— Он слишком хорошо меня знал.

Близкие к нему люди отмечали, что даже на заседаниях большого совета Муссолини проявлял себя как тиран, проводя их целые ночи вплоть до рассвета и делая в начале их перекличку, во время которой каждый должен был вставать, как школьник, и отвечать «Здесь!». Если кто-либо давал оценку истинного положения дел, то рисковал тут же уйти в отставку. Однажды, когда один из старых дипломатов доложил ему о ходе Женевской конференции по отравляющим веществам, дуче спросил, какой же из газов является самым смертоносным.

— Воскурение фимиама, ваше превосходительство, — ответил тот. И был отправлен на пенсию.

Как ни странно, но такие лица узнавали о своей отставке в последнюю очередь. Характерен случай с министром образования Франческо Эрколе, известным поэтом в Катании на Сицилии. Сев в спальный вагон поезда, прибывавшего на Центральный железнодорожный вокзал в Риме, он не успел еще распаковать свои вещи для ночной поездки, как был вынужден вновь их упаковать, получив телеграмму: «Я принял вашу отставку. Муссолини».

Не многие из его окружения были удивлены, когда в 1933 году Муссолини посчитал, что стоит выше на голову любого государственного деятеля мира. В последнюю неделю января ему была вручена телеграмма из Берлина от Джузеппе Ренцетти, ставшего итальянским генеральным консулом, в которой он сообщал о приходе к власти в Германии нацистской партии.

— Завтра же, — предсказал дуче, — новым правителем там станет Адольф Гитлер.

Агостино Ирачи, начальник секретариата министерства внутренних дел, принесший ему эту телеграмму, осторожно спросил дуче:

— В интересах ли Италии, что Германия становится сильнее?

Дело в том, что в ноябре 1923 года Муссолини расценил попытку пивного путча в Мюнхене, организованную Гитлером, как «бестолковое действо глупых ребят».

Муссолини скептически посмотрел на него. Но если какое-то сомнение и пронеслось у него в этот момент в голове, он быстро его рассеял. Выпятив нижнюю челюсть, он ударил кулаком по крышке стола и выпалил:

— Идея фашизма овладевает миром. Я подсказал Гитлеру много хороших идей. И вот теперь он следует за мной.

Из всех вечеров в жизни Элизабет Церути, жены итальянского посла в Германии, вечер в президентском дворце в Берлине был самым запомнившимся. Тогда были соблюдены все правила дипломатического протокола, но ей было непонятно, почему она и ее муж Витторио, стоявшие всегда в самом конце протокольного списка, вдруг 7 февраля 1933 года оказались в центре внимания. Вновь избранный канцлер Адольф Гитлер лично проводил ее на ужин дипломатического корпуса.

При мерцающем свете канделябров двести гостей приветствовал президент Веймарской республики восьмидесятишестилетний фельдмаршал Пауль фон Гинденбург, стоявший опираясь на трость из черного дерева. Взгляд Элизабет обежал подиум, ища своего партнера, но там его видно не было.

Вдруг в дальнем углу помещения она увидела Гитлера, стоявшего одиноко, бледного, но спокойного. Он скрестил руки на смокинге, впервые им надетом, и бесстрастно смотрел на президента. Ей показалось, что он предоставил Гинденбургу возможность покрасоваться на виду у всех, прекрасно осознавая: угол, в котором он стоял, превратился в «один из кардинальных пунктов вселенной».

Когда Гитлер нагнулся, чтобы поцеловать ей руку, она вспомнила ночь 30 января — дату рождения Третьего рейха: факельную процессию, шедшую мимо ведомства канцлера, громкий топот кованых сапог, звериный триумф песни о Хорсте Весселе, рвавшейся из тысяч глоток. Идя к своему месту за столом, она почувствовала, что ее неприязнь усилилась.

— Следи внимательно за Гитлером, — наставительно шепнул ей муж, — и не пропусти ни одного сказанного им слова.

Задача была не из легких. За ужином Гитлер, кипя от ярости к тем, кто находился в оппозиции к его приходу к власти, не раз принимался говорить, держа нож и вилку в сжатых кулаках и сверкая бледно- голубыми глазами: «Отныне Германия станет великой державой, законные требования которой мир должен будет признать». С ужасом сеньора Церутти заметила, что он даже трясся от неистовства. Голос его возвысился до истеричного крика, подобного тому, когда прачки наносят одна другой оскорбления.

Мысленно она сравнила его с Бенито Муссолини и назвала имя дуче.

Эффект оказался просто магическим. Глаза Гитлера сразу же смягчились, а голос принял более низкую и теплую окраску. Вот тут-то жена посла поняла, почему оказалась на месте для почетных гостей.

— Я слишком уважаю этого великого человека, — тихо сказал он ей, — чтобы обращаться к нему, не имея определенных позитивных результатов. Сейчас же положение изменилось, и я намерен с ним встретиться. — Невидящим взглядом он посмотрел на белую скатерть и сверкающий хрусталь и добавил: — Это будет самым счастливым днем моей жизни.

Было утро, созданное для поэтов и венецианцев. В пяти тысячах метрах под крылом «юнкерса» лагуна сверкала серебром, оттеняясь зеленью берега. Взглянув назад, личный пилот канцлера Адольфа Гитлера Ханс Бауэр отметил, что тот был взволнован прелестной картиной, открывшейся перед ними. Обратившись к своему пресс-атташе Отто Дитриху, он показывал знакомые ему по иллюстрациям исторические объекты — величественное здание храма Святой Марии, как бы выплывающее, подобно галеону, на всех парусах в большой канал, и сверкающие купола собора Святого Марка.

Бенито Муссолини, ожидавший их прилета на аэродроме Сан-Николо-ди-Лидо, был не в духе. В солнечное утро 14 июня 1934 года он впервые встречал Гитлера на итальянской земле и собирался серьезно с ним поговорить. Уже в течение нескольких месяцев нацисты в Австрии терроризировали клерикальное правительство канцлера Энгельберта Дольфуса. Стремясь к тому, чтобы Австрия оставалась независимым буферным государством, дуче не испытывал дружеских чувств по отношению к человеку, собиравшемуся аннексировать ее, — Адольфу Гитлеру, канцлеру и президенту, называвшему себя «фюрером».

Когда «юнкере» после приземления остановился, фашистские официальные лица пораскрывали рты от изумления. Черной военной форме Муссолини резко контрастировал дождевик немецкого фюрера цвета хаки с поясом, серый гражданский костюм и обычные кожаные ботинки. Стоило ему появиться в двери самолета, нервно поправляя фетровую шляпу, один из четырехсот репортеров услышал, как дуче тихо сказал хриплым голосом шефу своего пресс-бюро Джалеаццо Чиано:

— А он мне не нравится.

Это наложило своеобразный отпечаток на их двухдневную встречу. Муссолини снисходительно похлопал Гитлера по плечу, поприветствовав его по-немецки. Во время исполнения оркестром песни «Хорст Вессель» фюрер прошипел немецкому послу Ульриху фон Хасселю:

— Почему вы не посоветовали мне надеть военную форму?

Отношение Гитлера к Муссолини, высказанное им Элизабет Церутти восемнадцать месяцев тому назад, несколько изменилось. Хотя именно дуче показал ему дорогу к власти, продемонстрировав, как следует устранить парламент и заткнуть рот прессе, накинуть узду на народ и пересажать оппонентов, наконец, создать нелегальную армию, прибегнув к патриотическим лозунгам, его коробило пренебрежительное отношение к нему Муссолини, которое тот и не скрывал.

Первая их беседа в богато меблированном салоне дворца Стра окончилась к полному неудовольствию обоих диктаторов. Невзирая на то что говорил он на ломаном немецком языке, Муссолини отказался от переводчика, и беседа проходила за закрытыми дверями. Уже скоро послышались удары кулаком по столу и повышенные голоса с хорошо различимым словом «Австрия». Когда они вышли из салона, лица обоих были красными, как бы застывшими и недовольными.

В «Гранд-отеле», где остановился Гитлер, репортеры, собравшиеся на пресс-конференцию, встретили слова Джалеаццо Чиано, что встреча Гитлера с Муссолини прошла «в атмосфере полного радушия и сердечности», непристойно весело.

Гитлер постепенно начал понимать Муссолини, а того волновал не только вопрос независимости Австрии, но и его личные отношения с пятидесятиоднолетним Дольфусом, который ему нравился. В августе 1933 года он был со своей женою АЛЬБИНОЙ у него в гостях на вилле в Риччионе. Они тогда хорошо отдохнули, катаясь на лодках, плавая и совершая прогулки на катерах.