— А как я могу ему доверять? Мирин вправила мне кости только для того, чтобы запереть дред хаула. Как только я избавлюсь от демона — если такое получится, — я снова стану калекой. Зачем же тогда забывать отточенные годами навыки? Они мне пригодятся.
— С демоном проклят, без него изувечен, — проворчал спереди Роггер. — Вот уж повезло так повезло!
Солнце уже близилось к зениту, а конца болотам все не было видно. Тилар постоянно оглядывался вокруг. Разве они здесь не проходили? Разве это не тот же самый пень? И вроде бы они уже продирались сквозь эти заросли ежевики. Но, как ни вглядывался он в грязь под ногами, своих следов не находил.
И тем не менее ему казалось, что они ходят по кругу.
Делию одолевали те же тревоги.
— Кажется, ты говорил, что болото скоро кончится, — обратилась она к вору и промокнула платком лоб.
Роггер недовольно обернулся. По носу у него стекал пот.
— Далеко, близко — это относительно. Я вас выведу…
Он не заметил ловушку. Нога вора попала в петлю, та с громким шелестом затянулась, и Роггер с воплем повис в воздухе вниз головой.
Вор попался в олений силок. Тилар вытащил кинжал, чтобы перерезать веревку.
Роггер перевел дыхание, его все еще раскачивало из стороны в сторону. Его глаза внезапно широко распахнулись в панике.
— Засада… — выдохнул он.
Тилар замер на месте с кинжалом на изготовку.
Он услышал свист стрелы и, разворачиваясь на звук, увидел, как та ударила в плечо Делии и отбросила девушку в воду. Не успел он броситься на помощь, как что-то с треском стукнуло его по затылку, и тут земля ринулась ему навстречу и ударила в лицо.
Он услышал, как кричит Роггер, и тут его накрыло темнотой.
Сознание возвращалось медленно. Но он по-прежнему ничего не видел. До Тилара доносились приглушенные звуки: щелчок замка, лязганье цепи, отзвуки разговора, даже мерное капанье воды. Все заглушалось звучащим из черноты голосом:
—
Тилар не знал, где он и что происходит. Он плавал в черном океане, между сознанием и беспамятством. Причем он был тут не один.
Он ощущал, как колышется вода, когда что-то проплывает рядом, под ним. Что-то огромное — левиафан морских пучин. Он чувствовал, как вытягивает из него тепло пристальный взгляд.
—
Тилар внезапно осознал, что шепот раздается у него в голове. Он не сумел найти слов, чтобы передать удивление и испуг, но его тут же поняли.
Существо в море закружилось быстрее. От него волнами расходилась нетерпеливая настойчивость, как будто время давило на него неумолимой тяжестью. Чего оно хочет от Тилара?
—
Тилара бил озноб. Вот до него донесся едва уловимый аромат весенних цветов, высушенных и разложенных на жаровне, — сладкий, но приправленный дымом. Тень Мирин, запах ее погребального костра… Только каким-то образом самой смерти не было. И вновь существо проплыло под ним, и Тилар внезапно понял, кто с ним разговаривает. Он почувствовал шевеление там, где скрытое ребрами и кровью когда-то билось его собственное сердце.
С ним говорил дред хаул.
Проснувшийся внутри его.
Еще одно слово поднялось из темноты:
—
Тилар вздрогнул. Ему вспомнилось, как Файла уверяла, что именно наэфрин убил Мирин.
Вот присутствие демона стало необъятным, разбухая и заполняя собой всего Тилара. Существо не находило слов, но не сдавалось.
—
Оно мучительно пыталось объяснить и вложило все силы в последнюю мысль:
—
Тьма внезапно рассыпалась на множество осколков. В трещины полился свет факелов и отогнал остатки черного сна. И все же Тилар до сих пор чувствовал скольжение пылающего яростью демона в своей груди.
Значит, не сон…
Возможно ли такое? Неужели он теперь несет в себе частицу подземного бога, существа в тысячу раз более гнусного, чем любой демон?
Не успел Тилар привести мысли в порядок, потрясение уступило место пониманию, где он находится. Он лежал распятым на дыбе в каменной темнице, в одной набедренной повязке, а стягивающие его веревки воняли дерьмом. Черной желчью, которой мытари крови смазали веревки, чтобы защитить их от воздействия Милости.
Он почуял, что в темнице есть кто-то еще.
— Просыпается, — раздался сбоку масляный, скользкий голос.
Тилар повернул голову, отчего комната закружилась, а желудок всколыхнулся. У открытой двери скорчилась в тенях фигура в черной мантии с капюшоном. Измазанная в мерзкой дряни — черной желчи — рука протянулась к нему. Вонь мытаря заполнила ноздри, у Тилара сдавило горло.
Со словами мытаря в камеру ступил высокий, широкоплечий, но безобразно расплывшийся мужчина. Его раздвоенная борода доставала до выпирающего живота. Черные, как воронов хвост, волосы и такие же сапоги, брюки и камзол, которые оттеняла вытканная из серебряной нити рубашка. Она отражала свет факелов, как кольчуга.
Темные глаза уставились на распростертого Тилара. В них горело пламя Милости — перед Тиларом стоял один из огненных богов Мириллии.
Представлений не требовалось.
— Лорд Бальжер, — пробормотал Тилар.
Бог едва заметно кивнул, что, учитывая ситуацию, казалось странным проявлением вежливости.
— А ты богоубийца, надо полагать.
Его голос походил на треск поленьев в костре.
Тилар почувствовал, как теплеет воздух с каждым шагом огненного бога. Это проступала через поры подогретая стихией огня Милость.
— И глянуть не на что, — заметил Бальжер.
— Я никого не убивал, — выдавил Тилар, борясь с бунтующим желудком.
— Это ты так утверждаешь, но многие с этим не согласны.
Бальжер дотронулся пальцем до связанных рук Тилара. Его обожгло, как раскаленным железом, кожа вздулась пузырем и задымилась.
Тилар закричал.
Бальжер нагнулся и принюхался к горящей плоти.
— И верно, я чую Милость. Вода, если не ошибаюсь. — Он выпрямился и перевел взгляд на мытаря. — Получается, что даже прикосновение одного из них не отбирает у тебя благости. Интересно, почему?
— Он несет в себе полную Милость, милорд. Милость Мирин, — ответил из дверного проема знакомый голос.
У двери темницы стоял Роггер, прислонившись к косяку и скрестив на груди руки. Судя по влажной бороде, он только что помылся.