генетическим законам наследственности и правилам систематики, они должны быть перенесены и на человеческие расы. Термины, введенные в употребление еще в начале ХХ века голландским зоологом и ботаником Гуго Де Фризом, 'сезонные расы', 'сорно-полевые расы' и 'паразитические физиологические расы' могут быть с легкостью перенесены на современное социальное общество в целях объяснения многих 'культурологических' феноменов. В частности, посещая салоны авангардного искусства и ночные клубы в расовосмешанных городах, можно уверенно сказать, пользуясь терминологией все того же Де Фриза, что здесь хорошо представлена 'сложная гибридогенная природа', являющаяся 'результатом регрессивных мутаций'. Немецкий расовый историк Густав Клемм еще в XIX веке для обозначения тех же явлений использовал классическую латынь — 'Bassa Gente', что означает 'низший люд', а на современном русском сленге это звучит как 'бассагенты'. Можно еще вспомнить и остроумный пассаж великого русского писателя В. В. Набокова, который о людях поп-культуры отзывался как о 'представителях различной сексуальной флоры'.
Цитированный нами выше Карл Фогт делал следующий закономерный вывод: 'Если всматриваться ближе в определение расы и вида, в разницу, установленную между ними обычаем, то оказывается, что эта разница чрезвычайно условная. Расы принимаются там, где известен или предполагается известным общий корень, из которого они развились; там же, где он теряется в глубине времени, принимают виды. Как бы ни понимали в настоящее время вид, нельзя не признать того, что человеческий род состоит из нескольких различных видов, которые столько же, если не больше, отличны друг от друга, как большая часть видов обезьян. Если принципы зоологической систематики имеют вообще значение, то они должны быть прилагаемы одинаково беспристрастно и к человеку, и к обезьянам'.
Показательно в этом отношении и мнение авторов коллективного сборника 'Биологическая эволюция и человек' (М., 1989). В своей статье 'К проблеме выделения гоминидной ветви эволюции' М. И. Урысон пишет: 'Поскольку человек по своему происхождению представляет собой неотъемлемую часть органического мира, высшее звено эволюции приматов, на него должны быть распространены принципы систематики и правила зоологической номенклатуры, применяемые к другим группам животного мира. Качественные отличия человека от животных не освобождают нас от необходимости рассматривать человека как существо, достигшее определенного уровня биологической организации и находящегося в общем русле эволюции органического мира'.
В этом же сборнике со своей статьей 'Современные представления об эволюции отряда приматов в свете данных молекулярной биологии' выступил и В. А. Спицын. В свете его изысканий современная либерально-демократическая концепция расогенеза от единого африканского корня, на основе так называемой митохондриальной ДНК, предстает во всей своей отвратительной наготе. Факт современной чернокожей лысенковщины, о котором мы говорили в начале, полностью развенчивается, ибо, согласно аргументации Спицына и приводимых им данных лабораторных экспериментов, эволюционное сохранение этой самой митохондриальной ДНК возможно лишь в условиях 'межвидового обмена самками'.
Творцы в высшей мере скабрезного паранаучного учения покусились назвать общую праматерь человечества не иначе, как 'чернокожей Евой'. Но в свете данных молекулярной биологии получается, что наша прародительница была негритянкой и по очереди отдавалась самцам-приматам, полуобезьянам разных видов, что и положило начало расовой эволюции человечества. Более гнусного и нелепого изложения версии о библейском первородном грехе для 'современной образованной общественности' и представить себе невозможно. Впрочем, даже если и допустить существование некоей гипотетической 'чернокожей Евы', с ее страстью к путешествиям в совокупности с тягой к сексуальному разнообразию, то 'из этого никак не следует, что ее нужно возводить в ранг 'праматери человечества'.
