Жаном-Батистом Ламарком (1744–1828), в связи с чем эволюционная доктрина об изменении организмом биологических свойств под воздействием окружающей среды и получила название — ламаркизм.

Вряд ли нужно дополнительно пояснять, что на рубеже XVIII и XIX веков никакой доказательной базы и серьезной научной методологии еще не было, она возникла лишь на рубеже XIX и XX веков, когда Август Вейсман (1834–1914) и Томас Морган (1866–1945) на основе экспериментальных данных создали концепцию 'зародышевой плазмы', из которой следовало, что организм ни при каких воздействиях среды не меняет своих расовых признаков. Антропологи и биологи начала нашего века окончательно разделили расовые и конституционные признаки, и в научных кругах вопрос был решен, но тут вмешалась большая политика. Идеалы равенства и просвещения времен Великой Французской революции, вооруженные ламаркизмом в его самой спекулятивной и циничной форме, вновь ожили в доктринах европейской социал-демократии второй половины XIX века. Коммунистический эксперимент в России ХХ века проводился именно на основе антирасовых домыслов и спекуляций. Классовое сознание было изобретено специально с целью заглушения сознания расового, так как социально-горизонтальное братание пролетариев в буквальном смысле этого слова должно было перечеркнуть аристократическую вертикаль 'мифа крови'.

В последние десятилетия на Западе вышло изрядное количество монографий о феномене 'лысенковщины' и ее персонифицированном воплощении Трофиме Денисовиче Лысенко, но вот штатный состав вдохновлявших его идеологов, как обычно остался за кадром у зарубежных правдолюбцев. Мощное инспирированное околонаучное направление списали на глупость и природное невежество простого мужика, запутавшегося в дебрях мичуринства, а имена услужливых поводырей старательно отделили от этого 'очередного досадного перегиба тоталитарного режима'. Однако даже поверхностное изучение источников максимально проясняет картину.

Молодая русская антропологическая наука того времени развивалась в общемировом контексте без каких-либо искажений или отставаний. Имена Д. Н. Анучина, А. П. Богданова, И. П. Павлова блистали на академическом олимпе как звезды первой величины. В 1900 году появился на свет 'Русский антропологический журнал', безо всяких потрясений переживший большевистский переворот; в первые годы советской власти в Москве, Петрограде и ряде других городов возникли даже отделения Русского евгенического общества, начал выходить в свет 'Русский евгенический журнал'. В то же время, невзирая на только что окончившуюся Мировую войну, не прекращались контакты русских и немецких ученых, в молодой Советской республике издавались переводные труды мировых светил в области расологии, антропологии, евгеники, расовой гигиены, социальной биологии. Однако в начале 30-х годов положение кардинальным образом изменилось.

В 1930 году 'Русский антропологический журнал' потерял определение 'русский', а уже в № 3 журнала за 1934 год Аркадий Исаакович Ярхо в своей программной статье 'Очередные задачи советского расоведения' написал: 'Антропологические теорийки, казавшиеся еще сравнительно безобидными, 8-10 лет назад открыто пропагандировались в советской печати. До 1930 года советское расоведение находилось всецело под влиянием чуждых нам буржуазных расовых теорий и различных буржуазно-идеалистических течений в области археологии, этнографии и лингвистики'.

Далее Ярхо дает четкую методологию искажения антропологической науки: 'Борьба с расовыми теориями предполагает наличие совершенно определенной тактики и стратегии. Только при условии, если в противовес тезисам расизма нами будет выставляться концепция исторического материализма, если мы перенесем центр тяжести критики из плоскости биологии в плоскость социологии, наша критика будет действенной'. Наконец автор этой статьи даже не считает нужным скрывать, зачем же собственно нужно так изощренно уродовать целую отрасль естествознания в СССР: 'Первое и основное — это систематическое разоблачение роли расового фактора в историческом процессе'.

Целая когорта новоявленных светил молодой 'советской науки' начинает массированную атаку на классическую антропологию, переделывая ее в интересах партийного меньшинства, затеявшего мичуринские манипуляции с русским народом: Марк Соломонович Плисецкий, Михаил Антонович Гремяцкий, Борис Яковлевич Смулевич, Максим Григорьевич Левин, Яков Яковлевич Рогинский. Последний особенно отличался введением в научный обиход специальных ругательных терминов в адрес немецких расовых теоретиков — 'антропофашист' и 'расовик'. По стилистике здесь легко угадывается все тот же генетический источник — дети местечковых портных и шинкарей, что наводнили русский язык той эпохи пролеткультовской фразеологией и словами-мутантами типа 'массовик-затейник'.

Давление политиков на умы ученых было столь беспрецедентным, что даже выдающийся русский советский антрополог Виктор Валерианович Бунак, авторитет которого в мире науки был почти абсолютным, невзирая на политическую ориентацию того или иного режима, был вынужден в 1938 году, буквально спасая от разгрома и истребления свою научную школу, написать в угоду политической конъюнктуре работу с характерным названием 'Раса, как историческое понятие', само название которой противоречило действительности, ибо раса — это явление биологического и, следовательно, не исторического, а доисторического характера. В этой статье он договорился до того, что 'раса — абстрактное понятие', и что 'расы возникают в результате мутаций'. Мало того, 'раса не абсолютная категория, а историческая, некоторый этап формообразования. Каждая эпоха имеет свои расы в их конкретном проявлении'.

По логике Ярхо и Бунака получалось, что русские люди петровских времен принадлежали к другой, чем мы, расе, а Александр Невский, Дмитрий Донской, Евпатий Коловрат и подавно. И что у нас неправильное зрительное восприятие, когда мы смотрим на древнегреческие и древнеримские статуи: нам только кажется, что это все люди нашей расы, на самом деле они совсем другие.

Дальше больше, ведь корифеи от науки сделали официальное заявление. Н. А. Бобринский писал, что в биологии 'вид реально не существует', что 'схема, некая идеальная особь существует лишь в нашем представлении'. Одним словом различия между негром и европейцем — это результат аберрации нашего зрения. М. А. Гремяцкий считал, что 'разделение на расы, разумеется, условно', и что 'раса выступает как абстракт в результате математического анализа'. Получается, что цвет кожи, цвет волос, глаз — это что-то вроде Х и У, которые можно как угодно переставлять местами на листе бумаги. А. С. Серебровский также заявлял, что в понятие расы неизбежно привносится субъективный момент.

В помощь антропологам подключили официальных философов и историков. Так придворный коммунистический интеллектуал В. Ф. Асмус в 1933 году в предисловии к своей книге 'Маркс и буржуазный историзм' ясно писал: …биологизм и историзм несовместимы'.

Тот же А. И. Ярхо в 'Антропологическом журнале' № 1 за 1932 год в статье 'Против идеалистических течений в расоведении СССР' сообщил нам, что по сравнению с приматами и другими животными расами для человеческих рас в первую очередь характерна 'потеря видового (расового) инстинкта'.

Особенно забавно это слышать из уст представителя 'богоизбранного' народа, чья бесспорная видовая (расовая) солидарность признается как антисемитами, так и иудейскими теологами. Сам принцип сионизма построен на видовой солидарности евреев, которая у всех других народов, с точки зрения Ярхо, в процессе эволюции почему-то исчезает. Далее автор этой 'научной статьи' пишет, что 'большая часть объединений внутри рода 'homo', за исключением некоторых примитивных племен, в расовом отношении смешана'. Что ж, тогда, следовательно, предписания о соблюдении расовой чистоты, которыми кишат Ветхий Завет и Талмуд, на которых также основан закон о гражданстве государства Израиль, не более, чем измышления 'примитивного племени'. Генетический же контроль иммиграционной службы Израиля на принадлежность к этническим евреям — это 'глупости дикарей'.

А. И. Ярхо пишет далее: 'Вся история вида 'homo' является примером 'снятия', изжития биологических закономерностей. Новые объединения неизбежно 'снимают' реальность расы как биологического коллектива. Возникшие в процессе очеловечивания производственные отношения 'снимают' реальность расы как таковой'.

Существует древнее как мир правило: если желаете проверить достоверность какой-нибудь научной теории, то испытайте ее на евреях — и все сразу же встанет на свои места. В контексте данного