сочло возможным открыто “наложить лапу” на вагоны с “царским” золотом, бдительно охранявшиеся колчаковцами. Но помыслы японских генералов уже стремились в этом направлении.
Следует сказать, что отношения колчаковских генералов с японским военным командованием в Сибири и Забайкалье были далеко не безоблачными. На японцев колчаковцы смотрели косо, считая, и с полным на то основанием, что Япония не была заинтересована в сохранении целостности России и проводила политику создания в оккупированных ею районах Сибири, Забайкалья, Приамурья и Приморья нескольких сепаратных военных режимов во главе с переметнувшимися на японскую сторону и действовавшими по японской указке некоторыми из белогвардейских генералов и казачьих атаманов. Таковыми были в частности: Семенов, Хорват, Калмыков, Гамов и другие. Вот, что писал в последствии об этой братии один из видных членов колчаковского правительства Г.К. Гинсь: “Отряды Семенова и Калмыкова, составлявшиеся из самых случайных элементов, не признавали ни права собственности, ни закона, ни власти. Семенов производил выемки из любых железнодорожных складов, задерживал и конфисковывал грузы, обыскивал поезда, ограбляя пассажиров. Отряд Калмыкова специализировался, главным образом, на грабежах… Несмотря на это, японская военная миссия все время оказывала денежную и материальную помощь атаманам.”] Не случайно поэтому уцелевшие после разгрома под Омском и Иркутском командиры отдельных колчаковских воинских подразделений не торопились отдавать “царское” золото в руки японских интервентов, предлагавших свои услуги в качестве “хранителей” царских богатств.
Однако в январе 1920 года остатки эшелона с “царским” золотом стали распадаться и уходить из под контроля колчаковских генералов, чьи разгромленные в боях вооруженные силы таяли день ото дня. В первую очередь стремление завладеть дорогим грузом обнаружил белогвардейский генерал, казачий атаман Г. Семенов, который, игнорируя волю Колчака, назначившего своим заместителем генерала С. Розанова, объявил себя правоприемником “верховного правителя России” с явной заявкой на все принадлежавшее колчаковцам имущество, включая еще хранившееся в их вагонах ящики с “царским” золотом. А реальных возможностей для захвата этого имущества у Семенова оказалось немало по той простой причине, что находившиеся в его подчинении вооруженные силы еще не были ослаблены в боях с отрядами “красных”, а потому превосходили по боеспособности остатки колчаковской армии и к тому же опирались на поддержку японских генералов, командующих экспедиционными войсками Японии в Сибири и на Дальнем Востоке. Да и японское командование в своих планах превращения российского Дальнего Востока в японскую колонию делало в первую очередь ставку на Г. Семенова, а не на колчаковцев.
В сущности, как показал дальнейший ход событий, Семенов, хотя и называл себя русским генералом, представлял собой на деле японского наемника. С самого начала военное командование Японии, осуществлявшее в то время широкомасштабное вторжение в пределы России, установило контакты с Семеновым и стало оказывать ему активную закулисную поддержку. К семеновскому казачьему войску, захватившему Забайкалье, был прикомандирован японский подполковник Хитоси Куросава, через которого в дальнейшем японское военное командование направляло Семенову свои указания и директивы.
Более того, при Семенове в качестве его личных “советников” постоянно находились еще два японца: майор Синкэй Куроки и некто Эйтаро Сэно, осуществлявшие повседневный контроль за действиями казачьего генерала, который по сути дела с первых же дней вторжения в Забайкалье превратился фактически в японскую марионетку. Вот, что писал по этому поводу в своей книге видный японский ученый- историк профессор Тихиро Хосоя: “Одной из стратегических линий, проводившихся в жизнь японским императором стал курс на создание контрреволюционных “марионеточных режимов” с тем чтобы таким косвенным путем упрочивать свой контроль над территорией Сибири. В ходе осуществления этой цели первым кандидатом на роль марионетки стал Григорий Семенов. Воспитанный в семье смешанных кровей — его отец был забайкальский казак, а мать — бурятка, Семенов принял участие в сражениях первой империалистической войны, дослужился до чина капитана, а затем, когда произошла революция, он втянулся в деятельность, направленную на установление контрреволюционной власти в Забайкалье. Сделав своей базой северную Маньчжурию, он стал создавать там антибольшевистские отряды, опираясь на Маньчжурию как на тыловой плацдарм. В начале января 1918 года эти отряды обрели достаточно сил, пересекли границу и вступили в Сибирь. Японская армия поспешила первой установить контакты с Семеновым. Надежды, возлагавшиеся при этом на Семенова, сводились к тому, чтобы выдавая его за поборника “самостоятельности и независимости”, осуществлять линию своего Генштаба на использование Семенова для закрепления своего господства над Забайкальем, а точнее говоря, своего единовластного контроля над забайкальской железной дорогой”.
Темной личности атамана Семенова здесь уделяется столь большое внимание лишь потому, что именно этот японский прихвостень сыграл в дальнейшем самую неблаговидную и, пожалуй, самую крупную роль в похищении Японией российского золота. Реальное соотношение сил, сложившееся тогда между различными отрядами белогвардейцев, позволило атаману Семенову изъять у колчаковцев часть ящиков с золотом сразу же после того, как этот груз оказался на территории Забайкалья. Случайным свидетелем этой бандитской операции стал один из членов бывшего колчаковского правительства Г. К. Гинсь в воспоминаниях которого имеется следующая запись: “Я узнал, что атаман (Семенов — И.Л.) дал слово своим друзьям не выпускать из Читы задержанные там две тысячи пудов золота. Золото перевозили из вагонов в кладовые банка при пушечной пальбе, напоминавшей салютование по случаю восшествия на престол”.
Значительную часть своей добычи Семенов безотлагательно направил в Японию на закупки оружия и боеприпасов, предполагая, — видимо, повысить боеспособность находившихся под его командованием отрядов и тем самым упрочить свою власть в Забайкалье. Весной 1920 года по поручению атамана в Токио направился генерал-майор Сыробоярский, который договорился с официальным военным представителем России в Японии генерал-майором М.П. Подтягиным о том, что последний начнет переговоры с японской стороной по поводу требуемых военных поставок. По данным профессора В. Сироткина вскоре, а именно в марте 1920 года, атаман Семенов отправил через порт Дальний в город Осаку в адрес банка “Тёсэн Гинко” 33 ящика золота, которое там было обменено на японскую валюту.
С этими данными перекликается и та подробная информация о получении японцами русского золота из рук Семенова, которую сообщила своим читателям японская газета “Акахата”. Ниже привожу с небольшими сокращениями содержание статьи Томаки Абэ, опубликованной в названной газете 11 сентября 1977 года под заголовком: “Исчезнувшие слитки золота. Их нынешняя цена 13 миллиардов иен. 143 ящика были отправлены как груз военного назначения”.
Сначала в статье сообщается о том, что приведенные в ней сведения получены из закрытого для посторонних книгохранилища “Сухопутных сил самообороны”, находящегося в здании Управления обороны, которое, как известно, в современной Японии осуществляет фактически функции военного министерства. При этом указывается тот сборник документов, где содержатся приведенные ниже факты. Сборник, озаглавленный “Журнал секретных записей, касающихся Сибири”, представляет собой подборку секретных телеграмм, которыми обменивались военное министерство императорской Японии с командованием японского экспедиционного корпуса в Сибири. Все эти телеграммы были помечены специальным грифом “секретно”. В статье излагается и комментируется содержание одной из телеграмм, датированной мартом 1920 года и озаглавленной “Дело о принятии на хранение золотых слитков Семенова”. Рассказывая читателям о “горе золотых слитков, от которой рябило в глазах”, автор статьи пишет далее: “История со слитками золота началась с того, что Семенов в марте 1920 года поручил перевозку большого числа слитков золота полковнику Хитоси Куросаве, который возглавлял в Чите (где находилась ставка Семенова — И.Л.) органы информации и разведки японской армии. Судя по всему, можно утверждать, что при этом Семенов сказал следующее: “Сегодня меня преследует революционная армия. Но ни при каких обстоятельствах я не сложу оружия и намерен вскоре повернуть ход событий в свою пользу.
Не смогла бы японская армия до наступления этого времени взять у меня золотые слитки на хранение”. Японская армия, поддерживавшая антиреволюционные силы, естественно, согласилась на это. В тексте секретной телеграммы говорилось следующее: “находившийся в Чите полковник Куросава в первой
