подрывавшие избирательные права евреев.
Эта первоначальная попытка к интегрированию евреев в конце концов пошла прахом, так как основывалась на мнении, что евреи в первую очередь являются торговцами и горожанами – это было ложное представление, порожденное экономическими иллюзиями властей. Несмотря на законодательную политику Екатерины, русские города и центры торговли по-прежнему нуждались в гражданах, которые на деле могли бы взять на себя функции городского среднего сословия. Включение евреев в структуру русского общества рассматривалось как мера, направленная на удовлетворение этой потребности. В итоге российское право было склонно иметь дело лишь с тем меньшинством еврейского населения, которое и вправду по роду занятий относилось к купечеству и мещанству, игнорируя тот факт – отмеченный еще Каховским – что большинство евреев попросту не отвечало даже самым мягким критериям принадлежности к этим группам. Не так много было евреев, способных выполнить серьезные финансовые требования, предъявляемые к трем купеческим гильдиям – их члены должны были располагать состоянием от одной до пятидесяти тысяч рублей. Остальное городское население, в том числе и евреев, можно было отнести к мещанству – обширной категории, включавшей ремесленников, мелких торговцев, лавочников, да почти и всех прочих, кроме дворян и крестьян, живших по каким-либо причинам в городе. Таким образом, теоретически все евреи оказались включены в тот или иной из этих классов и приписаны к какому-нибудь городу[254].
Но это была одна видимость. Основная масса евреев жила вовсе не в городах, а в поместьях шляхты, и особенно в местечках, или штетлах – мелких «еврейских городишках» (они возникали, когда помещик разрешал евреям селиться на своей земле в указанном месте) – и поддерживала тесные экономические связи с окрестными сельскими районами. Иными словами, евреи обитали именно в сельских местностях, где городскому сословию жить запрещалось. В результате появились «мещане», приписанные к городам, но живущие в деревнях и занятые типичной арендаторской деятельностью: они держали корчмы или брали в аренду права на винокурение, работали менялами или служили управляющими имений. Ни одно из этих занятий не имело отношения к обыкновенным профессиям городских сословий. Если бы правительство допустило дальнейшее существование этого иллюзорного городского сословия, то сложившееся положение, пусть и ненадежное, можно было бы сохранить. Но иллюзия эта рассеялась в ту самую минуту, как правительство попыталось претворить в жизнь предначертания законов, касающихся сословий. Вот так и получилось, что старания нового генерал-губернатора Белоруссии П.В. Пассека силой внедрить эти неисполнимые законы привели к кризису.
В 1782 г., согласно упорному желанию Екатерины добиться того, чтобы члены городских сословий в действительности жили в городах, началось переселение купцов и горожан в Олонецкой губернии (где, между прочим, евреев не имелось)[255]. Тогда и власти двух белорусских губерний под началом Пассека принялись за такое же переселение. Поначалу закон применялся как к христианину, так и к еврею, но вскоре все начинание свелось к попытке переселить, главным образом, евреев. Эти мнимые горожане были оторваны от своих сельских дел и водворены в городские центры, слишком маленькие, чтобы вместить их физически или позволить войти в экономическую жизнь. В то же время помещики лишились своих традиционных агентов и посредников, что грозило тяжелыми последствиями для экономики сельских районов.
Пассек руководил и проведением в жизнь других законов, касающихся евреев. 3 мая 1783 г. в Белоруссии вступила в силу инструкция о винокурении, целью.которой было установление хоть какого-то контроля за производством спиртного. Им занимались все слои общества, и даже духовенство не составляло исключения. Инструкция разрешала винокурение в сельской местности только помещикам. В крупных и мелких городах разрешение распространялось на городские сословия при наличии контроля со стороны муниципальных властей, чтобы доходы поступали как на нужды города в целом, так и на потребности магистратуры[256]. Таким образом, в поместьях только их владельцы могли производить спиртное, что в таких местах, как Белоруссия, где рынок был недостаточно развит для реализации излишков зерна, служило желанным и весомым финансовым подспорьем. При этом в инструкции ничем не ограничивалась свобода землевладельцев использовать это право по своему усмотрению. Поэтому шляхта и магнаты как и прежде сдавали свои права в аренду евреям, тем самым поддерживая их занятия винокурением и розничной торговлей алкоголем. Пассек же, напротив, понял этот закон таким образом, что члены сословий, не получивших прав на винокурение, не могли заниматься им даже в качестве арендаторов, и принял меры для пресечения подобной деятельности. В итоге подобного истолкования закона те евреи, которых еще не успели переселить в города, – а начинание такого рода и не могло осуществиться достаточно быстро, – оказались лишены средств к существованию. Польские помещики Белоруссии с радостью встретили подтверждение своей торговой монополии, данное им инструкцией 3 мая, но негодовали из-за потери своих еврейских факторов – мастеров на все руки. Так что когда евреи обратились в Сенат с жалобой на действия Пассека, они, вероятно, опирались, по крайней мере, на молчаливую поддержку польского дворянства.
У евреев был и еще один повод жаловаться на Пассека: он сквозь пальцы смотрел на начавшиеся нарушения их политических прав. В белорусских городах участие евреев в выборах городских должностных лиц – бургомистров, ратманов (членов муниципальных советов), судей сословных судов – вызвало неудовольствие и протест со стороны христианского купечества и мещанства. Это противостояние вполне понятно, если учесть давнюю традицию экономического соперничества христиан с евреями, обостренного религиозными и социальными предрассудками. Провинциальные власти, стремясь сохранить спокойствие в обществе, самостоятельно ввели особую формулу для таких выборов: в городках, где евреи составляли большинство населения, вводился институт выборщиков для участия в избрании городских должностных лиц, а в тех городах, где евреи большинства не имели, не было и выборщиков. Это, как и следовало ожидать, привело к неравному представительству евреев в выборных органах. В таких городах, как Витебск, где большинство жителей были евреями, ни один еврей не прошел на муниципальную должность[257].
В ответ на эти нарушения еврейские общины Белоруссии направили в Санкт-Петербург делегацию во главе с влиятельным витебским купцом Цалкой Фаибишовичем. В делегацию входили еще двое купцов, Абрам Йоселевич и Ицка Мовшович, а также секретарь полоцкого кагала Израэль Бейнашович. Они привезли с собой верительные письма от 18 кагалов, которые подписали 388 человек. Этот шаг оказался очень удачным, Файбишовича и Йоселевича даже пригласили предстать перед Сенатом на заседании 11 ноября 1785 г., где рассматривалась петиция белорусских евреев[258] .
Обращаясь с этим ходатайством, руководство кагалов имело в виду три мотива. Во-первых, они желали прекращения переселений, явно шедших вразрез с интересами евреев сельских районов и угрожавших благополучию евреев, уже живших в городах. Во-вторых, они надеялись защитить экономические позиции евреев и даже по возможности их укрепить. Представители евреев просили в Санкт-Петербурге не только разрешить их соплеменникам брать в аренду права на винокурение, но и приобретать их. За эту привилегию они предлагали принести государству большие доходы. В-третьих, общинная верхушка стремилась улучшить положение евреев, приписанных к городским сословиям, добившись представительства для тех, кто не имел своих представителей в выборных органах. Было признано, что лишь получив представительство в сословных судах, евреи смогут рассчитывать на справедливость в своих торговых конфликтах с христианами. Стремление евреев участвовать в этой деятельности имело чисто экономическую подоплеку, а вовсе не отражало желание установить более тесные связи с христианским большинством. По сути, руководство кагалов твердо намеревалось отстаивать свою традиционную власть, и потому просило Сенат о сохранении особых еврейских судов для решения гражданских дел между евреями – ведь эти суды некогда были важной составной частью автономии еврейских общин в Польше[259].
Общинное руководство хотело также получить гарантии сохранения одного из главных рычагов власти в кагале – права раскладывать подати на всех членов общины. Еще петиция преследовала давнюю цель еврейских купцов – добиться равного с русскими торговцами права проживания и торговли в Риге, крупном портовом городе. И наконец, Файбишович выдвинул персональные финансовые претензии к витебским властям, не выполнявшим свои обязательства с 1773 г.[260].
Петиция еврейских общин против Пассека привлекла более пристальное внимание к рассмотрению жалоб евреев. 26 февраля и 10 марта 1785 г. Екатерина предложила Сенату рассмотреть эти накопившиеся
