дна громадных темных океанов времени, каким-то образом отыскивают друг друга. Для меня Око — огромная, возвышенная тайна, средоточие страшной силы — но это сила машины, а не разума.

Бисеза ответила:

— Это не разум, а проводник, ведущий к разумам. Они похожи на тени, сгустившиеся в конце темного коридора. Но они там. — Она не находила в человеческом языке слов для таких понятий. Этих слов не существовало потому (так она думала), что прежде никому из людей никогда не доводилось сталкиваться ни с чем подобным. — Ты должен мне просто верить, Джош.

Он крепче обнял ее.

— Я тебе верю. Иначе я не был бы здесь…

— Знаешь, порой мне кажется, что все эти срезы времени, которые мы посещаем… это обрывки фантазий, снов.

Абдыкадыр нахмурился. Его голубые глаза ярко сверкали при свете масляных светильников.

— Что ты хочешь этим сказать?

Бисеза попыталась объяснить свои ощущения.

— Я думаю, что в каком-то смысле мы находимся внутри Ока. — Она решила уйти в более надежную зону и прибегла к физическим терминам. — Давайте попробуем представить это вот как: фундаментальные единицы нашей реальности…

— Крошечные струны, — подсказал ей Джош.

— Да, вот именно. Только они на самом деле отличаются от скрипичных струн. Они могут по-разному лежать на стратуме — пласте-подложке, служащем декой. Представьте себе расслабленную струну, свободно парящую над декой, а другие — плотно обернуты вокруг деки и туго натянуты. Если измерения стратума изменить — сделать его толще — энергия натяжения тугих струн увеличится, а вибрационная энергия слабых — уменьшится. И это окажет свое действие на наблюдаемую Вселенную. Если это явление окажется достаточно устойчивым, то два измерения — длинное и короткое — поменяются местами. У них имеется обратно пропорциональная связь…

Джош покачал головой.

— Ты меня окончательно запутала.

— Я так думаю, — проговорил Абдыкадыр, — она хочет сказать нам о том, что в этой физической модели очень большие расстояния и очень малые в некотором роде эквивалентны.

— Точно, — подтвердила Бисеза. — Именно. Космос и частица атома — одно является отражением другого, если правильно посмотреть.

— И Око…

— Око содержит мое изображение, — продолжала Бисеза, — точно так же, как на сетчатке моего глаза содержится спроецированное изображение тебя, Джош. Но мне кажется, что в случае с Оком реальность моего изображения и изображения всего мира — не просто проекция.

Абдыкадыр нахмурился.

— Значит, искаженные изображения на поверхности Ока — не просто тень нашей реальности. И манипулируя этими изображениями, Око каким-то образом умеет управлять тем, что происходит в окружающем мире. Может быть, именно так оно сумело осуществить Разрыв. Таков ход твоих мыслей?

— Это как кукла вуду, — прошептал Джош, захваченный сложившимся в его сознании образом. — Внутри Ока — мир вуду… Но Абдыкадыр не совсем прав — да, Бисеза? Око ничего не делает. Ты сама сказала, что Око, каким бы удивительным оно нам ни представлялось, на самом деле — всего лишь орудие. И что ты чувствовала, что кто-то есть за Оком, кто им управляет. Значит, Око — это не какое-то демоническое правящее существо. Это всего-навсего…

— Пульт управления, — прошептала Бисеза. — Я всегда знала, что ты умница, Джош.

— А-га… — медленно протянул Абдыкадыр. — Начинаю понимать. Ты считаешь, что у тебя есть какой-то доступ к этому пульту управления. Что ты можешь воздействовать на Око. И это тебя пугает.

Бисеза отвела взгляд. Ей трудно было смотреть в сияющие глаза Абдыкадыра.

Джош ошеломленно проговорил:

— Но если ты можешь воздействовать на Око — о чем ты его попросила?

Она закрыла лицо руками.

— Позволить мне вернуться домой, — прошептала она. — И мне кажется…

— Что?

— Что оно может это сделать.

Ее друзья, не на шутку потрясенные услышанным, умолкли. Но она наконец сказала это, произнесла эти слова. Она понимала, что, как только закончится путешествие, она должна вернуться к Оку и снова бросить ему вызов. Она попытается — или погибнет, добиваясь своей цели.

В нескольких днях пути до Александрии флот встал у берега на якорь. Картографы Александра заверили его в том, что именно здесь стоял Паретониум — город, который он когда-то посетил. Правда, сейчас от города не осталось ни следа. Здесь царя встретил Евмен. Он заявил, что желает сопровождать царя в самом значительном в его жизни паломничестве.

Александр послал разведчиков, чтобы те изловили диких верблюдов, и на верблюдов погрузили бурдюки с водой на пять дней пути. Быстро собралась группа не более дюжины человек, включавшая Александра, Евмена, Джоша и Бисезу, а также нескольких ближайших телохранителей царя. Македоняне оделись в длинные просторные балахоны на манер бедуинов: они уже бывали здесь раньше и знали о сюрпризах местного климата. Бисеза и Джош последовали их примеру.

Они направились к югу, вглубь материка. Путешествие должно было занять несколько дней. Следуя примерно вдоль границы Египта с Ливией, они шли мимо гряды невысоких полуразрушенных холмов. Постепенно избавляясь от скованности, Бисеза начала активнее работать мышцами и глубже дышать, и вскоре все ее мысли устремились на то, что было связано с походом.

«Опять психотерапия», — недовольно подумала она.

Ночью спали в шатрах, завернувшись в бедуинские одежды. Но на следующий день налетела буря — жаркий вихрь больно секущего кожу песка. Потом шли по оврагу, дно которого, как ни странно, было усыпано морскими ракушками, потом — по равнине, на которой стояли причудливые скалы, образовавшиеся в результате выветривания, потом — по унылому каменистому плоскогорью.

Наконец добрались до небольшого оазиса. Тут росли пальмы, жило немного птиц — перепелки и ястребы. Этот островок жизни сохранился посреди соляных пустошей. В центре оазиса возвышалась маленькая, жалкая, полуразрушенная крепость. Между источниками белели небольшие гробницы. Людей здесь не было, не замечалось и каких-либо признаков жизни. Живописные руины — не более того.

Александр пошел вперед, за ним — его телохранители. Он прошел мимо источенных песком и временем оснований разрушенных зданий и подошел к ступеням, которые вели к постройке, некогда служившей храмом. Поднимаясь по рассыпающимся ступеням, Александр дрожал от волнения. Он поднялся на последнюю ступень — ровную площадку, опустился на колени и склонил голову.

Евмен тихо проговорил:

— Когда мы были здесь, это место было хоть и очень древним, но не было разрушенным. Бог Амон плыл на своей священной лодке, которую несли очистившиеся носильщики, девственницы пели песни о божественном. Царь побывал в святая святых — в маленькой комнате с потолком из пальмовых стволов — и там говорил с оракулом. Он никогда не рассказывал о том, какие задавал оракулу вопросы — ни мне не рассказывал, ни даже Гефестиону. Именно здесь Александр осознал свою божественность.

Бисеза знала эту историю. Во время первого паломничества Александра македоняне отождествили ливийского бога Амона — существа с головой барана — с греческим Зевсом, и Александр узнал, что его истинный отец — Зевс-Амон, а вовсе не царь Македонии Филипп. С этого мгновения до конца его дней в его сердце жил Амон.

Было видно, что царь в отчаянии. Вероятно, он надеялся, что святыня каким-то образом переживет Разрыв, что это место, самое священное для него, обретет пощаду. Но этого не произошло. Он не нашел здесь ничего, кроме мертвого груза времени.

Бисеза шепнула Евмену: