Обнаружилось еще одно удивительное совпадение – оба русских мальчика «попали в еврейскую историю», то есть были женаты на еврейках.

Соня и дяди-Юрина жена Ида служили в однопрофильных НИИ и получали рубль в рубль одинаковую зарплату. Даже жили они в то время в неотличимых спальных районах, идентичных трехкомнатных хрущевках, обе квартиры на третьем этаже.

Единственное семейное отличие состояло в том, что тетя Ида родила мальчика Олега, а Соня – девочку Дашу. Возобновить отношения и начать теперь уже семейную дружбу решили с детей, а жены, подумали друзья, потом уж как-нибудь подружатся, никуда не денутся. Десятилетнего Олега отправили на каникулы в Ленинград к девятилетней Даше.

Поздно вечером Папа поехал на Московский вокзал встречать Олега, а Даша так страшно волновалась, что ни за что не соглашалась лечь спать и заснула, сидя на диване в своем самом нарядном платье.

Олег утверждал, что проснулся утром в гостях от торжествующего вопля сидящей у него на животе Даши:

– Ура, ура, у тебя тоже прыщ на носу!

Это было, конечно же, чистейшее вранье, не могла Даша – благовоспитанная девочка – так разнузданно вести себя с чужим мальчишкой… Правда, чужим он не был ни одной минуты, так что, возможно, именно так они и познакомились. С той же первой минуты оказалось, что Ида и Соня воспитывали случайно разлученных брата и сестру: они читали одни и те же книги, любили одинаковые игры и болтали ночами напролет.

Олег сначала немного стеснялся Соню. Расспрашивая его о московской жизни, она задавала необязательные вежливые вопросы:

«А какой предмет в школе тебе больше всего нравится?.. А кем ты собираешься быть?.. А спортом ты занимаешься?»

– А твоя мама полная? – потупив взгляд, однажды неожиданно спросила Соня. – Полнее меня?

Она вечно боролась с полнотой, и полнота все легче побеждала Соню. Олег удивился, но ему показалось, что Соня наконец заговорила о чем-то для нее важном, поэтому он, вдумчиво рассмотрев Соню со всех сторон, серьезно ответил:

– Трудно сказать. Но мама довольно полная.

– Полная… это хорошо, – удовлетворенно протянула Соня. – А какой у нее размер?

Похоже, что она ничем не отличалась от Даши, радовавшейся прыщику на Олеговом носу, а Даша ничем не отличалась от Олега, а Папа так любил дядю Юру, что Иде и Соне оставалось решительно подружиться и полюбить друг друга и всех остальных.

Ида действительно была полная, полнее Сони, но если Соня всегда помнила, что она красавица, и двигалась медленно и плавно, то Ида мелкими быстрыми движениями крутилась, как с утра заведенный волчок. Соня жила сосредоточенно и ответственно, совершая над собой и другими множество усилий с тем, чтобы все шло как надлежит.

– Даша, Олег, быстрее завтракать! – сжав губы от возложенной на нее жизнью ответственности, звала она в восемь часов утра. – Так! Сейчас мы едем в Ломоносов, в Китайский дворец, потом очень быстро обедаем, а вечером вы идете в театр.

Ида же вдруг случайно замечала Дашу с Олегом в час дня валяющимися на кроватях и с расслабленной улыбкой говорила:

– Ребятки, а может, вам вообще сегодня не вставать, обед я вам сюда подам…

Она могла переделать тысячу дел и только к вечеру, когда заканчивался ее завод, присесть на диван и, засмеявшись, воскликнуть:

– Ой, а умыться-то я сегодня забыла!

Теперь дети ездили друг к другу на все каникулы. Московская и ленинградская семьи вместе лежали на пляже в Крыму и спали в палатках на озере Селигер, пели песни на подмосковной даче Идиных родных и пинками гнали Дашу с Олегом в филармонию в Ленинграде.

Повсюду за ними следовал Сонин контролирующий взгляд: занять лежаки в тени, до самого верха застегнуть спальники… и Идина улыбка, говорящая «ребятки, расслабьтесь!».

С того времени как Дашина семья перебралась в центр и Соня начала ежедневно прогуливаться по Гостиному Двору, мужья носили одинаковую обувь, а они с Идой одни и те же платья. Дети же часто бывали одеты как близнецы.

Даша всегда знала, что есть Олег, он всегда знал, что есть Даша. После Папиной смерти дома было так ужасно тоскливо, казалось, из него ушла навсегда даже самая маленькая радость, больше никто не засмеется, не улыбнется даже… У Сони все валилось из рук, она не могла читать, забывала на работе сумку, а в метро зонтик… Пришла как-то с работы и начала с порога плакать – ее обсчитали в кулинарии «Метрополя».

– Я хотела купить паштет, это так дорого, но ты же любишь! Я хотела купить немного, а мне недодали две десятки, на что теперь мы будем жить! – всхлипывала она, и Даша, отвернувшись, плакала от жалости к ней.

Сонино детство и юность были такими голодными и раздетыми, что, рано став профессорской женой и ни в чем не нуждаясь, она поместила ощущения нужды очень глубоко в себя. После смерти мужа загнанный вглубь страх нужды вырвался наружу со скоростью пробки под давлением, быстро став настоящей манией.

Основания для такого страха были серьезные. Папа получал большую зарплату, деньги за патенты и изобретения, и жизнь втроем на тысячу отличалась от существования вдвоем на Сонины сто сорок плюс сорок рублей Дашиной стипендии…

Однажды Соне пришло в голову, что им с Дашей необходимо заготовить корм на зиму, например, заквасить капусту. Целый вечер они вдвоем упорно стругали бесконечные кочаны, резали морковку. Весь кухонный стол, который Папа часто занимал своими бумагами, был покрыт омерзительными капустными стружками. Не совсем четко представляя себе, что с ними делают дальше, Соня пошла звонить Аде и заснула. Даша выбросила нарезанную капусту, оставив немного на случай, если у Сони не пройдет приступ хозяйственного рвения. Пожалуйста, давай заквасим, если ты настаиваешь…

Соня даже не вспомнила про капусту, хозяйственное рвение прошло, но страх, что им не на что будет есть, остался… Сбережений не было, они могли лишь продать машину, но не ранее чем через полгода, когда пройдет срок вступления в права наследования.

В апреле приехал на неделю Олег проведать Соню и Дашу. Проведал, поменял билет и остался еще на неделю, а потом сдал билет, а новый пока покупать не стал.

Специального решения о том, что он остается в Ленинграде, не принималось. Обсуждать, в каком качестве Олег живет с ними, было вообще странно. Друг семьи, Дашин муж, жених, подружка – какая глупость! Олег, и все!

Соня начала улыбаться, вечерами сидела с ними на кухне, один раз пошутила, а однажды даже засмеялась со всхлипом, как раньше… Приехал дядя Юра, и Даша почувствовала себя совсем уютно и уверенно. После Папиной смерти было так страшно, что теперешнее спокойствие показалось ей едва ли не лучшим временем, которое было в ее жизни.

Крупный, похожий на «Мишку на Севере» с конфетного фантика, дядя Юра тихим низким голосом сказал Соне и Даше:

– Вы молодцы, девочки, справляетесь, – и она, как в детстве, потерлась щекой об его плечо. Дядя Юра привез документы Олега для перевода на четвертый курс Ленинградского строительного института.

Долго сидели на кухне все вместе, потом взрослые разошлись спать по своим комнатам. Дядю Юру положили спать в Папин кабинет, где раньше ночевал Олег, а ему с Дашей, как в детстве, досталось ночевать вместе.

Вдруг совершенно ясным стало, что Олег всегда любил Дашу, а ей очень хорошо с Олегом – все хорошо, и молчать, и разговаривать, и любить его. Олег высокий, почти метр девяносто, неуклюжий от такого огромного роста, у него мягкое, такое же, как у дяди Юры, лицо, Идины темные глаза в длинных ресницах всегда смотрят чуть обиженно…

К тому же многие девочки-однокурсницы уже были замужем… Марина с Женькой неожиданно для всех подали заявление в ЗАГС… Кого бы Даша ни выбрала себе в мужья, привести домой чужого было бы