движения — очень печальное. Не было никаких данных ожидать откуда?нибудь помощи при борьбе с большевиками в Сибири как для русских в Приморье, так и Унгерну в Монголии.
Японское командование, уведя своих солдат из Забайкалья и Амурской области, имело небольшую часть во Владивостоке, но оно ни меркуловскому, а тем более правительству генерала Дитерихса помощи ни в какой мере не оказывало. Общая политическая ситуация Белого движения, как теперь автору стало известно, была безнадежна. О ней никто, кроме Унгерна, в Монголии не знал, а он ни с кем и никогда не делился теми сведениями, какие получал с востока, даже с ближайшим своим помощником Резухиным.
Начальником штаба у генерала Унгерна числился бывший помощник присяжного поверенного К. Н. Ивановский — человек молодой, культурный, общительный и доброжелательный. Откуда и как он попал в Ургу — не помню. Делал ли он какую?нибудь штабную работу или нет — не знаю. Полагаю, что не делал, так как, будучи глубоко штатским человеком, он ее делать не мог. Не был причастен к экзекуциям. Вероятнее всего, он был приятным слушателем и оппонентом Унгерну, когда последнему хотелось пофилософствовать. Ивановский отредактировал наброски приказа № 15. Ивановский оказался одним из счастливых людей, благополучно отошедших от Унгерна. Когда Унгерн уходил в поход на Русь, он, снабдив Ивановского порядочной суммой денег и перевозочными средствами, отправил его с донесением к атаману Семенову.
Настроение чинов Азиатской конной дивизии и в других отрядах было удовлетворительным. Многие, в том числе и автор, верили, что власть большевиков недолговечна, что народные массы ее ненавидят и ждут только толчка извне, чтобы дружно подняться против большевиков. Появись сильный противоболыиевистский кулак на Руси, он будет расти, как снежный ком, катящийся по рыхлому зимнему полю, увеличиваясь и увеличиваясь в объеме по мере движения до размеров, страшных для большевиков. Ныне, по прошествии 20 лет, высказанные мысли кажутся смешными или детскими, но тогда мы верили в них и шли за осуществление их умирать.
Наряду с убежденными борцами с большевиками, большинство жило сегодняшним днем, не задумываясь о будущем. Прочитанный приказ № 15 по Азиатской конной дивизии не оставлял никакого сомнения, что скоро пойдем на Русь. Подготовка к походу на Русь велась открыто, и приказ № 15, конечно, скоро попал в руки большевиков. Большевики стали принимать экстренные меры к защите границы от Мензы до Хубсугула. Сами они опасались нарушать монгольскую границу без крайней нужды. Они сформировали из красноармейцев действительной службы партизанские отряды, выслав их в район 1 — го казачьего отделения Забайкальского войска. Стали подтягивать к границе 30–ю пехотную дивизию и Кубанскую конную дивизию.
Для генерала Унгерна вся обстановка в Монголии с внешней стороны была как будто бы самая благоприятная, но ныне, по прошествии двух десятков лет, анализируя отношение монгол к Унгерну перед уходом его в пределы России для борьбы с большевиками, нужно признать, что хозяева страны — монголы — через четыре месяца полного владычества генерала над Монголией разочаровались в нем, и главные причины были следующие.
Правящий класс Монголии преследовал свои узко национальные цели. Для них было главным крепко забронироваться от векового врага — китайцев, изгнать их с территории Монголии, тогда как генерал Унгерн вел переписку с большими китайскими генералами и сановниками в Маньчжурии и Пекине. Монголы возмущались гуманным и покровительственным отношением Унгерна к пленным гами- нам, часть их принял к себе на службу и заставил монгол плечо к плечу сражаться с ними за непонятные им идеалы. Они поняли, что Монголия для Унгерна недорога, а служит лишь средством и плацдармом для его личных целей.
Князья, чиновники, ламы и, говорят, сам Богдо — гэгэн испытывали животный страх при виде Унгерна и все лица, стоящие ниже Богдо — гэгэна, трепетали перед бароновским ташуром. Избегали видеться с ним, предпочитая вести все сношения с ним через Жамболона. Им была понятна смертная казнь за проступки, но непонятно и претило избиение нойонов ташуром, что противоречило основному принципу командования великого Чингисхана.
В Монголии в 1920–1921 гг. Шабинское ведомство (ламаистское) было вершителем всей жизни. Генерал Унгерн думал, что он щедрой рукой дает деньги ламам, раздав им 150–200 тысяч зол. руб., но для 150000 лам Монголии такая подачка была слишком незначительна. Нужны были десятки миллионов рублей, чтобы купить душой и телом лам и сделать их послушным орудием в своих руках. Таких денег у генерала Унгерна не было, а без денег он не нашел других средств привлечь сердца лам, хотя и был сам ламаистом. Ламы на 95 % плохо разбирались в “красных” и “белых”, тянулись к более сильным русским, которые дадут им защиту от китайцев, да и денег у сильного больше.
Была недовольна генералом Унгерном и общая народная масса монгол, особенно богатые князья за беспорядочные, непосильные налагаемые законные и беззаконные реквизиции.
Пожалуй, сам Богдо — гэгэн один из немногих больших лам Монголии понимал угрозу безбожного большевизма, но, вероятно, понимал, что находится в числе меньшинства, и не рисковал встать в оппозицию к массам. Когда Унгерн выдвинул проект переселения Богдо — гэгэна с семьей из Урги в Западную Монголию (в Улясутай), то этот проект показал монголам нежелание или неспособность Унгерна защищать Да — хурэ от советских войск, и второе — что Унгерн не есть непобедимый бог войны, а следовательно, нечего за ним и тянуться. Под разными предлогами Богдо- гэгэн на этот проект генерала Унгерна не дал ответа и остался в Урге, выжидая событий, предоставив Унгерну идти своей дорогой. Люди, жившие в Монголии в 1921–1924 гг., утверждают, что Богдо — гэгэн один из немногих остался верен генералу Унгерну, признавая его за истинного избавителя Монголии от векового китайского ярма.
Приказ № 15 не вызывал энтузиазма у офицеров, а тем более у всадников. Он был слишком длинный, туманно — мистический, малопонятный. На разборе приказа не будем останавливаться. Каждый его поймет под своим углом зрения. Нужно отметить лишь неоспоримые положения: 1) жестокость — смерть, смерть… во всех видах; б) отсутствие реального учета сил противника, с которым генерал Унгерн малоуспешно боролся в Забайкалье и ушел от большевиков из района Акши; в) умышленно или по неведению он пишет о выступлении атамана Семенова, когда должен был знать (постоянная связь через курьеров), что во Владивостоке междуцарствие (большевики, японцы, белые, власть к братьям Меркуловым перешла лишь 26 мая 1921 г.) и что Семенов не у дел и сидит в Дайрене; г) девиз на знаменах: “Великий князь Михаил Александрович” — еще менее понятен, так как Унгерн не мог не знать, что великого князя Михаила Александровича нет в живых; д) непоследовательность его слов с делом: в то время как в руководящем приказе он точно говорил о базах секторов, на которые следует опираться, сам с легким сердцем оторвался и бросил свою базу — Ургу после Троицкосавского разгрома.
В приказе, как в зеркале, отразилось мировоззрение Унгерна, построенное на нереалистических предпосылках. Припоминаю разговоры о сути и характере приказа среди культурного офицерства дивизии. Тогда уже было ясно, что в приказе много передержек и нереальных предпосылок, но в полной мере его несостоятельность выявилась с течением времени.
Многие верили в счастливую звезду Унгерна и в то, что Провидение избрало его для совершения великих дел, и безоговорочно пошли за ним. Главное же — не приказ и не генерал Унгерн воодушевлял бойцов Азиатской конной дивизии, и не они двигали на великие жертвы, а
Нужно думать, что в приказе уменьшена оценка сил противника, чтобы не испугать малодушных, тогда как об этом нужно было упомянуть, прежде всего, указав силы Красной армии на линии от Новосибирска до Читы, кои выражались в 4–й и 5–й советских армиях числом до 100000 бойцов. Нужно было дать директивы, как эти армии расчленить и бить по частям. Красная армия в 100 тысяч легко истребит мелкие партизанские отряды в 1000–2000 человек, плохо вооруженные, без достаточных огнестрельных припасов и далекой тыловой монгольской позиции. Очевидно и требование каких?то новых принципов ведения войны, чтобы горсточка людей, даже при сочувствии населения, могла бы противоборствовать силе Красной армии в Восточной Сибири.
Подготовка к походу на Русь.
В конце мая 1921 года военные планы и силы генерала Унгерна вырисовывались так.
1) 1–я бригада Азиатской конной дивизии под личным начальством самого генерала Унгерна:
1- й и 4–й конные полки (Парыгин и Марков) — 10 сотен, 1000 бойцов.
1 — я и 2–я батареи — подполковник Дмитриев — 8 орудий, 120 бойцов.
