критической величины, вся масса приходит в движение.

А посему, если собрать их искусственно, не образуют ли они цепочку и не начнут ли свой марш?

Мы свалили ракообразных большой копошащейся грудой на дне около скалы и стали наблюдать за их поведением. Среди лангустов царил совершенный беспорядок, и вскоре стало очевидно, что стадный рефлекс у них отсутствует. Они еще не созрели для выступления. К тому же они были очень напуганы и в данной ситуации, по-видимому, подчинялись лишь одному закону „спасайся — кто может“, когда каждый думает только о себе и бежит куда глаза глядят.

Эксперимент имел счастливый конец… для спинорогов. Эти крупные прожорливые рыбы, которых иногда еще называют баллистами, или арбалетчиками, абсолютно не были предусмотрены протоколом эксперимента — они явились сами и набросились на лангустов! Те защищались, как самураи, отбиваясь рострумами и сильно хлеща антеннами. Баллисты метили им в глаза, выдвинутые на стебельках и особенно уязвимые. Когда рыбам удалось ослепить лангустов, они начали пожирать их вместе с панцирем. Труда это им не составляло: толстые ороговевшие челюсти спинорогов приспособлены дробить кораллы.

Появившийся крупный мероу также захотел принять участие в пиршестве, которое мы, вопреки своему желанию, здесь организовали. Он враз заглотал лангуста, которого один спинорог уже предназначил для себя лично, и лениво поплыл прочь с усом, торчащим из глотки…

7 января. Я с Бернаром Делемотом погружаюсь ночью в прибрежные воды у мыса Каточе. Он снимает фильм, я — несу освещение. Мы опускаемся наклонно, по направлению к невысокому скалистому утесу. И вот тут-то мы впервые оказываемся свидетелями приготовлений лангустов к выступлению.

Их было только трое, но они шли гуськом! Каждый положил две передние пары конечностей на идущего впереди и передвигался на остальных парах ног. На кончиках передних ног лангустов можно было заметить множество ворсинок; это были чувствительные шипики, с помощью которых животные ощупывали окружающее при передвижении.

Они поочередно сменяли друг друга во главе цепочки. Последний казался самым обеспокоенным: когда мы приближались, он обнаруживал наше присутствие за 6 м и тотчас занимал оборонительную позицию. Если мы останавливались, он свертывался в клубок, если снова подходили, он опять начинал угрожать. В нем удивляла не только чувствительность к опасности на таком относительно большом расстоянии, но и смелая готовность защищать себе подобных».

Отвага запрограммирована в ракообразном

Аквалангисты, базирующиеся на Контуа, теперь уже систематически осматривали дно вблизи мыса Каточе. Там, на подводном плато в несколько квадратных километров, усеянном камнями, происходили встречи лангустов. Все выглядело так, будто, придя сюда из различных районов Карибского моря, собираясь небольшими группами и настраиваясь, они ожидали только небесного знамения — северного шторма, — чтобы начать миграцию.

Всякий раз, когда появлялась возможность, я присоединялся к Фалько, Делемоту и их отряду. Однажды в узкой расщелине мы обнаружили цепочку из пятнадцати ракообразных. Совсем рядом, в другой трещине, «спали» рядышком мероу и песчаная акула, которых при нашем появлении охватила паника. Несколько дальше, в пещере с низким сводом, укрылся огромный каменный окунь массой, должно быть, от двухсот до трехсот килограммов.

В другой раз под навесом скалы мы заметили десятка два лангустов, стоящих друг против друга. В убежище такого размера находилось обычно не больше двух животных. Они прибыли ночью и скучились здесь. Территориальный инстинкт, побуждающий их сражатся за убежище, был подавлен, блокирован. Какие физико-химические процессы управляли этим? Тайна…

Мне хотелось рассмотреть поближе одного из этих великолепных беспозвоночных, длиною около полуметра, на темной фиолетовой ливрее которого были вкрапления желтых и белых пятнышек. Один лангуст, самый отважный, пошел на меня. Он хлестал длинными гибкими антеннами, явно заставляя меня отступить. Может быть, бесстрашный лангуст был вожаком группы, предназначенным для того, чтобы возглавить шествие, когда пробьет час, — но это из области догадок.

Рыбаки Контуа смотрят на миграцию лангустов как на небесную благодать и с нетерпением ожидают ее. Очень часто добыча в период миграции становится их основным доходом.

Рыбаки продают улов оптовикам, которые консервируют его и отправляют в другие страны. К сожалению, покупатели принимают лишь хвосты (брюшки) ракообразных; все остальное — половина веса каждого лангуста — выбрасывается.

Картина бесхозяйственности и ужасающего разбазаривания естественных ресурсов. Эти обрубленные останки лангустов, продаваемые беднякам по бросовым ценам, являют одно из следствий экономической диспропорции в различных странах мира.

Во всяком случае, его стойкость не уменьшалась. Чем ближе я подходил, тем больше он угрожал, хлестко ударяя своими бичами, как бы намереваясь смести меня с дороги. Он не имел устрашающих шипов своего кузена — омара. Зато он казался гораздо подвижнее: когда я касался лангуста, он сильно дергался брюшком вперед и молниеносно отскакивал за пределы своей досягаемости, не переставая угрожать. Такой способ движения, присущий многим ракообразным, позволяет им когда это необходимо, выполнять короткий — но спасительный — рывок.

Это было моей первой близкой встречей с удивительным созданием, «запрограммированным на отвагу». До сих пор я всегда считал лангустов животными, совершенно лишенными какой бы то ни было индивидуальности, чем-то вроде больших насекомых, неспособных варьировать реакции, этаких биологических роботов, поведение которых вписано в их наследственный код. Теперь я увидел, что все не так-то просто. Поведение лангустов в этой ситуации было не стереотипно. Не придется ли нам когда-нибудь для характеристики поведения этих беспозвоночных принять классификацию, использующую понятия человеческой морали, такие, как смелость, трусость и пр.? Вряд ли такое может случиться, однако следует признать, что непосредственное соприкосновение с видами, представляющимися нам весьма примитивными, в их природной среде всегда чревато сюрпризами. Над этологами навязчиво витает опасность антропоморфической интерпретации своих наблюдений. Я спрашиваю себя: не антинаучно ли, по меньшей мере, отрицать возможность описания поведения животных в терминах человеческого поведения …

Во всяком случае, теперь, если мне будут говорить, что лангусты всего лишь ракообразные с однозначными, запрограммированными и неизменными реакциями, я позволю себе некоторые возражения. Я не буду сравнивать это животное по разнообразию реакций с млекопитающими и птицами и не буду, конечно, пользоваться термином «интеллект». Но я склонен настаивать на том, что в поведении этих членистоногих больше странностей, если хотите, больше «мудрости», чем мы можем себе представить.

Они встают в очередь!

Доктора Херрекинда нисколько не удивили мои впечатления, касающиеся сложности характера поведения лангустов: уже почти десятилетие он изучал их на Багамах. Перед ним стоял ряд научных задач, и он очень надеялся в ходе нашей экспедиции продвинуть их решение.

— Во время экспедиции на «Калипсо» мы часто встречались с лангустами, но миграцию их никогда не наблюдали. Интересно, — задал я ему как-то вопрос, — идет ли речь об особом поведении, присущем лишь одному виду — Palinurus argus, — или есть основания считать, что это свойственно и другим ракообразным?

— В настоящее время, — пояснил доктор Херрекинд, — единственная изучающаяся (и весьма недавно) миграция ракообразных относится к Palinurus argus. Однако некоторые разрозненные наблюдения у побережья Южной Африки и Новой Зеландии, по-видимому, указывают, что лангусты других видов, там