татуировкой на щеке и бусами из острых клыков на шее.

– Мазу! – облегченно воскликнул Гриф. Отсутствие людей на палубе вызвало у него тревогу, и появление Мазу пришлось весьма кстати. Этого темнокожего гиганта Грейди завербовал на восточном побережье Африки много лет назад. Истинное прошлое Мазу было таким же туманным, как и прошлое Грифа. Африканец никогда не рассказывал, кем он был и что делал раньше, однако часто использовал во благо пугающее сочетание выразительной татуировки и речи образованного человека. Любопытные наблюдатели и недоверчивые таможенные агенты не всегда решались пройти мимо стоящего на середине трапа Мазу, чтобы заглянуть в темные трюмы «Арканума».

– Где Грейди? – резко спросил Гриф.

– Внизу, капитан.

В бесстрастном голосе негра чувствовалось нечто необычное, и Гриф почувствовал, как сжалось его сердце.

– Боже милостивый... – еле слышно произнес он.

Мазу чуть заметно покачал головой.

– Идите, сэр. Он ждет вас.

Гриф быстро спустился вниз, в одно мгновение оказался перед дверью каюты Грейди и резко открыл ее.

Первое, что бросилось ему в глаза, когда он вошел, был мужчина в черном одеянии, стоящий у койки с молитвенником в руках.

– Прошу вас, уйдите, – тихо сказал Гриф и направился к койке.

Понимающе взглянув на него, незнакомец коротко кивнул, прошептал «Аминь» и вышел. Как только дверь за ним закрылась, Гриф склонился к больному и прислушался к медленному, затрудненному дыханию, свидетельствовавшему о том, что моряк еще жив. В слабом свете, проникающем через иллюминатор, лицо Грейди выглядело осунувшимся и мертвенно-бледным; лишь на щеках отчетливо выделялись два красных пятна.

Опустившись на колени, Гриф взял влажную руку несчастного и сжал ее, словно желая передать ему свою энергию.

– Грейди, – прошептал он, склонившись над безвольным телом. – Это я, Грифон... Я пришел.

Ответа не последовало, только хриплое дыхание по-прежнему раздавалось в тишине, которая казалась вечной.

Глядя на неподвижное лицо Грейди, Гриф стиснул зубы в неистовой молчаливой молитве. Он вспоминал пережитые вместе годы, вспоминал о преданности и храбрости друга и еще сильнее почувствовал всю тяжесть и неотвратимость потери.

Время шло, но Гриф не замечал его течения и не представлял, как долго стоял на коленях, моля Бога продлить жизнь дорогого для него человека.

И все же дыхание Грейди становилось все слабее. Постепенно два ярких пятна на его щеках начали бледнеть.

– Нет, – простонал Гриф, чувствуя, как жизнь покидает друга. – Не оставляй меня, Грейди, ты нужен мне... О Боже, пожалуйста...

Грудь его помощника еле заметно вздымалась и опускалась, хриплый звук дыхания, начав стихать, вскоре стал совсем неслышным. Гриф замер в ожидании, молясь и все еще надеясь...

Прошла минута, затем две в бесконечно длящейся тишине. Грейди лежал неестественно неподвижно, и Гриф зажмурился. Еще через минуту он взял безвольную ладонь друга и прижал к своему лицу.

Кто-то пошевелился позади него, и на плечо Грифа легла рука, легкая, но твердая в своей настоятельности. Гриф продолжал прижиматься щекой к ладоням Грейди, оставаясь неподвижным и чувствуя, как все опустело и померкло вокруг. Наконец он поднялся и позволил пальцам Грейди выскользнуть из его рук.

– Его душа покинула тело, приятель, – доброжелательно сказал невысокий мужчина.

Гриф обернулся и посмотрел на него невидящим взглядом.

– Я доктор Стеббинс. Нам необходимо составить свидетельство о смерти.

Гриф молча кивнул; он не мог говорить. Казалось, из него вырвали все внутренности и оставили одну пустую оболочку, в которой когда-то теплилась жизнь.

Подойдя к двери, он открыл ее и, выйдя из каюты, некоторое время стоял, тупо оглядываясь вокруг. Мысли его смешались, словно кто-то задал ему вопрос, на который не было ответа.

Наконец он сдвинулся с места и пошел вперед в тишине, нарушаемой лишь звуком его шагов, глухим и пустым, как его душа.