волнует.

Грегори погладил ее по руке.

– Запомни: сначала будет боль, а потом станет лучше.

Люси ощутила, как где-то внизу живота стало разгораться обжигающее пламя.

–  Насколько лучше? – чужим голосом спросила она.

Грегори лег на нее и всем телом ощутил ответный жар ее тела. И понял, что погружается в грех. И в блаженство.

– Намного, – наконец сказал он, прищипывая губами кожу на ее шее. – Вообще-то даже больше, чем намного.

Он раздвинул ей ноги и устроился между ними. Почувствовав его мужское естество, твердое и горячее, она напряглась. Он, вероятно, догадался, в каком она состоянии, потому что прошептал ей в самое ухо:

– Ш-ш-ш...

А потом его губы стали медленно двигаться вниз.

И вниз.

И вниз.

От шеи они переместились к ямочке на плече, затем...

О Господи!

Он обхватил ладонью ее тугую грудь и взял губами сосок.

Люси дернулась под ним.

Он усмехнулся. Одной рукой прижав ее плечо к матрацу, другой он продолжил эту сладостную пытку, прерываясь только для того, чтобы перебраться к другому соску.

– Грегори, – выдохнула Люси, не найдя иных слов, чтобы выразить свои эмоции. Она чувствовала себя беспомощной перед этой чувственной атакой. Она лишилась способности давать определения, разъяснения, толкования. Она могла только чувствовать, и это было чудовищно, до умопомрачения восхитительно.

Грегори оставил в покое ее сосок и подтянулся вверх, чтобы их лица оказались рядом.

– Дотронься до меня, – учащенно дыша, попросил он. Люси испуганно заглянула ему в глаза.

– Где хочешь, – добавил он.

Только тогда Люси сообразила, что все это время ее руки были вытянуты вдоль тела, а пальцы судорожно комкали простыню, как будто пытались удержать ее от падения в пропасть безумия.

–  Прости, – сказала Люси и вдруг начала смеяться.

Грегори усмехнулся.

– Придется отучить тебя от этой привычки, – проворчал он.

Люси обняла его за шею.

– Ты не хочешь, чтобы я извинялась? – спросила она.

Когда он шутил, когда поддразнивал ее, ей становилось хорошо. Это прибавляло ей отваги.

– Только не за это, – ответил он.

Она потерлась ногой о его икру.

– Никогда?

Его руки стали творить совершенно невообразимые вещи.

– Ты хочешь, чтобы я извинился вот за это?

– Нет, – выдохнула она.

Он дотрагивался до нее нежно и в тех местах, к которым, как ей казалось, прикасаться не следовало. По идее она должна была бы считать его действия ужасными, но она не считала. От того, что он делал, ей хотелось выгибаться, извиваться, вытягиваться. Она не понимала, что чувствует, – она не смогла бы описать это, даже если бы ей помогал сам Шекспир.

Однако ей хотелось большего. Это было единственное, что она знала. Единственное, к чему она стремилась.

Грегори вел ее куда-то. Она чувствовала, как он влечет ее за собой, тянет, несет.

И ей хотелось всего этого.

– Прошу тебя, – взмолилась она. Слова сами собой сорвались с ее губ. – Пожалуйста.

Но Грегори уже перешел ту грань, когда что-то можно было выразить словами. Он лишь произносил ее имя. Раз за разом он произносил его, как будто губы разучились выговаривать другие слова.

– Люси, – шептал он, целуя ее между грудями. – Люси!

Она прикоснулась к нему. Осторожно, нежно.

Но все равно прикоснулась. Его ласкала ее рука, и он чувствовал, что горит в огне.

– Прости, – проговорила она, отдергивая руку.

– Не извиняйся. – По голосу можно было решить, что он рассердился, однако на самом деле он просто с трудом произносил слова. Взяв руку Люси, он вернул ее на прежнее место. – Видишь, как сильно я хочу тебя, – сказал он. – Всем, что у меня есть, всем своим существом.

Их лица были в дюйме друг от друга. Их дыхания смешивались, а взгляды...

Они чувствовали себя единым целым.

– Я люблю тебя, – прошептал Грегори и улегся у нее между ног. Люси обхватила его за плечи.

– Я тоже тебя люблю, – проговорила она, и вдруг ее глаза расширились, как будто она удивилась собственным словам.

Теперь она принадлежит ему.

И он принадлежит ей.

Грегори двигался очень осторожно, постепенно усиливая нажим. Он понимал, что находится на краю пропасти. Теперь его жизнь разделилась на две части – до и после.

Он больше никогда не полюбит другую.

Он просто не сможет полюбить другую.

После всего. Пока Люси ходит по этой грешной земле. Другой уже не будет.

Пропасть пугала. Пугала и манила, и...

Он прыгнул в эту пропасть.

Люси вскрикнула, и он поспешно вышел, но, заглянув ей в лицо, понял, что вскрикнула она совсем не от боли. Ее голова была откинута назад, и каждый выдох сопровождался сладостным стоном. Казалось, что у нее не хватает сил удержать внутри свое неистовое желание.

Она обхватила ногами его икры и изогнулась, как бы умоляя продолжить.

– Я не хочу причинять тебе боль, – сказал он.

Каждая мышца его тела была напряжена до предела, он весь стремился вперед. Он никогда в жизни ничего не хотел так, как сейчас Люси.

– А мне не больно, – простонала Люси, и в следующее мгновение Грегори отпустил вожжи.

Вобрав в рот ее грудь, он преодолел последний барьер и стремительно ворвался в нее.

Если Люси и почувствовала боль, то не обратила на нее внимания. Она восторженно вскрикнула и обхватила Грегори за плечи.

Его тело требовано ее и двигалось в ритме, которым не мог управлять разум.

– Люси!

Он понимал, что следует выждать. Он пытался ждать. Но Люси прижималась к нему, впивалась ногтями в плечи, изгибалась под ним так, что даже приподнимала его.

Наконец он почувствовал ее лоно. Как оно упруго и плотно обхватило его. И дал себе волю.

Он дал себе волю, и мир буквально взорвался.

– Я люблю тебя, – выдохнул он, содрогаясь в спазмах. Он думал, что за той гранью, которую он преодолел, нет места словам, но они там оказались.

Они стали его постоянными спутниками. Три коротких слова.

«Я люблю тебя».

Теперь они всегда будут с ним.

И это замечательно.

Время неслось вперед неумолимо. Близился рассвет, и Грегори, несмотря на твердое намерение жениться на Люси сразу, как только ему удастся добиться этого, решил уберечь ее от позора и не допустить, чтобы его застали у нее в постели в день ее свадьбы.

Не следовало забывать и о Хейзелби. Грегори знал его не очень хорошо, но всегда считал его добрым малым, который не заслужил публичного унижения.

– Люси, – прошептал Грегори и потерся носом о ее щеку, – скоро утро.

Люси что-то пробормотала во сне и повернула голову.

– Да, – сказала она.

Одно коротенькое «да». В этом была вся Люси. Она рассудительна и благоразумна. И он любит ее именно за это и за многое еще. Она не хочет менять мир. Просто она хочет сделать его прекрасным для всех, кого любит.

Она стремится к стабильности и заведенному порядку. Поэтому прыжок, который ей предстоит совершить, станет для нее...

Эта мысль ошеломила Грегори.

– Ты должна пойти со мной, – сказал он. – Сейчас. Мы должны уйти до того, как проснется челядь.

Люси слегка вывернула нижнюю губу и закатила глаза, как бы говоря «О Господи!». Это получилось у нее так забавно, что Грегори не удержался и поцеловал ее. Чмокнул в уголок рта – потому что на более долгий поцелуй времени не было. Легкость и сладость поцелуя были разрушены ее обескураживающим ответом:

– Не могу.

Грегори отпрянул.

– Тебе нельзя оставаться.

Но Люси покачала головой.

– Я... я должна поступить правильно.

Он устремил на нее непонимающий взгляд.

– Я не имею права сбежать, я не могу допустить, чтобы лорд Хейзелби тщетно ждал меня в церкви, – сказала она и подняла на него глаза, в которых отражалась мольба.

На мгновение.

И тут же отвернулась.

Грегори не видел ее лица, зато ему многое говорили ее движения, нервные, полные непонятной безысходности.

Люси тихо сказала:

– Надеюсь, ты понимаешь меня.

– Я подожду снаружи, – сказал он.

Люси резко подняла голову, и в ее глазах появилось вопросительное выражение.

– Тебе может понадобиться моя помощь, – тихо объяснил он.

– Нет, не понадобится. Уверена, я смогу сама...

– Я настаиваю, – с нажимом произнес он, перебив ее. – Сигнал будет таким. – Он поднял вверх ладонь со сдвинутыми пальцами, повернул ее к себе и обратно. – Я подожду снаружи. Если тебе понадобится моя помощь, подойди к окну и подай сигнал.

Люси открыла рот, как будто хотела снова запротестовать, но в конечном итоге просто кивнула.

Грегори подошел к окну и выглянул. Рассвет еще не наступил, но небо уже изготовилось к его встрече, на горизонте появилась узкая полоска света. Она сияла всеми оттенками пурпура и была так прекрасна, что Грегори жестом поманил к себе Люси, желая показать ей это поразительное зрелище. Он отвернулся, пока она надевала ночную сорочку. Босиком пройдя по полу, она подошла к нему, и он, прижав се к себе, уперся подбородком ей в макушку.

– Смотри, – прошептал он.

Казалось, что ночь кружится в каком-то странном танце, сверкающем и искрящемся, что в воздухе таится понимание – скоро все будет по-другому. Рассвет терпеливо ждал по ту сторону горизонта, а звезды уже стали меркнуть на темном небе.

Если бы можно было остановить время, Грегори обязательно это сделал бы. Впервые в жизни