финансы — нынешний министр фон Крозиг;
военные вопросы — генерал Беремберг, командующий войсками в Восточной Пруссии (вне политики);
президент и внутренние дела в Пруссии — представитель партии.
Национальные группы, о которых я уже упоминал, должны слиться (встреча, которая состоялась в моем доме, дала возможность их представителям сконтактироваться).
Гитлер — самоуверен, будучи убежден, что его нежелание идти на компромисс себя оправдало. Афера Штрассера [13] закончена. Когда тот выступил со своей диссидентской декларацией, я сказал Гитлеру, бывшему в упадочническом настроении, чтобы он не вздумал уступать. Я его убедил, что, как бы ни было болезненно расставаться со старыми товарищами он должен подать пример: в революционном движении, как и в религиозном, должен быть только один лидер и один идеал.
Не знаю, насколько мои слова оказали влияние на Гитлера, однако буквально через несколько минут он выдвинул эту идею перед парламентской группой, повторив ее в моем присутствии Бальбо.
Я неоднократно говорил Штрассеру о необходимости примирения с Гитлером и убеждал Геринга в целесообразности уладить их спор. Однако Штрассер, оставаясь в рядах партии, попал под влияние Шляйхера и тем самым обрек себя на погибель. В некоторых кругах шли разговоры о том, что канцлер лишь искал подходящую формулировку, чтобы освободиться от диссидентов.
Кризис в партии коричневорубашечников, связанный с рядом осложнений, практически завершен. Теперь уже не играет большой роли, остается ли Штрассер в партии или нет, поскольку он уже не занимает никаких постов. Перед Гитлером встает теперь другая проблема, вытекающая из его попытки устранения полковника Рема [14], начальника штаба милиции [15], обвиняемого в гомосексуализме. До сих пор Гитлер не проявлял большого желания предпринимать какие-либо меры в этом плане, но, поскольку между нацистами и «Стальным шлемом» достигнуто взаимное согласие, он будет вынужден действовать. Рём — отличный организатор и надежный друг, но он не может оставаться на своем посту, не нанося вреда доброму имени милиции.
Я предупреждал различных нацистских деятелей, как ныне, так и в прошлом, быть аккуратными и внимательными и не упреждать события. Если власть завоевывается трудно, то удержать ее еще труднее. Любое неправильное действие может означать конец самому движению. Еще до взятия власти они должны были убедиться в наличии лиц, способных брать на себя руководство.
Об этом я говорил с Гитлером и Герингом еще в прошлом и надеюсь, что они знают теперь, как им поступать и действовать после взятия власти в свои руки, чтобы удержать ее в течение долгих лет, разрушая планы тех, кто предсказывал, будто бы Гитлер не продержится более трех лет».
«К моей информации от 23-го хочу дополнительно сообщить следующее.
Падение Шляйхера стало очевидным вечером 26-го. Никто, даже представители правого крыла, не предполагали, что события будут развиваться столь стремительно. В действительности в некоторых кругах правого крыла назначение Гитлера ставилось под сомнение, и высказывалась мысль, что Шляйхер продержится еще несколько недель.
Неожиданный уход канцлера в отставку был вызван целым рядом его ошибок и изоляцией, в которой он оказался, не говоря уже о его неспособности реально оценить обстановку.
Поскольку я намерен выслать вам подробности происходящего в самое ближайшее время, докладываю пока, что в воскресенье 29-го было, наконец, достигнуто соглашение между различные
В ночь с субботы на воскресенье прошли слухи об угрозе военного путча с целью отстранения Гинденбурга. Никто толком не знал, насколько правдоподобны были эти слухи. Нацистам, с которыми я общался дни и ночи, я сказал, что эти слухи звучат нелепо. Во всяком случае, я уверен, что все друзья Шляйхера будут смещены со своих постов.
Шляйхер окончательно себя скомпрометировал. Я никогда ему не доверял и считал его слишком амбициозным. (Его жена тоже очень амбициозна, что само по себе опасно, особенно в Германии, где женщины стремятся вмешиваться в политику, то есть соваться не в свое дело.)
Шляйхер, в моем представлении, имел благоприятную возможность, о чем я ему говорил не раз, помочь нацистам и создать единый национальный фронт. Но он оказался не в состоянии воспользоваться ситуацией, наоборот способствуя противопоставлению ведущих лиц и групп друг другу. Мастер маневра и интриг, верный последователь Брюнинга, не обладая, однако, его умением приспосабливаться, он вел себя как дилетант и потерял свои политические и военные позиции. В последние несколько дней казалось, чтф он потерял и голову.
Слабым звеном нового правительства является Хугенберг. Кроме его неспособности разобраться в экономической ситуации, на него влияют скрытные разногласия между националистами и национал- социалистами. Я говорил своим друзьям, что им следовало бы либо избавиться от Хугенберга, не провоцируя кризиса, либо заставить его придерживаться установленной линии. Предлагал я им также провести всеобщие выборы, и по возможности скорее. (Гитлер прошлой ночью в ходе большого факельного шествия сказал мне, что вполне согласен с моими предложениями.) Зелдте, Геринг и многие другие, в том числе и Шахт [16], сердечно поблагодарили меня за то, что я сделал в вопросе сплочения национальных сил. Гарцбургский фронт ведь был рожден в моем доме, союз со «Стальным шлемом» состоялся в основном благодаря мне, встречи в Риме в прошлом ноябре, да и в моем доме, оказали большое влияние на последующее развитие событий. Я счастлив, что мои усилия были замечены и признаны также фашистами и Италией.
Я не могу предсказать что-либо определенное в настоящее время, но готов отметить, что Гитлер и другие нацистские лидеры, с которыми я встречался (Гитлер хотел даже, чтобы я был с ним рядом во время недавнего факельного шествия, но я не захотел оказаться на виду), убеждены: их провал сейчас означал бы конец движения и начало хаоса в Германии. Все инициативы, предпринятые в этот период времени (мною было внесено очень много предложений), преследовали цель укрепления позиций нацистов и недопущения повторения прошлых ошибок, а также расстановку надежных людей на ключевые позиции, реорганизацию полиции и нанесение мощных ударов по левым.
О складывающейся ситуации хотел бы лично доложить вашему превосходительству. Если вы считаете это целесообразным, то я буду в Риме во второй половине месяца».
«Гитлер пригласил меня сегодня в свою канцелярию и сделал следующее заявление: «В качестве канцлера хочу сообщить вам, чтобы вы передали это его превосходительству, что моя позиция и политика дружбы по отношению к Италии, которую я проводил до этого, будут оставаться неизменными. Министр Нойрат разделяет мою точку зрения, хотя в самом министерстве сейчас положение довольно сложное. Невозможно сделать все сразу. Знайте, что я еще не сделал там необходимую кадровую перестановку в целях замены непригодных лиц. У моих людей нет еще достаточного опыта, но я надеюсь, что вокруг меня будут только самые надежные. Мне хотелось бы встретиться с Муссолини, а пока прошу передать ему мой сердечный привет и выражение восхищения. Теперь я могу ехать, куда хочу, но в Рим принципиально полечу самолетом даже в качестве частного лица. Своим положением я обязан фашизму. И хотя в обоих движениях имеются различия, неоспоримо, что Муссолини создал мировоззрение, которое объединяет две идеологии. Без этого я не смог бы занять свое нынешнее положение. Если справедливо, будто бы идеологии и системы не предназначены на экспорт, то верна и посылка, что идеи распространяются подобно лучам солнца и морским волнам».
Я ответил: «Я обязательно передам его превосходительству то, что вы столь любезно сообщили мне. Его превосходительство, насколько я знаю, постоянно следил за вашим движением и делами с большой симпатией, рад вашим теперешним успехам и с удовольствием выслушает ваше заявление, сделанное мне. Я имею полное представление о трудностях, которые вам предстоит преодолеть, но уверен, как был уверен и ранее, в ваших способностях справиться с ними.
Политика Италии проста, — добавил я далее, — это достижение соглашения четырех держав в
