уложенных вещей.
– А что, твой воздыхатель был педантом? Больно уж тут прибрано для мужика.
– К нему пару раз в неделю уборщица приходит, иногда готовит, еще, кажется, он ее сам вызывал, когда нужно было.
– Хорошо устроился…
Я взяла стул и с неослабевающим энтузиазмом вскарабкалась на него. На самой верхней полке лежали какие-то инструменты и три пузатых альбома с фотографиями. Я достала их и присоединилась к Альжбетке: все же копаться в чужих тайнах, сидя на диване, куда приятнее.
В первом альбоме оказались фотки последних лет.
– Смотри, может, здесь мы и тебя найдем, – сказала я Альжбетке.
Мои слова оказались пророческими, и уже где-то в середине мы натолкнулись на стройную фигурку Альжбетки в купальнике: она томно возлежала на плоском камне, а вокруг нее плескалось море.
– Русалка ты наша, – радуясь находке, сказала я.
– Спасибо, спасибо, Анька, тебе за все!
Альжбетка бросилась на меня с объятиями и слезами на глазах.
– Я так боялась, так боялась, что мы не найдем…
Я гордо выпрямила свою грудь – да, грудь, я настаиваю на этом – и сказала:
– Держись меня, не пропадешь! Давай-ка все убирать, лучше бы нам побыстрее отсюда исчезнуть. Жаль, что ничего интересного не попалось, но все же главную задачу мы выполнили.
Пока Альжбетка суетилась со своей коробкой, я листала страницы альбома.
– Смотри, Федор Семенович на лыжах… чего только не бывает… а это что за дамочка? Я бы на твоем месте приревновала, хотя теперь-то что… – комментировала я.
– Хочу все это забыть как можно скорее, это просто страшный сон, – отмахивалась от меня Альжбетка.
– Ух ты! – я просто подскочила до потолка. – Смотри!
– И что? – спросила Альжбетка, глядя на фотографию, на которой замер мой палец.
– Это же он!
– Кто?
– Мой директор… Валентин Петрович!
На фотографии был какой то банкет, все что-то лопали, Федор Семенович сиял на переднем плане, а справа за столом сидел Селезнев.
– Ты не знаешь, где это они?
– Это встреча выпускников, в том году вроде было, я уже не помню, что мне Федор рассказывал…
– Мама дорогая, да они одноклассники!
Я схватила темно-синий альбом, обшарпанный по углам. По идее, здесь должны быть самые старые фотографии. На меня глянул толстощекий карапуз, потом этот же карапуз продемонстрировал, как он любит купаться в ванной, потом карапуз стал расти… И вот наконец-то пошла школа… Я открыла страницу с пожелтевшей фотографией, на которой сверху было написано: «10-й Б». Вот он, Федор Семенович, юн и свеж, а вот и Валентин Петрович, тоже юн и свеж…
– Они одноклассники… – повторила я.
– Не может быть! – воскликнула Альжбетка. – Ты уверена, что это он?
– Уверена.
– Что ты делаешь?
Я ловко вынимала фотографию с последнего выпускного вечера.
– Я, пожалуй, возьму это с собой, на всякий случай.
Возвращались домой мы какие-то опустошенные. Игнорируя лифт, мы потащились на свой пятый этаж. Странным было то, что Славка не пилил. Я полагала, что Солька давно уже сидит у себя и ждет нас, но я заблуждалась. Только мы подошли к ее квартире и приготовились известить о своем появлении, как с грохотом распахнулась Славкина дверь и на пороге появилась совершенно счастливая, с глазами, полными пузырьков шампанского, Солька. Она обнимала двумя руками ладненькую тумбочку и счастливо смотрела на нас.
– Девочки, – воскликнула Солька, – я свободна!
– Что-что? – переглянулись мы с Альжбеткой.
– Я свободна от земных оков! – объявила она и рухнула вместе с тумбочкой на лохматый коврик.
Глава 10
Пока Золушка собирается на бал, крестная фея шалит
Любовь Григорьевна пришла на работу в довольно стильном брючном костюме в тоненькую полосочку. Туфли на высоком каблуке, в которых она себя чувствовала весьма неуверенно, протыкали воздух острыми мысами. В прическе ее произошли кардинальные изменения, а именно: на лбу появилась ровненькая челка. Любовь Григорьевна помолодела лет на десять, что меня, безусловно, порадовало. А то вы даже не представляете, как нам, добрым феям, тяжело пристраивать престарелых Золушек.
– Да вы просто молодец, – похвалила я смущенную директрису. – Крошкин у нас в кармане!
– У меня сегодня день рождения, – потупив взор, сказала она.
– Отлично, поздравляю, фуршет будет?
– Да, но после рабочего дня.
– Будем ждать, – сказала я и включила компьютер. – Значит, день рождения… так, так…
– Что – так, так?
– Будем действовать!
– Может, не надо?
– Может, и не надо, но меня уже не остановить, – приободрила я Любовь Григорьевну.
Постепенно вереницей к кабинету Зориной потекли сотрудники, и мне ничего не оставалось делать, как представлять их. Так я выучила весь состав фирмы.
– Носиков Леонид Ефимович, – объявил мужчина лет сорока и уселся напротив меня с букетом роз.
– Если у вас еще не совсем отшибло память, то вы должны знать, что сегодня день рождения не у меня, так что идите к Любови Григорьевне и пожелайте ей бессонных ночей с любимым.
Носиков, улыбаясь, встал и сказал:
– Хотел бы я иметь такую секретаршу!
– А кем вы работаете?
– Я менеджер.
– Тогда, пожалуй, о такой секретарше, как я, вам остается только мечтать.
Далее шла бухгалтерия в полном составе, они подарили набор для душа и букет белых гвоздик, спели какую-то песенку и удалились. Уходя, Зинка с Лариской обмусоливали новый костюмчик директрисы. Осиное гнездо зашевелилось.
Волшебный Борис Александрович меня как-то сторонился, что внушало мне уважение к самой себе: как это мило, когда тебя боится начальник, это бодрит, это радует! Трогать я его не стала, а просто указала на дверь Зориной. Он молча прошествовал мимо меня.
Гребчук и Юра, наши программисты, пришли вместе, они принесли целую корзину с шампанским и фруктами.
Крошкина я ждала с особым нетерпением: очень хотелось посмотреть, как он будет вести себя с преображенной Любовью Григорьевной – впадет в шок, потеряет дар речи или сразу предложит ей стать
