темы, и оба вместе мы отдыхали душой в хороших воспоминаниях.

Но заговор назревал, я это видел и чувствовал. Кто положил ему начало, трудно сказать, скорее всего, он зародился в головах многих, но душой и руководителем его являлся полковник К., а исполнителем — С.67. Заговорщики ставили целью “убрать” генерала Унгерна. Дивизию должен принять генерал Резухин и вести ее на восток, к генералу Семенову. За “устранение” Унгерна взялся поручик Маштаков, к слову сказать, один из офицеров, которого Унгерн ценил. Маштаков пытался “ликвидировать” Унгерна одиночным порядком, на походе, выстрелом в в упор, но, подъехав к нему на походе, не имел силы воли выполнить свое намерение и с поджатым хвостом отъехал.

Как же заговорщики мыслили устранить Унгерна, если (особенно полковник Парыгин) настаивали на том, чтобы уговорить Резухина пойти против Унгерна и принять дивизию, что может произойти без кровопролития? Но более реальные головы понимали, что Резухин на это не пойдет, а, следовательно, необходимость заставляет устранить и самого Резухина. На этом и порешили, и вырабатывали план его осуществления и ожидали подходящей обстановки. Так обстояло дело в 1–й бригаде.

Независимо от заговора, зародившегося в 1–й бригаде, совершенно самостоятельно зародился заговор и во 2–й бригаде. Во главе заговорщиков были подполковник Евфаритский и доктор Рябухин, но последний, как трусливый, был негодным для такой роли. Заговорщиками руководил умный, волевой Евфаритский. Всадники, несомненно, знали о заговоре господ офицеров, сочувствовали ему, и среди всадников не нашлось ни одного предателя офицеров. Значит, вся дивизия была согласна с тем, что идти путями генерала Унгерна она дальше не желает.

Унгерн, витая в пространстве, верил в свое особое назначение, хотя и догадывался о нежелании “постороннего элемента” идти в Урянхай, собрался их устранить, убежденный в том, что его коренные “даурцы” пойдут с ним, куда угодно.

Генерал Резухин из доклада поручика Князева был больше осведомлен о настроении в дивизии. Он готов был следовать за Унгерном до конца, по решительных мер против заговорщиков не принял, так как не считал, вероятно, доклад Князева верным в полной мере, а может быть, будучи фаталистом, предоставил грядущие события на волю Рока.

Бунт в бригаде генерала Резухина.

В деталях его описывают по — разному. И сами участники нетождественны в своих изложениях. Я был далеко от этого дела. Та версия, которую я принимаю — наиболее правдивая.

1–я бригада, как было указано раньше, стала на ночевку и дневку по обеим сторонам Эгийн — гола. На правом берегу стал 2–й полк, а на левом 1–й полк. Генерал Резухин приказал разбить палатку вблизи 2–го полка, в полугоре. Вечером подъезжал на неоседланном коне к палатке командира 2–го полка полковника Хоботова и говорил о разных хозяйственных делах.

Хоботов по отъезде Резухина вызвал командира 5–й Оренбургской сотни сотника Немцева и приказал, чтобы сотня была в боевой готовности. На вопрос сотника Немцева: “Для какой надобности, г — н полковник?” — получил ответ: “Об этом узнаешь потом”. Кони были заседланы, всадники легли спать одетыми, имея оружие при себе.

Лагерь стал засыпать. Настроение в лагере было жуткое. Неслышно было ни песен, ни шуток. Молитва в этот вечер пелась с каким?то особым вдохновением. Как только в лагере наступило успокоение, в палатке командира 2–го полка полковника Хоботова собрались полковник Кастерин и войсковой старшина Слюс и окончательно порешили, что генерал Резухин не пойдет против генерала Унгерна и, как ни жаль Резухина, но, спасая жизнь 2500 всадников и офицеров, нужно пожертвовать и им, другого пути нет. Откладывать принятого решения на долгий срок нельзя, так как в ближайшие же дни будут арестованы все неугодные офицеры, поскольку оба генерала, наверное, знают о заговоре.

На том и порешили. Приведение плана исполнения взял на себя храбрейший из храбрых, войсковой старшина Слюс. Он пошел в бывшую свою 5–ю сотню и вызвал прапорщика Хлебникова, урядника и еще двух казаков. Все взятые Слюсом были люди, преданные своему бывшему командиру сотни. Знали или нет эти всадники, куда и зачем ведет их Слюс — неизвестно, но, скорее всего, первые двое знали. Заговорщики двинулись к палатке Резухина. Проходя мимо крепко спавших ординарцев, они забрали винтовки и шашки конвойцев и спрятали в ближайших кустах. Перед входом в палатку Резухина догорал костерок.

По одним данным, генерал Резухин спал в палатке, по другим — у костра вместе с ротмистром Нудатовым, который выполнял при нем временные обязанности начальника штаба. Точно известно, что Резухин спал с обутой одной ногой, а сапог с другой ноги был у входа в палатку. Заговорщики приблизились к палатке генерала. По одним сведениям, Слюс вступил с проснувшимся Резухиным в переговоры о принятии в командование дивизии и устранении Унгерна, на что последовал категорический отказ, по другим, наиболее верным, заговорщики, подойдя к палатке, открыли по ней огонь.

Резухин, будучи раненым куда?то в верхнюю часть тела (кажется, в предплечье), вскочил и бросился к лагерю, отстреливаясь от заговорщиков из браунинга, взывая: “Хоботов! Второй полк, ко мне!” Он пробежал 4–ю сотню и на границе между 4–й и 5–й сотнями остановился. Лагерь проснулся. Всадники, частью 4–й сотни, частью 5–й сотни окружили генерала Резухина, выражая ему свое соболезнование. Полковник Хоботов подбежал к 5–й сотне и скомандовал: “По коням!' Сотня села на коней.

Тем временем заговорщики не отставали от Резухина. Слюс, расталкивая всадников, окруживших кольцом Резухина, выдвинул вперед урядника и, передавая ем револьвер, приказал стрелять в голову. Раздался выстрел, и Резухин с простреленной головой (восемнадцатая рана) упал мертвым. Ротмистр Нудатов направил револьвер на урядника, но войсковой старшина Слюс отвел его руку и сказал: “Успокойтесь, успокойтесь… Все кончено…”

Казаки быстро исчезли и заговорщики одни остались у тела генерала Резухина. Полковник Хоботов одному взводу 5–й сотни и ординарцам приказал рыть в предгорье недалеко от палатки генерала могилу68. Она быстро была вырыта. Осторожно и бережно перенесли тело Резухина к могиле. Кто?то из офицеров ощупал тело Резухина и ничего при нем не нашел. С тела сняли только ладанку, которую впоследствии передали мне. Недостающий один сапог нашли около входа в палатку, принесли его к могиле и положили в могилу.

Когда тело генерала зарывали, прискакал на неоседланном коне полковник Парыгин. Через час — полтора на склоне горы появился сиротливый свежий холмик земли, приютивший останки хорошего человека, прекрасного начальника и храброго солдата.

Пятая сотня стояла в полной боевой готовности к действию. Около нее находился сам полковник Хоботов, на случай, если кто?либо не исполнит его приказаний, то привести непослушных в повиновение при посредстве 5–й сотни, но таковых не оказалось. Бригада понимала, что смерть Резухина освобождала их от Унгерна.

Мы, находившиеся в сторожевом охранении, примерно в полночь слышали выстрелы, раздававшиеся со стороны бивака, обсуждали их с офицерами. Но так как связь с биваком поддерживалась тремя летучими постами, и они ничего не сообщали тревожного, то мы у костра задремали.

Около 4–5 часов утра я сквозь сон услышал топот быстро бегущих коней и проснулся от громких выкриков: “Где полковник Торновский?!” — “Я здесь, что нужно?” — “Вас, господин полковник, немедленно просят прибыть в бригаду” — “Кто и зачем?” — “Пожалуйте, господин полковник, скорее ехать, а там, на биваке, узнаете…”

Сначала я подумал, что пришли мои последние минуты жизни, но подчеркнуто — вежливое отношение всадников, прибывших за мною и та поспешность, аккуратность в оправке седла на моем Рыжке прибывшими всадниками и помощь мне забраться в седло — меня как?то успокоили, и мы крутой рысью поехали на бивак.

Светало, когда я подъезжал к биваку. Бивак был в движении. Готовили чай. В стороне, на пригорке, сидела группа старших начальников бригады: полковники Хоботов, Парыгин, Кастерин, войсковой старшина Слюс и 2–3 командира дивизиона. Я подъехал к группе начальников и с коня спросил: “Кто меня вызывал?” — “Слазьте с коня, господин полковник, и садитесь к нам”.

Я слез и сел. Хоботов спокойно сказал: “Генерала Резухина нет в живых. Мы постановили уходить на восток. Вы среди нас старший и самый опытный. Мы просим Вас принять бригаду. Мы все охотно