Чтобы с волною солодовой Пристать к лебяжьим островам. Где не стучит по теремам Железным посохом хромец, Тоски жалейщик и дудец. Я умираю от тоски, От черной ледяной руки, Что шарит ветром листодером По перелесицам, озерам, По лазам, пастбищам лосиным, Девичьим прялицам, холстинам, В печи по колобу ржаному, По непоказному, родному, Слезе, молитве, поцелую. Я сказкою в ином ночую, Где златоносный Феодосии Святителю дары приносит, И Ольга черпает в Корсуни Сапфир афинских полнолуний, — Знать неспроста Нафанаил Меня по гречески учил, А по арабски старец Савва!.. Меж уток радужная пава, Я чувствую у горла нож И маюсь маятой всемирной — Абаза песенкою пирной, Что завелась стальная вошь В волосьях времени и дней, — Неумолимый страшный змей По крови русский и ничей!' Свое успение провидя, Родная п ходя и сидя Христос воскресе напевала Иль из латинского хорала Дориносимые псалмы. Еще поминками зимы Горел снежок на дне оврагов, Когда дорогой звездных магов К нам гости дивные пришли, Три старца — Перския земли. Они по виду тазовляне, Не черемисы, не зыряне, Шафран на лицах, а по речи — Как звон поленницы из печи. Подарки матушке — коты, Венец и саван из тафты, А лестовку она сама Связала как бы из псалма Или из утренних снежинок, В ней нити легче паутинок, И лестовки — евангелисты, Как лепестки, от слез росисты! Пошел живой сорокоуст. Моленна, как горящий куст Иль яблоня в цвету тяжелом, Лучилась матицами, полом… И в купине неопалимой, Как хризопраз, лицо родимой Сияло тонко и прозрачно. Казалося, фатою брачной Ее покроет Стратилат, Чтоб повести в блаженный сад, Где преподобную София Нарядит в бисеры драгие! И вот на смертные каноны Пахнуло миррой от иконы, И голос был: 'Иду! Иду!..' И голубым сигом во льду, Весь в чешуе кольчуги бранной Сошел с божницы друг желанный И рядом с мученицей встал, Чтоб положить скитской начал Перед отбытьем в путь далекий. Запели суфии: Иокки! Чамарадан, эхма-цан-цан!.. Проплыл видений караван: Неведомые города И пилигримами года В покровах шелестных, с клюками, И зорькой улыбался маме То светлый Божий Цареград. Мем тем дворовый палисад С поемной ласковой лужайкой Пестрели, словно отмель чайкой. Толпой коленопреклоненной, Чтоб гробом праведным, иконой. Как полным ульем, подышать. Дымилась водь, скрипела гать. Все прибывали китежане, — От Ясных Ляг, где гон кабаний. Из городища Турий Лоб. И от Печёр, где узел троп Подземной рыбы пачераги, Что роет темные овраги, Бездонный чарус, родники… Явились в бусах остяки, В хвостах собольих орочены. Услышав росомашьи стоны, Волыночный лосиный плач…
