стоять часами у подъезда неприлично. В прошлом году, когда у меня был один наш одаренный. Вика подкарауливала нас и говорила: «Ах, какая неожиданная приятная встреча! Маруся, приглашай своего знакомого в гости, я просто мечтаю поговорить с таким умным человеком». А мы с ним хотели поговорить отдельно от всех, тем более от Вики.
– Ах, какая неожиданная приятная встреча! Вика, приглашай своего знакомого в гости, я мечтаю поговорить с таким умным человеком, – сказала я.
– Ваша бабушка – удивительная женщина, – нежно сказал критик, – вы знаете, мне всю жизнь казалось, что человек в белом халате – это полубог, небожитель…
Я удивленно оглядела Вику – она была в белых джинсах и белой куртке, но не в халате.
– А… – сказала я и закрыла рот. Вика посмотрела на меня с выражением «Задашь хоть один вопрос, сама будешь жить на небе!».
– В гости! Да! Но ровно в шесть часов мне нужно будет выйти, у меня деловая встреча, то есть мне нужно в больницу, – сердитой скороговоркой сказала Вика, и критик радостно распахнул перед нами дверь подъезда.
Пока мы поднимались по лестнице, Викин критик рассказывал о какой-то своей знакомой, которая тридцать лет принимала роды в Снигиревке.
Снигиревка – это роддом на улице Маяковского, Санечка там родился, и Вика тоже там родилась. О знакомой критика говорят: «Она лучший врач в городе, у нее любая родит». Критик восхищался – помогать детям появиться на свет – самая поэтическая профессия на свете…
Восхищаться кем-то, кого мы не знаем, было странно, но критики вообще странные люди. Сами не умеют написать книжку, поставить спектакль, играть на сцене, а других судят. Мне кажется, у всех критиков душевная рана – они все это хотели, но не смогли.
А что, если мне кажется, что я смогу? Поставить спектакль или написать книжку? А на самом деле я ничего не смогу? Тогда я смогу стать критиком.
– Это я, имей в виду, что это я, – улучив момент, шепнула мне Вика, – я тридцать лет в Снигиревке, у меня любая родит.
О-о! Понятно. Для критика Вика – врач-гинеколог, известный человек в городе, тридцать лет в Снигиревке, у нее любая родит. Солидная дама, владелица успешного бизнеса, а опять выдает себя за другого человека!
– Виктория, вы ходите как королева, – произнес критик.
– Привыкла к обходам в окружении врачей и студентов, – пояснила Вика.
Мой преподаватель по психологии говорит, что каждый человек живет в своем жанре. Катька живет в лирической мелодраме, Санечка – в романе, а Викин жанр – комедия. Но выдавать себя за другого человека – это уж слишком! Это уже не комедия, а гротеск! Жадина Вика, одной жизни ей мало, вот и придумала себе две жизни – покорные медсестры, покорные роженицы, и она среди них, вся в цветах, как королева.
У входа в наш тамбур стояла очередь из людей в костюмах и галстуках.
Вика заметалась глазами – очередь-критик, критик-очередь.
– Маруся, что это? – беспомощно спросила она.
Как что? Очередь с деньгами. Первого числа каждого месяца в 18.00 к Вике выстраивается очередь с деньгами.
Викин бизнес – недвижимость. Вика домовладелица, у нее пять квартир в нашем доме. Она сдает квартиры разным фирмам, и первого числа каждого месяца фирмы приносят ей деньги.
– Я врач, поэтическая натура, – прошептала Вика. – По-твоему, поэтическая натура собирает деньги с фирм как персонаж Достоевского? – И громко повторила: – Маруся! Я тебе говорю – что это?
– Это ко мне, – сказала я, – то есть, КАЖЕТСЯ, это ко мне. КАЖЕТСЯ, я завтра в лицей не пойду.
Вика и посмотрела на меня с выражением «Я тебе покажу, шантажистка!» и сладко пропела:
– Конечно, дорогая…
Вика любит недвижимость как десять тысяч персонажей Достоевского! Недвижимость для нее как наркотик. Она все время что-то комбинирует, продает, покупает, называя площадь кухни или ванной с точностью до сантиметра. При словах «квадратный метр» у нее загораются глаза, сжимаются губы – Зверь готовится к прыжку.
Санечка говорит, что раньше Вика была «одинокая женщина интеллигентной профессии», и когда пришла новая жизнь, она взяла новую жизнь за горло и велела – будь моей! Санечка говорит: «Викон, какая у тебя хватка» – и иронически улыбается. Но разве «хватка», «все сама», умение мгновенно ориентироваться – это не предмет гордости? Просто Санечка ко всему относится с иронией.
– Я вынесу тебе классный журнал и сумку для денег. Пересчитай два раза. Ты помнишь некрасивые слова?
У Вики есть книга, похожая на классный журнал, в ней она ставит фирмам отметки за поведение – тишина чистота, вынос мусора, оплата вперед. У Вики нет должников, ей не нравятся слова «кризис», «временные трудности», «в долг». Она говорит, это некрасивые слова.
Я поставила сумку с деньгами в прихожей.
Ко мне пришла музыка.
Потом Санечка с Эллой, потом Вика – за сумкой.
Вика поговорила с Эллой о литературе.
– Видите ли, – сказала Вика, – в нашей литературоцентрированной стране обилие новой развлекательной литературы воспринимается интеллигентными людьми болезненно, но нужно признаться, что…
– Что? – спросила Элла.
– Нужно признаться, что… – повторила Вика и задумалась.
– Сама придумала? – хитро улыбаясь, спросил Санечка, когда Элла отвернулась, – не верю…
– Ну и не верь, мне-то что, – ответила Вика.
Она очень победительная, вся светится.
У всех в этой семье романы – Санечка и Швабра, Катька и роль, Вика и критик.
Сначала профессор, а потом еще и критик – один роман рождает другой роман, как цепная реакция.
А у меня что? Вот мое мужское окружение: Атлант, М., малышка Элик. Атлант – гений красоты и М. Оба гениальны и недоступны.
Даже если в меня влюбится малышка Элик, даже если в меня влюбится весь мир и у меня появится кураж, Атлант и М. меня не заметят, так и будут стоять, невыносимо прекрасные.
Моя главная жизнь
Катька репетирует Машу.
Но она совсем не кажется счастливой!
Она всегда так громко радуется мелочам: «Прямо под нами залили каток!! Чур, ты меня катаешь, а потом я тебя!» или «Открылась новогодняя ярмарка, пойдем скорей!» Обходит увешанные гирляндами киоски, стреляет в тире. Так трогательно радуется выигранной свистульке, так наслаждается жизнью, как будто родилась для мороженого и каруселей. Что же, свистулька радует ее больше, чем роль?
Катька нервничает так сильно, как будто от этого зависит вся ее жизнь. А от чего – кто бы мог подумать!.. Не от роли.
Выяснилось, когда мы все пошли в театр.
Вика пошла на большую сцену, на «Бесприданницу», с профессором и критиком. Сидела в первом ряду между ними, и наверняка каждый из них держал ее за руку. Вика любит, когда ее обожают группой, считает, что от двух мужчин она получит не в два раза больше восхищения, а в три. Вот у нее уже и профессор, и критик. Она делает, что хочет, а оба смотрят на Вику влюбленно и немного с опаской, как всегда все ее мужчины.
