все, на что я не обращала должного внимания на его уроках полторы предыдущие недели. Бок холодильника будет доской, магнитный алфавит – коэффициенты в задачах, которые мне надо будет решить.
Ну разве вы, мистер Дж., не видите, что у меня сейчас другие, гораздо более серьезные проблемы, чем оценки по вашему предмету? Понимаете, я ведь даже в собственную школу не могу зайти, чтобы в меня не бросили фрукт или овощ.
Я в депрессии. Проклятая забастовка. И еще Тина. К тому же теперь меня все ненавидят, и я не знаю, как дотяну до конца недели. Я уже позвонила папе и сказала ему все, что думаю.
– Передай, – говорю, – бабушке огромное спасибо. Теперь мне стало опасно находиться в собственной школе, и все из-за нее.
Уж не знаю, передал ли он ей это. Скорее всего, папа с бабушкой не разговаривают.
Я сама не знаю, разговариваю ли я с бабушкой. По-моему, я уже с кучей людей не разговариваю… Бабушка, Лилли, Лана Уайнбергер…
Собственно, с Ланой мы особо никогда и не разговаривали. Но понятно, что я имею в виду.
Ой, а вдруг я уже никогда не смогу вернуться в школу? Что, если теперь мне придется перейти на домашнее обучение? Ой, как не хочется!! Как же следить тогда за всеми сплетнями? Кто с кем чего? А когда, спрашивается, я буду видеться с Майклом? По выходным, что ли? ВОТ ЕЩЕ!!!!!! Самый прекрасный момент дня – когда я утром подъезжаю к его дому и вижу, как он стоит и ждет. Конечно, это все равно будет навеки отнято у меня, когда он уйдет из школы. Но я же думала, что удастся порадоваться хотя бы до конца этого учебного года.
Ох, как меня все это огорчает, прямо выбивает из колеи. Я никогда особо не любила свою школу, но с учетом альтернативы… Господи, если сравнивать, то СТТТАЭ прямо Шангри- ла.
Правда, я не знаю, что такое Шангри-ла.
Да как они смеют отрывать меня от всего этого? В смысле, от СШАЭ. ДА КАК ОНИ СМЕЮТ????????????
Ой, кто-то пришел. Пожалуйста, пусть это будет Майкл с домашней работой. Не потому, что я так страшно хочу делать домашнюю работу, а потому что сейчас, как никогда, мне необходимо ощутить запах шеи Майкла, чтобы хоть как-то успокоиться…
ПОЖАЛУЙСТА ПОЖАЛУЙСТА ПОЖАЛУЙСТА ПОЖАЛУЙСТА ПОЖАЛУЙСТА ПОЖАЛУЙСТА ПОЖАЛУЙСТА
8 мая, четверг, позже, моя комната
Это был не Майкл. Но близко. Московитц, но не тот.
Вообще-то, конечно, я думаю, что Лилли надо было собрать всю свою храбрость, чтобы прийти сюда. Прийти после того, что я из-за нее пережила. И неважно, страдает она синдромом Аспергера или нет. Она превратила мою жизнь в настоящий ад, который продолжался несколько последних дней, а теперь появилась у моих дверей, рыдая и умоляя о прощении.
Но что я могла поделать? Не могла же я захлопнуть дверь у нее перед носом. Нет, я, конечно, могла, но этот поступок был бы совершенно недостоин принцессы.
Вместо этого я ее пригласила войти – но холодно. Очень холодно. Кто теперь из нас слабый, хотела бы я знать, а?
Мы прошли в мою комнату. Я закрыла дверь (мне можно закрывать дверь, если у меня в гостях кто угодно, кроме Майкла).
И тут Лилли совсем расклеилась.
Не так, как я ожидала: с искренним раскаянием и извинениями, которые я заслужила. Во-первых, как чудовищно она вела себя по отношению ко мне, во-вторых, трепала мое доброе имя и мою королевскую родословную по всем углам, в присущей ей бесцеремонной манере.
Нет, нет. Ничего подобного. Вместо этого Лилли плакала, потому что услышала о Тине и Борисе.
Все правильно. Лилли плачет, потому что хочет обратно своего бойфренда.
Серьезно! И это после того, как она с ним обошлась!
Я сижу и потрясенно молчу, глядя на Лилли, пока она разглагольствует. Она топает по моей комнате в своем пиджаке в стиле Мао и ботинках, трясет блестящими кудряшками, и ее глаза за стеклами очков (видимо, революционеры, работающие на благо народа, контактные линзы не носят), полны горьких слез.
– Как он мог? – стонет она. – Я отвернулась от него буквально на пять минут – пять минут! – и он убегает с другой девушкой? О чем он думал?
Не могу удержаться и говорю: что мог Борис подумать, когда увидел ее, Лилли, свою девушку, с другим парнем. В МОЕМ шкафу. Целующихся.
– Борис и я никогда не клялись встречаться исключительно друг с другом, – настаивает она. – Я говорила ему, что я – беспокойная птица… меня нельзя связать и усадить на одно место.
– М-да, – сказала я, – может, ему как раз и нравятся те, которых можно усадить?
– Вроде Тины, что ли? – Лилли трет глаза. – Не могу поверить, что она могла так поступить со мной. Неужели она не понимает, что не сделает Бориса счастливым? Он гений, между прочим. Гения и манеру поведения с ним может понять только другой гений.
Я сухо напомнила Лилли, что хоть я и не гений, но вроде неплохо обращаюсь с ее братом, чей ай-кью составляет 179 процентов, между прочим.
Но я не стала упоминать, что он все еще отказывается идти на выпускной.
– Ой, умоляю тебя, – фыркнула Лилли, – Майкл с ума по тебе сходит. Кроме того, ты же занимаешься в классе талантливых и одаренных. Ты же ежедневно видишь действующих гениев. А Тина-то что может о них знать?
– Эй, – жестко сказала я. – Тина – мой друг. Гораздо лучший, чем ты была в последние дни.
Лилли сообразила скорчить виноватый вид.
– Ну, извини, пожалуйста, Миа, – сказала она. – Клянусь, я не знаю, что на меня нашло. Я просто увидела Джангбу и… ну, кажется, совсем с ума сошла. Стала рабыней гормонов.
Честно говоря, я удивилась, услышав это. Джангбу и правда очень симпатичный, но я никогда не знала, что физическая сторона для Лилли так важна. В конце концов, они с Борисом встречаются уже целую вечность.
Но, очевидно, между ней и Джангбу все было основано на физической страсти.
Боже. Интересно, до чего у них дошло? Наверное, спрашивать неделикатно? А принимая во внимание, что мы больше не лучшие подруги, видимо, это уже просто не мое дело.
Но если она добралась до самого-самого, я ее убью.
– Между мной и Джангбу все кончено, – объявила Лилли трагично. Так трагично, что Толстый Луи, который не любит Лилли и обычно прячется при ее появлении в шкафчик с моей обувью, попытался залезть в мой зимний сапог. – Я думала, что у него сердце пролетария. Мне казалось, что наконец-то я нашла человека, который разделяет мою страсть к общественной работе и рабочему движению. Но, увы… я была не права. И так не права, что даже страшно. Не может у меня быть душевной близости с человеком, который хочет продать свою историю средствам массовой информации.
Оказалось, что к Джангбу обратились из журналов, в том числе из «Людей»