специальные школы для обучения немецкому языку. (Австрийские власти очень беспокоило то, что идиш служит «щитом для правонарушений».)[161] Законы 1785 и 1787 гг. были направлены против других черт исключительности евреев. Например, всем им ведено было принять немецкие фамилии. Сверх того, взамен новообретенного равенства от евреев требовалось нести те же самые обязанности, что возлагались на прочих жителей империи. Указом от 18 февраля 1788 г. император Иосиф разъяснил, что в эти обязанности входит и военная служба.

У галицийских евреев этот указ энтузиазма не вызвал. На призыв в армию они смотрели не как на шаг к будущей эмансипации и возможность проявить патриотизм, но как на угрозу важным еврейским ритуальным запретам, касающимся пищи, одежды и соблюдения субботнего дня. Рекруты толпами дезертировали из армии, а громадные премии за добровольное поступление на службу оставались невостребованными[162]. Вся эта история подтвердила бытовавшее тогда мнение о непригодности евреев к военной службе. (Во всяком случае, русские реформаторы наверняка пришли к такому же выводу.) Подобно многим задуманным на благо реформам Иосифа II, эти преобразования встречали яростное сопротивление у тех, ради кого они затевались.

У прусских властей не было и таких благих намерений в отношении евреев, как у Иосифа: их реформы представляли собой классический случай, когда вынужденные шаги впоследствии ставят себе в заслугу. До 1772 г. еврейское население королевства Пруссия было минимально и в целом сводилось к немногим терпимым официально Schutzjuden – евреям, платившим за защиту со стороны властей – жившим в городских центрах, например в Берлине. Но при этом Пруссия служила также своего рода мастерской реформ, связанных с жизнью евреев. Великий борец за просвещение евреев, Моисей Мендельсон, был жителем Берлина. В конце XVIII – начале XIX в. Берлин являлся центром еврейского просветительского движения и именно с ним связаны имена таких реформаторов, как Хартвиг Вессели и Давид Фридлендер.

Численность Schutzjuden всегда была незначительной, а их жизнь строго контролировалась правительством. С первым разделом Польши прусское государство аннексировало Нисский район Великой Польши, где проживало около десяти тысяч евреев. Фридрих II попробовал распространить на них те же критерии гражданства, что и на собственно прусских евреев. В 1772 г. Королевская палата приказала изгнать из страны всех евреев с состоянием меньше тысячи талеров. С приобретением же Пруссией в 1793 и 1795 гг. польских территорий с почти двухсоттысячным еврейским населением такие примитивные меры стали неосуществимыми. Теперь уже не осталось и того огрызка польского государства, куда можно было бы депортировать евреев, как в 1772 г. Поэтому 17 апреля 1797 г. Пруссия совершила важный шаг к упорядочиванию положения своих новых еврейских подданных – это была последняя подобная реформа в Пруссии до наполеоновских войн и эмансипации евреев, которую они принесли с собой в 1812 г. Принятый закон носил название «Генеральный регламент о евреях для Южной и Новой Восточной Пруссии».

Появление «Регламента о евреях» положило начало процессу, который Р. Малер определял как «манию регламентации». Но эти меры как раз вписывались в традицию организованного полицейского государства[163]. Еврейская община лишилась своей автономии, а регулирование всех сторон жизни каждого еврея перешло в компетенцию прусской бюрократии. Были выработаны правила, касающиеся жительства евреев, их занятий и даже вступления в брак. Для каждого из обычных житейских шагов теперь требовалось разрешение властей. Правительство явно решило руководить евреями ради максимальной пользы для государства. Те занятия, что, подобно торговле спиртным, казались властям нежелательными, были попросту запрещены. Ограничили и торговлю вразнос. Условия, при которых евреи могли заниматься другими профессиями, были четко определены. Конечной целью «Регламента» было свести занятия всех евреев к одной из четырех категорий: коммерция и предпринимательство, ремесла, сельское хозяйство и обслуживание связанных с ним перевозок, труд по найму. Зажиточных евреев поощряли к строительству фабрик с тем, чтобы на них нанимать еврейских рабочих[164]. «Регламент», особенно в части предписания занятий для евреев, предвосхитил проект российского реформатора, губернатора соседней с Пруссией Лифляндии – И.Г. Фризеля, который вполне мог быть знаком с «Регламентом».

Интересно, что те русские, кто был связан с решением проблем еврейского населения, никогда не упоминали французский опыт. Именно во Франции рационалистический порыв к преобразованиям был доведен до своего логического завершения – прихода полной эмансипации и, по крайней мере, в теории, полного равенства евреев с остальными гражданами. Под властью королей династии Бурбонов Франция вовсе не находилась на переднем крае реформ положения евреев, хотя потенциальная способность евреев к совершенствованию составляла постоянный предмет споров среди французских интеллектуалов. Тем не менее эмансипация французского еврейства не последовала немедленно за революционным взрывом и созданием Национального собрания, хотя евреи и воображали, будто бы Декларация прав человека касается еврея точно так же, как и христианина. Сама эмансипация происходила в два этапа – сначала, 28 января 1790 г., «права дееспособных граждан» были дарованы португальским, испанским и авиньонским евреям (сефардам), а затем, 27 сентября 1791 г. – остальным, евреям-ашкеназам Эльзаса и Лотарингии. Эта хронологическая последовательность важна. Первым актом эмансипировали евреев уже в значительной степени ассимилированных. В своей роли богатых купцов и зажиточных торговцев они почти не отличались от французов – представителей среднего класса по языку, культуре и системе ценностей. При наличии веротерпимости они могли бы считаться социально равными французской буржуазии. С другой стороны, евреи-ашкеназы, сосредоточенные в Эльзасе, были бедными ремесленниками, мелкими торговцами и ростовщиками, а культура и вера прочно отделяли их от христиан. Эта группа получила эмансипацию только после длительных и острых дебатов, при отчаянном сопротивлении клерикального блока и христиан Эльзаса[165].

Эмансипация евреев во Франции, остававшаяся самой прогрессивной в Европе на протяжении почти полувека, особенно примечательна теми способами, которыми осуществлялась. Различные корпорации, такие, как гильдии, составлявшие основу экономической структуры общества в феодальной Франции, были ликвидированы. В их числе оказалась и еврейская община, несмотря на протесты еврейской верхушки Эльзаса и Лотарингии, которая предпочитала и в дальнейшем сохранять автономное существование. От других корпораций правительство унаследовало наряду с их наличными финансовыми средствами и все долги и обязательства, накопившиеся к моменту роспуска. Единственное исключение представляло еврейское сообщество. Хотя общины, со всеми своими бесчисленными функциями, постами и должностями, были распущены, на их членов по отдельности возложили индивидуальную ответственность за долги, которую раньше они несли коллективно[166].

Мы привели здесь краткий обзор всех этих действий и шагов, так как они предвосхищали некоторые меры, предложенные русскими реформаторами, в первую очередь – поэтом и сенатором Г.Р.Державиным. В проекте, написанном в 1800 г., Державин не ссылался на революционную Францию как на образец для подражания, но некоторые его предложения относительно финансовой реформы свидетельствуют о французском влиянии. Впрочем, следующие два десятка лет политика Франции в отношении евреев все сильнее подчинялась амбициям Наполеона Бонапарта, который вообще не любил евреев и частично отменил законы о полной их эмансипации, принятые в 1790 и 1791 гг. Некоторые из наполеоновских приемов, направленных на установление контроля и манипулирование еврейским населением своей империи, вроде созыва Ассамблеи еврейских нотаблей и Великого Синедриона в 1806—1807 гг., внушали остальной Европе не столько желание подражать, сколько страх, как бы подобные меры не снискали Наполеону симпатии евреев даже вне пределов, ему подвластных. В России из-за этих опасений было отсрочено проведение в жизнь статей «Положения» 1804 г.

Польша как отчизна значительного большинства евреев Европы и как страна, восприимчивая к европейскому культурному влиянию, не осталась равнодушной к преобразовательному брожению. Однако самые радикальные взгляды не получили здесь немедленного рассмотрения, даже после того как раздел страны в 1772 г. обострил необходимость внутренних реформ. Например, в 1778 г. польский придворный чиновник и влиятельный магнат, Анджей Замойский, составил набросок проекта реформы для короля Станислава Понятовского. Этот проект дает возможность оценить все последующие польские проекты преобразований. План Замойского мог всего лишь сохранить status quo, хотя в нем отразилось влияние городского купеческого сословия, проявившееся в предложениях ограничить для евреев свободу торговли. Реформа ратовала за включение всех евреев в число категорий, занятых полезными профессиями –