поставление в игумены и кончина Антония обозначены временем епископа Нифонта; житие как будто и не подозревает, что между этими епископами был Иоанн (1108–1130), ко времени котораго относится все, что разсказывает житие с основания обители Антонием до его игуменства. Между указанными противоречиями жития есть одно, дающее ключ к объяснению элементов, из которых сложилось житие. Зная, что Антоний посвящен в игумены при Нифонте (по летописи в начале 1131 г.) и пришел в Новгород в 1105 г., биограф, однако ж, уверяет, что Антоний прожил 14 лет от «пришествия» до игуменства и заложил церковь в монастыре «во второе лето по пришествии». В этом двойном противоречии есть не подозреваемая самим биографом правда: церковь основана по летописи в 1117 г., следовательно, «пришествие» относится к 1116 г., ровно за 14 лет до игуменства. У биографа, несомненно, были первые письменные источники. Одним из них, вероятно, служило краткое древнее житие Антония, подобное первой редакции жития Варлаама Хутынскаго. В разсказе об основании монастыря биограф упоминает о духовной грамоте Антония. Подлинник ея исчез, но в монастыре сохранились позднейшие списки двух грамот Антония. Одна из них имеет вид купчей и подана была игуменом в 1573 г. царю по поводу тяжбы монастыря с новгородскими посадскими за землю; другая похожа на духовное завещание основателя. В обеих легко заметить черты, не позволяющие считать их подделками; но обе смущают своей внешней формой. В монастырских актах XVI в., относящихся к тяжбе, везде упоминается список только с одной «духовной купчей ободной» грамоты Антония, а выдержки приводятся из обеих: по-видимому, это две части одной духовной и купчая, поданная царю, есть лишь выписка того места из последней, которое было нужно для судебнаго процесса. Участие позднейшей руки, изменившей подлинный вид грамоты, заметно и в определении цены Антониевой покупки рублями, а не гривнами.
Это помогает объяснить известие грамоты, будто Антоний поселился на месте обители по благословению епископа Никиты, умершаго за 10 лет до ея основания: в подлиннике, вероятно, имя епископа не было обозначено и вставлено потом по догадке. Известия жития, заимствованныя из этих источников, помогают отделить от них черты другаго происхождения, поставленныя рядом с ними и нередко им противоречащия. В духовной Антоний пишет, что он не принимал имения ни от князя, ни от епископа, но купил для монастыря на свои деньги село Волховское у посадничьих Ивановых детей Семена и Прокофия; житие, цитируя духовную, говорит об этой покупке, но выше, в конце повести о чудесном прибытии Антония в Новгород, превращает этих посадничьих детей в посадников Ивана и Прокофия Ивановичей, которые по просьбе епископа даром отводят под монастырь землю в селе Волховском. В духовной Антоний не говорит, откуда взял 170 гривен на покупку села и тони; житие, выписывая это место духовной, прибавляет от лица Антония, будто деньги взяты «из Пречистыя сосуда, сиречь из бочки». Так, биограф ставил рядом под покровом одинаковаго авторитета документальныя и легендарныя черты. Можно заметить, что легенда о путешествии Антония из Италии именно и вносит путаницу в житие: автор как будто не знал, как расположить, с какими известиями других источников связать части этой легенды, и расположил их неверно. Происхождение и элементы этой легенды лежат за пределами нашей задачи; но некоторыя соображения о ходе ея развития необходимы для подтверждения вывода, что не перо XII в. записало ее в том виде, как она изложена в житии. Житие разсказывает, что по смерти Антония, когда ученик его Андрей открыл епископу и всем людям города тайну прибытия святаго в Новгород, «оттоле начат зватися Антоний Римлянин». Но ни в летописях, ни в других памятниках, составленных до половины XVI в., имя его не является с таким эпитетом. Само житие впадает здесь в любопытное противоречие: по его словам, до самой кончины Антония никто не знал «тайны о пришествии его», кроме Никиты и Андрея, а в разсказе о тяжбе с рыбаками за бочку Антоний торжественно на суде за 30 лет до смерти объявляет, что в Риме бросил эту бочку в море, скрыв в ней священные сосуды. Из приложенных к житию похвалы и статьи о чудесах видно, как с половины XVI в. под влиянием воскресавшаго предания об Антоние впервые выходили из забвения памятники, связанные с его именем: игумен Вениамин около 1550 г. торжественно поднял лежавший дотоле в пренебрежении на берегу Волхова камень, на котором приплыл Антоний; около 1590 г. игумен Кирилл открыл в ризнице морския трости, приплывшия с этим камнем, и реставрировал на нем образ Антония, стертый временем. Многолетняя тяжба за землю, купленную Антонием, не могла остаться без действия на обновление предания о нем в памяти местных жителей. Изложенныя замечания, по-видимому, помогают объяснить происхождение жития. В сохранившихся списках оно обыкновенно начинается витиеватым предисловием и сопровождается похвальным словом, статьей о чудесах и длинным послесловием, из котораго узнаем, что чудеса описаны постриженником Антониева монастыря Нифонтом в 1598 г. в Троицком Сергиевом монастыре, куда он переселился вслед за игуменом Кириллом, около 1594 г. Нифонт приписывает себе только повесть о чудесах, но при этом дает понять, что прибавил эту повесть к прежде сделанному собственноручному списку жития. Разсмотренное выше содержание последняго не позволяет считать его творением Антониева ученика, которому оно приписывается. По литературным понятиям, господствовавшим в Древней Руси, иной грамотей, переделав старое произведение, смотрел, однако ж, на свою переделку только как на новый список подлинника и усвоял первому автору, что он мог написать, хотя и не написал. Живя в монастыре Антония, Нифонт первый возбудил мысль открыть и прославить его мощи. Потом он много хлопотал об этом. Для успеха дела необходимо было представить властям приличное житие святаго с чудесами и похвалой. В монастыре, вероятно, было предание, что краткая записка о святом составлена Андреем. Переделывая и дополняя другими источниками эту записку к торжеству открытия мощей, последовавшаго в 1597 г., Нифонт не только поставил над биографией имя Андрея, но и считал себя вправе говорить в ней от лица последняго. Наконец, новый биограф сам указывает на происхождение анахронизма, который он допустил, отнесши события жизни Антония до игуменства ко времени епископа Никиты: имя ничем не памятнаго преемника его Иоанна забылось, а мысль открыть мощи Антония пришла Нифонту, по его словам, немного после обретения мощей Никиты. В житии основателя Сыпанова монастыря Пахомия, очень мало распространенном в древнерусской письменности, нет никаких прямых указаний на время и место его написания; лишь по некоторым неясным признакам можно относить его появление к концу XVI в. Но его дельный, внушающий доверие и простой разсказ показывает, что поздний биограф имел под руками надежные источники известий об этом подвижнике XIV в.
Распространенное в рукописях житие митр. Филиппа составлено кем-то в Соловецком монастыре, по поручению игумена и братии, вскоре по перенесении туда мощей святителя из Отроча монастыря в 1590 г. Автор замечает: «Никто же яже о нем написав нам остави, тем же и аз от пнех достоверно поведающих о нем слышах»; но в разсказе об игуменстве Филиппа он нигде не выставляет себя очевидцем разсказываемаго. Этим объясняются некоторыя неточности в разсказе его о жизни Филиппа и на Соловках, и в Москве. Сохранилась другая редакция жития, составленная там же: она во многом повторяет первую, короче описывает управление Филиппа русской церковию, но представляет много новых и любопытных черт в разсказе о заточении Филиппа и, особенно, о его хозяйственной деятельности в монастыре на Соловках.
В царствование Бориса Годунова приятель его патриарх Иов написал житие царя Федора. Оно изложено слишком оффициально для литературнаго произведения и при обилии реторики слишком бедно содержанием для биографа-современника, стоявшаго так близко к самому источнику описываемых событий. В рукописях встречается служба преп. Иосифу Волоцкому с известием, что в 1591 г. собором установлено всецерковное празднование его памяти и по этому поводу исправлены были для печатнаго издания тропарь, кондак, стихиры, канон и на литургии вся служба Иосифу. В службе один канон – «Творение Иова патриарха».
По поручению того же патриарха составлена была пятая, самая обширная и витиеватая редакция жития кн. Александра Невскаго. Из приписки к ней видно, что автор ея – Вологодский архиеп. Иона Думин. Его труд – компиляция, составленная по записке Александрова биографа-современника, по летописи и по двум редакциям жития, написанным по поручению митр. Макария, новый редактор прибавил от себя новыя реторическия украшения, четыре чуда 1572 г. и пространное похвальное слово. Сводя и переделывая сказания прежних биографов, Иона, однако ж, ведет разсказ от их лица и приписывает им слова, которых не находим в их сочинениях: таким образом, в биографии, написанной по благословению Иона, читаем, что автор беседует с пленными, взятыми Александром в ледовом бою, и получает от митр. Макария приказания написать житие Александра, и слушает разсказ старца Рождественскаго монастыря во Владимире о чуде князя Александра в 1572 г.
Много лет спустя по смерти Нила Столбенскаго (=7 дек. 1554 г.), около 1580 г. в пустыню его пришел из соседняго Никольскаго Рожковскаго монастыря иеромонах Герман и, ушедши через 3 г., воротился туда около 1590 г. Сам уроженец той местности, Герман по разсказам окрестных жителей составил записки о
