декаде марта 1919 года согласился выполнить поручение о перевозке 143 ящиков с золотыми слитками, полученными от сотрудников особого отдела ставки Семенова в виде оплаты поставок по семеновским военным расходам.”
В статье далее приводится подсчет веса и стоимости золотых слитков, полученных Куросавой от Семенова. Из приводимых в статье выкладок получается, что японская армия в лице полковника Куросавы заполучила тогда от 8,5 до 9 тонн золота, стоимость которого в переводе на нынешние (послевоенные) цены составляет 13 миллиардов иен.
А затем, отвечая на риторический вопрос: “Что же стало далее с ценностями, находившимися в 143 ящиках, полученных Куросавой?”, автор сообщает следующее:
“Груз золота, находившийся в 143 ящиках, был поделен на две части: 63 ящика были тайком отправлены в Харбин, а 80 ящиков — в Чанчунь. При погрузке этих ящиков в железнодорожные вагоны, чиновники-служащие российской железной дороги (речь идет о КВЖД — И.Л.) потребовали было проведения проверки их содержания, но командование Квантунской армии отвергло это требование, заявив, что в ящиках находится “военный груз”. По пути следования поезда с названным грузом были выставлены вооруженные японские солдаты, и под их охраной груз был доставлен по месту назначения.”
В статье сообщается далее о секретных переговорах между высшими военными руководителями Японии в лице военного министра Хандзо Яманаси и начальника штаба Квантунской армии Мататасукэ Хамаомотэ, с одной стороны, и начальником органов информации и разведки японской армии в Чите, полковником Куросавой, с другой. Речь шла на этих переговорах о дальнейшей судьбе слитков золота, полученных Куросавой от Семенова. Участников этих переговоров, как выясняется, более всего заботил вопрос как использовать полученное японской стороной золото для обеспечения военных нужд японской армии.
Как явствует из статьи Томаки Абэ, перевозки золота производились так: слитки помещались в такие деревянные ящики, которые с первого взгляда нельзя было отличить от обычных грузов военного назначения. Восемьдесят таких ящиков были летом 1920 года перевезены из Чанчуня в Дайрэн (Дальний), а там их поместили в защищенные от огня хранилища Квантунской армии. Затем б августа 1920 года в 5 часов утра, когда людей на улицах не было и никто ничего не мог увидеть, ящики со слитками золота были из хранилищ доставлены в дайрэнское отделение японского банка “Тёсэн Гинко”. После того как служащие банка удостоверились в том, что в привезенных ящиках находились действительно золотые слитки, состоялся акт помещения этих слитков в названный банк.
Что касается других 63 ящиков, доставленных в Харбин, то, согласно сообщению из статьи в газете “Акахата”, они были переданы представителями японского военного руководства на хранение в Харбинское отделение того же самого банка “Тёсэн Гинко”, а в дальнейшем, находившееся в ящиках золото с ведома японцев использовалось проживающими в Харбине русскими эмигрантами, для ведения подрывной работы против Советского Союза. В секретных документах японского военного министерства, как отмечается в статье, имеется бумага, подписанная начальником штаба Квантунской армии Хамао-мотэ и адресованная заместителю военного министра Яманаси. В этой бумаге содержалось донесение о завершении передачи семеновских золотых слитков в местное отделение банка “Тёсэн Гинко.”
Комментируя далее перечисленные выше сведения, автор статьи в “Акахата” отмечает острейшую потребность японских военных руководителей в денежных средствах для покрытия все возраставших расходов императорской армии Японии на развертывание своих агрессивных действий в Китае. Свидетельством ненасытного стремления японских генералов к увеличению расходов на военные цели стали в 1920–1921 годах те секретные телеграммы, которые то и дело посылал заместитель военного министра Японии Яманаси в адрес командования японской экспедиционной армии во Владивостоке, а также в адрес начальника штаба Квантунской армии. Телеграммы уполномачивали японских военачальников на изъятие из банков различных денежных сумм под залог находившегося в этих банках русского золота и других драгоценностей с целью покрытия расходов японских вооруженных сил. Примечательно, что японских генералов при этом нисколько не смущало то обстоятельство, что золотые слитки были переданы им Семеновым не в виде подарка, а лишь “на хранение”. В телеграмме от 17 января 1921 года сообщалось, например, “Даже при отсутствии согласия Семенова изымайте эти деньги из банка и используйте их по своему усмотрению…”
И, судя по всему, это указание заместителя военного министра было без промедления выполнено его подчиненными, расценившими русское золото как “военный трофей” Японии, который можно было разбазаривать без зазрения совести.
В заключительной части статьи в “Акахате” ее автор — Томаки Абэ задается вопросом, куда же делась в последствии та огромная гора золотых слитков, которую японские генералы поместили “на хранение” в те или иные отделения банка “Тёсэн Гинко”? Вопрос этот не случаен: ведь согласно сведениями автора в январе 1923 года, то есть спустя месяц после эвакуации японских вооруженных сил из Приморья, командование японской экспедиционной армии официально передало в государственные хранилища в качестве военного трофея всего лишь два слитка золота общим весом в 7,5 килограммов. А куда делись остальные слитки хотя бы из того золотого груза, который был передан японским военным “на хранение”? — Ясного ответа на этот вопрос никто из военных руководителей Японии в те годы так и не дал. По мнению автора статьи в “Акахате” Томаки Абэ наибольшая доля этих слитков прилипла к рукам японских генералов и политиков, которые либо тайком разделили российское золото между собой, либо пустили его на какие-то нечистые политические цели.
Эпопея с получением японцами от Семенова 143 ящиков с российским золотом летом 1920 года, как свидетельствовали дальнейшие события, представляла собой далеко не единственный и отнюдь не последний акт разграбления японцами в союзе с белогвардейскими генералами той части золотого запаса России, которая оказалась в Сибири и на Дальнем Востоке в дни, когда японские интервенты установили свой вооруженный контроль над этими районами нашей страны.
На этом “семеновские” поставки российского золота в Японию не закончились. Как потом утверждал сам Семенов, осенью 1920 года с целью оплаты его военных расходов им была отправлена в Японию еще одна партия золота, использованная для получения японской валюты. Сумма, полученная при реализации в Японии этого золота в размере 1.400.000 иен была привезена 20 сентября 1920 года генералу Подтягину сотрудником Читинского государственного банка Иваном Лосевым и передана ему под расписку в качестве российских государственных денег, предназначенных для оплаты военных заказов.
Оприходовав таким путем российские деньги, полученные от семеновцев, Подтягин положил их в банк “Ёкохама Сёкин Гинко”. В связи с тем, что японская сторона не произвела в дальнейшем поставок заказанного ей семеновцами военного снаряжения, деньги, положенные в названный банк генералом Подтягиным, находившимся в Токио в качестве полномочного военного представителя России, так и остались на многие годы на счету банка “Ёкохама Сёкин Гинко” в качестве невостребованной российской государственной собственности. Так из рук атамана Семенова заполучила японская сторона еще одну долю российского золотого запаса, причем эту долю Россия не смогла в дальнейшем востребовать по причине затянувшейся в стране гражданской войны и прочих осложняющих обстоятельств внутреннего порядка.
Кстати сказать, на банковских счетах военного представителя России в Японии генерала М. Подтягина оказались в те же годы не только “семеновские” деньги, но и большие суммы, переведенные в его распоряжение еще до революции царским правительством, рассматривавшим его как своего официального представителя в Японии. Точно определить общую сумму тогдашних депозитов Подтягина в японских банках
