убивать русских, ван — хурэнские русские резиденты, наслышанные о прекрасном полковнике Казагранди, пригласили его прийти с отрядом на постой и для защиты в Ван — хурэ. Примерно в начале января 1921 г. Казагранди с отрядом в 80–90 человек прибыл в Ван — хурэ.
За короткое время отряд полковника Казагранди в Ван — хурэ значительно пополнился, и ко времени взятия Урги генералом Унгерном у Казагранди было вооруженных, хотя и плохо, до 200 бойцов. Благодаря наличию в Ван — хурэ организованных, вооруженных русских китайский гарнизон не посмел грабить мирное население. Из Ван — хурэ был отправлен отряд в Дзаин — Шаби для предотвращения китайского погрома. Из обоих указанных пунктов китайская администрация и гамины ушли спокойно и благополучно на юг, в Китай.
За это время полковник Казагранди высылал на север в сторону Желтуры мелкие партизанские отряды для сбора сведений, и каждая разведывательная партия приводила все новых и новых добровольцев в отряд. Как только Казагранди уверился во взятии Урги Унгерном, он немедленно послал в Ургу офицера (кажется, числа 10–11 февраля) с выражением полной готовности подчиниться ему, как главнокомандующему и просил помочь вооружить всех его добровольцев и дать теплую одежду. Все просимое Казагранди было послано немедленно: винтовок 200, патронов 50000, теплого китайского обмундирования 250 комплектов.
Пока полковник Казагранди не соприкасался лично с генералом Унгерном, их взаимоотношения были наилучшие. Шла общая согласованная работа, и Казагранди точно выполнял директивы Унгерна. Он высылал уже сильные отряды на север, на границу Руси и эти партизанские отряды наносили чувствительные поражения красным партизанам Щетинкина.
В конце февраля и в марте Унгерн был с инспекторской проверкой в Ван — хурэ, но первые два раза не застал полковника Казагранди — он был в Дзаин — Шаби. Генерал Унгерн оставался довольным тем, что видел в Ван — хурэ и передавал деньги, правда, немного (2–5 тыс. руб.) для отряда.
Первая встреча Казагранди с Унгерном произошла в конце марта, когда туда шли 2–й и 3–й полки после разгрома китайцев у урочища Барун — хурэ вблизи уроч. Ходисын. Унгерн приехал в Ван — хурэ до прихода полков и имел длительную беседу с Казагранди. В начале апреля в Ван — хурэ прибыл Резухин, а за ним вскоре вновь прибыл Унгерн.
Военачальники имели длительное совещание. Все три разошлись расстроенными. Генерал Унгерн уехал в Ургу в самом плохом настроении. Что произошло между начальниками, никто не знал, и каждый из них хранил молчание, но с этого времени Унгерн и Резухин лишь терпели Казагранди.
Одной из причин разногласия послужил ветеринарный врач Гей. У обоих генералов имелись данные, что он находился в постоянной связи со штабом 5–й советской армии в Иркутске — а, следовательно, большевик и подлежит смерти. Полковник Казагранди стоял на другой точке зрения, но не сумел отстоять жизнь семьи Гея. Не знаю, по какой причине Гей с семьей (женой и двумя детьми) оказался в начале апреля в Ван — хурэ, но когда он уехал оттуда, направляясь в Хытхыл, то по пути был настигнут посланцами генерала Резухина, которые ветеринарного врача Гея повесили на придорожной сосне, а семью передушили. Смерть Гея с семьей вызвала искреннее сожаление всех русских резидентов и монгол.
Между Резухиным и Казагранди ухудшились отношения и из?за добровольцев, кои прибывали в Ван — хурэ, коих Резухин зачислял на пополнение еще не вполне сформированного 3–го конного полка подъесаула Янкова.
Что Казагранди не понравился Унгерну — понятно, но непонятным осталось, что Резухин и Казагранди не нашли общего языка, а со стороны казалось, что они люди одного порядка. Объяснение одно: образцовым офицерам Русской императорской армии, привыкшим к законопорядку, “атамановщина” была чужда. Генерал Унгерн понимал интуицией это и ни одному кадровому офицеру-”несеменов- цу” не дал ни одного ответственного и самостоятельного назначения.
Наряду с опалой Казагранди, представленный им Унгерну авантюрной складки приват — доцент Оссендовский осыпается милостями: получает рысистого верблюда, конвой, деньги и прочие милости. В Урге генерал Унгерн с неделю держал Оссендовского при себе, разъезжал с ним по окрестностям в автомобиле и вел долгие беседы на религиозно — политические темы. Причина милости к “пану” может быть одна — Унгерн знал, что Оссендовский за границей опишет его в ярких красках, достойных кинокартины. Он, конечно, в описаниях выставил себя как храбрейшего из храбрых, умнейшего из умных, но отдал дань и Унгерну на фоне феерической монгольской картины. Генерал Унгерн не ошибся в своих предположениях, если бы прочел “Звери, люди и боги”.
Положение в Халхе на май 1921 года.
Власть Богдо — хана в четырех основных аймаках Внешней Монголии как будто бы осуществлялась полностью. Все данные указывали на то, что Китайское правительство в Пекине в данное время отказалось вооруженной силой вернуться в Халху. Правительство Халхи, возглавляемое Манджушри — ламой при содействии русских советников, налаживало внутреннюю жизнь страны. Военный министр Ха- тан — Батор — ван успешно вел формирование монгольских частей войск, получив от генерала Унгерна вооружение и обмундирование из китайских запасов. Правительство Халхи было послушным Унгерну. Все антибольшевистские отряды, находившиеся на территории Внешней Монголии — Халхи, безоговорочно признавали и подчинялись Унгерну. Заканчивалось формирование 4–го Конного полка под командой войскового старшины Маркова.
Ежедневно через границу Монголии с Руси бежали русские люди, спасаясь от ГПУ. Все из бежавших, способные носить оружие, зачислялись на службу в Азиатскую конную дивизию или самостоятельно действующие отряды, увеличивая про- тивоболыпевистские силы. Одной из крупных партий прибыла группа казаков под начальством гардемарина Слюса. Приведенные Слюсом казаки стали ядром 5–й Оренбургской сотни, а Слюс из гардемаринов был переименован в сотники. Из пленных китайских солдат, пожелавших служить у генерала Унгерна, сформирован был конный китайский полк в 4 сотни под командованием майора Ли, при старшем инструкторе войсковом старшине Костромитинове. В китайский полк было назначено 6 русских офицеров и 24 урядника.
Офицерский состав в самой Азиатской конной дивизии, как и в подчиненных Унгерну отдельных отрядах, был хороший. Он был значительно лучше, чем имела дивизия при взятии Урги. Во всех полках помощниками командиров полков были кадровые, боевые офицеры, как полковники Кастерин, Островский и другие.
По мобилизации в Монголии в части войск попало много культурных людей, как Глеб Лушников (один из совладельцев фирмы Швецовых), студенты братья Волковы, Душенин и другие. Глеб Лушников, георгиевский кавалер за Германскую войну, был назначен командиром Монгольского дивизиона.
Продовольственная база управлялась интендантами Рерихом и Котельниковым, была хорошо налажена. Зерно, брошенное китайцами, собрано, водяные мельницы на Иро работали. Хлеб выпекался отличный. Мясная база была неограниченной. Бойцы вооружены и одеты были прекрасно за счет китайских складов, брошенных в Урге и добытых в боях. Сукон и бумажных материй, годных для белья, был огромный склад, и хватило бы на армию в несколько десятков тысяч человек. Денежные средства, отпущенные атаманом Семеновым в сумме 600000 зол. руб., как будто были израсходованы к этому времени. Захваченные деньги в Китайско- монгольском банке в Урге и реквизированное билонное серебро в Центросоюзе не представляли больших сумм, могущих хватить надолго, но выпуск И. А. Лавровым монгольских денежных знаков как?то временно разрешил финансовую проблему.
На границе с Советской Россией было спокойно. Советы явно не нарушали границ Монголии, но вели усиленную агитацию, имея главный штаб в Алтан — Булаке и Хытхыле. К сожалению, монгольская разведка и генерал Унгерн были плохо или совершенно не осведомлены о работе большевистских эмиссаров и не уничтожили очагов пропаганды. Капитан Безродный три месяца слонялся по Западной Монголии, ища крамолу среди русских, а просмотрел большевистский очаг в Хытхыле, а Н. Князев, сидя в Урге, не знал и ничего не предпринял против очага в Алтан — Булаке. Агитационной противоболыпевистской работы ни Монгольское правительство, ни штабы генерала Унгерна никакой не вели и не пытались даже наладить ее.
Русские белые вожди в Приморье вели грызню. Атаман Семенов вынужден был отойти от дел и жил в Дайрене. Попытка его в мае 1921 г. вновь взять власть в свои руки в Приморье (Владивостоке) окончилась неудачей. Мы, жившие в Монголии, не знали всего, что творилось среди белых вождей на востоке, но сам генерал Унгерн, имея сношения с атаманом Семеновым, знал истинное положение и о том, что дело Белого
