труда, отысканный в библиотеке Иосифова монастыря, попал в нее (в 1566 г.) со стороны, вместе с другими рукописями из библиотеки кн. Д.И. Оболенскаго-Немаго; на этом списке есть заметки, сделанныя рукою противника иосифовских мнений, иногда довольно резкаго; автор нигде не делает и намека, что он был учеником Иосифа, даже знал его лично, называет его просто черноризцем и дает понять, что писал не в его монастыре. Останавливает на себе также мягкость автора в отношении к противникам Иосифа, отсутствие резких выражений о них, которых не чужд Савва. Наконец, чтение этого жития затрудняется изысканной вычурностию изложения, которою оно заметно отличается от других житий XVI в. и какую находим только у одного писателя того времени, у Зиновия Отенскаго. Не этот ли ученик Максима Грека, в вопросе о монастырских селах разошедшийся с учителем и приставший к осифлянам, написал и разсматриваемое житие? Разсказ Досифея, вообще краткий и не везде точный, любопытен некоторыми чертами, например о детстве и родителях Иосифа, объясняющимися родственной близостью автора к последнему. Указанная заметка Саввы, что до него никто не писал об Иосифе, поддерживается намеком Досифея, что он писал свое слово «по мнозе времени» после смерти Иосифа. Уцелел другой, еще более любопытный труд Досифея. В северной агиобиографии не заметно наклонности составлять патерики, подобные киево-печерскому; обыкновенно ограничивались простыми сборниками житий святых известной местности. Попытка составить нечто похожее на патерик была сделана Иосифом в его сказании о русских пустынножителях. Ближе подходят к этой форме малоизвестныя воспоминания об Иосифе и его учителе Пафнутие. Автор их указывает на себя заметкой в предисловии: «Такоже и ученика (Пафнутиева) отца Иосифа надгробными словесы почтохом и мало объявихом о жительстве его, кто и откуду бе, еже от него слышахом и сами видехом в его обители и виде». Он обещает написать, что слышал от Пафнутия, Иосифа или от их учеников и что сам видел в их обителях. Неизвестно, где постригся Досифей; но, по разсказу епископа крутицкаго Саввы, в 1484 г. он вместе с братом своим Вассианом был уже иноком и помогал Иосифу в построении церкви. В надгробном слове Иосифу он говорит, что удалился из монастыря дяди по его благословению, может быть, в Пафнутьев монастырь. По указанной выше ссылке Досифея на писание о чудесах Макария Калязинскаго можно думать, что он писал свои воспоминания не раньше 1546 г. Излагая программу своих записок, он сам называет их патериком. Согласно с таким названием автор в первой части излагает ряд назидательных изречений и бесед Иосифа, разсказы его и других иноков довольно разнообразнаго содержания; вторая часть состоит из пяти повестей Пафнутия о море в 1427 г. и нескольких разсказов Иосифа и других о кн. Георгие Васильевиче, о митрополите Петре, о нашествии Татар и т. п. В этих разнообразных разсказах много любопытных черт для характеристики не только монастырской жизни XV и XVI вв., но и всего древнерусскаго общества. В том же сборнике помещены небольшия биографии двоих сотрудников Иосифа, Кассиана Босаго и его ученика Фотия, похожия одна на другую по своему складу и изложению. Автор втораго жития называет себя в нем по имени: это ученик Фотия Вассиан, рукою котораго писан сборник. Разсказ о последних днях жизни Фотия написан автором со слов других учеников этого старца: по-видимому, Вассиан стал Возмицким архимандритом раньше смерти Фотия 9 марта 1554 г. Автором жития Кассиана Босаго считают этого Фотия. Вассиан поставил его имя над двумя произведениями, помещенными в том же сборнике: над поучением против сквернословия и службой преп. Иосифу, представленной митр. Макарию, который «благословил старца Фотия в кельи по ней молитвовати и до празднования соборнаго изложения». Есть указание, заставляющее думать, что житие Кассиана написано не Фотием: разсказывая о пожаре, остановленном молитвой Кассиана, автор прибавляет: «Мне же в та времена случись быти в келарех». В житии Фотия есть известие, что он много лет был уставщиком, но нет и намека на келарство; напротив, Вассиан замечает, что учитель его «не желаше старейшинства или подстарейшиною быти». Сходство литературных приемов и даже некоторых выражений заставляет предполагать одного автора обоих житий. Оба написаны просто, без реторики, без предисловий и похвальных слов. Пользуясь трудом Саввы в биографии Кассиана, автор в обоих житиях сообщает много новых и драгоценных черт для характеристики жизни Иосифова монастыря в первую половину XVI в.

Ряд волоколамских биографов XVI в. завершается Евфимием Турковым, постриженником и игуменом Иосифова монастыря (1574–1586); впрочем, его литературная деятельность разве только началом своим относится к Макарьевскому времени. В библиотеке Иосифова монастыря сохранилось несколько книг, писанных его рукою, с автобиографическими заметками. Между ними есть канонник, содержащий в себе черновой список сочинений Евфимия, молитв, предсмертной исповеди, канона на исход души и канона «за друга умерша», с поправками автора. В довольно обширной исповеди автор изложил свои предмертныя размышления и несколько черт из своей жизни. Евфимий пишет просто, но его изложение проникнуто теплым чувством и обличает в авторе литературный талант. Таким же характером отличается раньше составленная им записка о Феодосие, бывшем архиеп. новгородском: это исполненный задушевной скорби разсказ о последних днях учителя. Здесь же Евфимий записал любопытныя известия о взятии Полоцка, происшедшем в одно время со смертию Феодосия, в феврале 1563 г.

Столетием позже миней митр. Макария составлены были два новых сборника такого же рода, заслуживающие некотораго внимания в истории древнерусской письменности житий. Один из них написан по поручению Троицко-Сергиевскаго архимандрита Дионисия рукою монаха Германа Тулупова из Старицы в 1627–1632 гг., другой составлен священником посадской церкви Сергиева монастыря Иоанном Милютиным и его сыновьями в 1646–1654 гг. По составу своему те и другие четьи-минеи отличаются большим однообразием от Макарьевскаго сборника: в них вошли почти исключительно памятники историческаго содержания, жития и сказания. На этих минеях отразилось движение древнерусской агиобиографии до половины XVII в.: в сборнике Макария жития русских святых составляют незаметную группу: в обоих новых сборниках им отведено много места, в минеях Милютина их более сотни, не считая отдельных сказаний. Но при этом оба составителя руководились различными взглядами на свое дело. Герман старался дать место в своем сборнике всему, что находил под руками: он не только переписывал памятники целиком, даже охотно помещал рядом разныя редакции одного и того же памятника. Милютин не ограничивался задачей писца и собирателя. Он говорит, что пользовался для своего сборника монастырскими минеями и прологами, писанными Германом Тулуповым, прибавляя, что писал «с разумных списков, тщася обрести правая»; но, дорожа местом и временем, он старался сокращать и даже иногда переделывать памятники, любил опускать в житиях предисловия и похвальныя слова. Это отнимает много цены у его обширнаго сборника и позволяет обращаться к нему для изучения известнаго памятника только при недостатке других списков.

Литературное однообразие житий после Макария позволяет ограничиться перечнем их в хронологическом порядке, насколько можно возстановить его по уцелевшим указаниям. В 1567 г. иеромонах Ошевенскаго монастыря Феодосий написал обширное и превосходное по содержанию житие основателя его преп. Александра. Сопровождающий биографию обстоятельный разсказ о происхождении ея открывает, каким образом, несмотря на 88 лет, отделяющих ее от смерти Александра, дошло до автора столько любопытных подробностей о жизни святаго. Брат Александра Леонтий, вскоре по смерти его постригшись в монахи в Ошевенском монастыре, начал диктовать клирикам разсказы о жизни святаго. Около 1530 г. игумен Маркелл, обобрав монастырь, уехал в Москву и взял с собою записки. На дороге его убили, и записки пропали. Но к отцу Феодосию, священнику села, где родился Александр, часто приходил племянник последняго, и будущий биограф, еще сидя за азбукой, слышал много о жизни пустынника. Потом отец автора переселился в село на Онегу, недалеко от монастыря, и здесь посещал их иеромонах Корнилий, читавший диктованныя Леонтием записки и сам участвовавший в их составлении. По смерти отца заняв его место и потом овдовев, Феодосий постригся в Ошевенской обители. Здесь он не нашел никакого писания об основателе, но застал еще древних старцев и родных Александра и, пополнив их разсказами свои сведения о нем, написал биографию. Такие источники позволили автору приложить к жизнеописанию в длинном ряде посмертных чудес не менее любопытный разсказ о дальнейшей судьбе монастыря. Позднее, может быть для чтения в церкви, по труду Феодосия составлено было сокращенное житие, в котором меньше содержания, но больше реторики.

Около того же времени составлено житие Кассиана Учемскаго. Автор его – бывший игумен Учемскаго монастыря, где застал уже немногих учеников Кассиана. Кроме этих учеников, о Кассиане разсказывал биографу знавший его ферапонтовский старец Силуан. Учемские игумены XVI в. не все известны; изложенные признаки указывают, по-видимому, на игумена Порфирия, по просьбе котораго в 1560 г.