вереницей дети стали подниматься в гору. Впереди кто-то нес флаг, по бокам шагали учителя и учительницы, замыкали шествие лесничие и лошадь, тянувшая воз с молодыми сосенками и еловыми семенами.

Дети не остановились ни в одной из березовых рощ, раскинувшихся поблизости от селения, а двинулись дальше в глубь леса. Они шли по старым тропкам, ведущим на летние пастбища, и лисицы высовывали морды из нор, удивляясь: что это за люди? Может, это скотники идут на летние пастбища?! Они шли мимо старых угольных ям, и клесты вертели своими загнутыми клювами, вопрошая друг друга: что это за люди? Может, это углежоги проникли сегодня в дремучую чащу?

Наконец шествие подтянулось к огромному обгоревшему плоскогорью. Каменные глыбы лежали голые, лишенные своего прекрасного покрова из серебристого мха и седого, такого милого на вид оленьего лишайника; их не украшали, как прежде, плети чудесной линией. Вокруг черных вод, скопившихся в расселинах и выемках, не росло ни одного листика заячьего щавеля, ни одного цветка белокрыльника. На небольших островках земли, еще сохранившихся кое-где в расселинах и между камнями, не зеленел ни папоротник, ни седмичник, ни белый копытень — ни одно из тех легких, мягких и нежных растений, которые обычно украшают еловые леса.

Казалось, когда появились дети, на серых выгоревших вершинах разлился свет. Казалось, теперь на этих помолодевших и повеселевших вершинах все вновь начнет расти и цвести. Кто знает, быть может дети и впрямь помогут этим заброшенным бедным скалам вновь обрести жизнь?!

Дети отдохнули, поели и, взяв мотыги и лопаты, принялись за работу. Лесничие показали им, что надо делать, и дети стали высаживать одну сосенку за другой на все, даже самые крошечные клочки земли, которые им посчастливилось обнаружить. Работая, они серьезно, словно взрослые, толковали друг с другом о том, как эти маленькие деревца свяжут землю и ее не будет уносить ветром. Мало того, потом под деревьями образуется новая почва и в нее упадут семена. А через несколько лет там, где сейчас торчат одни голые каменные глыбы, люди станут собирать и малину, и чернику. Мелкие же саженцы постепенно превратятся в высокие деревья, и из них, может статься, построят со временем большие дома или чудесные корабли.

А если бы дети не пришли сюда и не посадили бы деревья, пока в расселинах оставались еще горстки земли, ее всю унесло бы ветром и водой и гора никогда больше не поросла бы лесом.

— Как хорошо, что мы пришли сюда! — радовались дети. — Еще немножко, и было бы поздно! — И сердца их наполнялись гордостью оттого, что они занимаются таким важным делом.

Пока дети трудились на вершине горы, их отцы и матери сидели дома, но одна мысль не давала им покоя: как-то там их чада справляются с работой?! Ну не смешно ли, что этакие малыши взялись сажать лес! Все же любопытно было бы взглянуть, как у них идут дела? И тут родители, не вытерпев, сами отправились на пустошь. На тропе, ведущей к летнему пастбищу, они встретили соседей.

— Вы на старое пожарище?

— Да, мы туда.

— Вы — в горы, поглядеть на детей?

— В горы. Надо бы узнать, как там у них идут дела?

— Да ничего, кроме баловства, из этого не выйдет!

— Куда им! Ну сколько деревьев могут посадить эдакие крохи?

— Мы захватили с собой кофейник, пусть хлебнут горяченького. Ведь целый день едят всухомятку.

И вот отцы и матери уже наверху, на горе. Сначала им бросилось в глаза только то, как преобразились эти серые скалы оттого, что повсюду на их склонах рассыпались пестро одетые, розовощекие дети. А присмотревшись, родители удивились, как деловито они работают: одни сажали маленькие сосенки, другие проводили борозды и бросали в них семена, третьи выдергивали вереск, чтобы он не заглушал малюсенькие саженцы. Да, дети взялись за работу всерьез и так старались, что даже головы поднять им было некогда.

Отцы молча постояли минутку-другую, а потом сами, словно забавы ради, стали выдергивать вереск. Дети, уже овладевшие этой наукой, превратились в наставников и стали показывать отцам, а потом и матерям, как ловчей справляться с кустиками вереска.

Вот так и получилось, что взрослые, которые пришли только взглянуть на детей, принялись за работу. Тут дело пошло еще веселее, чем раньше. А спустя некоторое время подоспели и новые помощники.

Теперь потребовалось куда больше мотыг и лопат. Нескольких длинноногих мальчиков отрядили вниз, в селение. Когда они пробегали мимо домов, те, кто не пошли в горы, спрашивали:

— Что случилось? Неужто беда какая?

— Да нет же! Просто все поднялись наверх, на старое пожарище, сажают там лес!

— Ну, коли все там, не станем же мы дома сидеть!

И эти люди тоже пришли на обгоревшую гору. Сперва они молча смотрели, как работают другие, а потом и сами брались за мотыги. Хорошо засевать свое поле весной, мечтая о будущем урожае, но сажать деревья еще более заманчиво!

Этот лесной посев принесет не слабые колосья, а великаны деревья с высокими стволами и могучими ветвями. Лесная страда даст урожай не на одну только зиму, а на долгие, долгие годы вперед. Здесь снова будут летать насекомые, петь дрозды, токовать глухари — словом, на пустынных вершинах снова пробудится жизнь. Да и, кроме того, посадить лес — все равно что воздвигнуть себе памятник перед лицом грядущих поколений. Ведь можно было оставить им в наследство голые угрюмые вершины. Они же получат во владение гордые леса! И, поразмыслив об этом, потомки поймут, как добры и умны были их предки, и преисполнятся к ним уважением и благодарностью.

На другой день орел с мальчиком пролетели над провинцией Хельсингланд. Она лежала внизу, обновленная, одетая в свежий весенний наряд из молодой березовой листвы, молодой травки на лугах, молодых всходов на нивах, молодых зеленых шишек на еловых деревьях. Местность была высокая, гористая, но в самой середине ее протянулась просторная и светлая долина, а по обе стороны от нее разбегались другие долины — то узкие и короткие, то широкие и длинные. «Этот край, пожалуй, можно сравнить с листом дерева, — подумал мальчик, — потому что он такой же зеленый, как лист, а долины, разветвляясь и пересекаясь между собой, образуют сеть, подобно жилкам на листе». От самой большой долины сначала отделились две крупные боковые долины: одна — на востоке, другая — на западе. Затем подальше от нее стали ответвляться мелкие, а долина все тянулась и тянулась на север, где от нее снова отчленились два широких рукава. Не сама она значительно сузилась, хотя еще тянулась вперед, пока не исчезла в лесной глухомани.

Посреди большой долины текла многоводная река, расширявшаяся во многих местах в озера. К реке прилегали луга с разбросанными на них маленькими серыми сарайчиками. Выше, над лугами, начинались поля, а на границе долины, у опушки леса, в один почти непрерывный ряд выстроились большие я красивые усадьбы. То там, то тут на берегу реки поднимались церкви, и тогда усадьбы собирались вокруг них в крупные селения. Дома теснились и вокруг железнодорожных станций и лесопильных заводов, разбросанных близ озер и рек. Лесопильни легко угадывались но нагроможденным вокруг них штабелям досок.