положении, проявил большое великодушие.

Это свидетельство склонило суд в пользу Рекса, так как капитан Фрер слыл непримиримым врагом непокорных каторжан, и все поняли, что только лишь чувство справедливости побудило его так высоко отозваться о Рексе.

Кроме того, Рекс искусно построил свою защиту. Он признался, что виновен в побеге, но считал, что дальнейшим своим поведением он заслужил право ходатайствовать о смягчении наказания. У него была одна цель – выйти на свободу, и, добившись желаемого, он честно прожил почти все три года, что может легко доказать. Он был обвинен в пиратском захвате «Морского ястреба», но он утверждал, что этот бриг, построенный руками каторжан в Макуори-Харбор, еще не был занесен в списки судов и потому нельзя считать, что он был «пиратски захвачен» в юридическом смысле слова.

Суд согласился с этим доводом, несомненно находясь под воздействием показаний капитана Фрера. Приняв во внимание, что прошло уже пять лет со времени бунта и что двое главных виновников (Чешир и Баркер) уже казнены в Англии, суд приговорил Рекса и трех его сообщников к пожизненной каторге в колонии.

Довольный тем, что труды его не пропали даром, Фрер отправился успокаивать девушку, ради которой он, вопреки своему желанию, помог Рексу избежать виселицы. По дороге какой-то человек, учтиво приподняв шляпу, попросил разрешения на секунду задержать его. Это был человек лет пятидесяти с красным испитым лицом, в его походке и манерах проскальзывало нечто, изобличавшее моряка.

– Ну, Блант? – спросил Фрер с нетерпеливым видом человека, ожидающего плохих вестей. – Ну как там дела?

– Все в порядке, сэр, – сказал Блант. – Сегодня утром она опять вернулась на корабль.

– Вернулась? – воскликнул Фрер. – А я и не знал, что она сходила на берег. Где же она была?

Он говорил властно, самоуверенно, и Блант – теперь уже не похожий на себя прежнего – как будто даже побаивался его. Суд над бунтовщиками «Малабара» погубил карьеру Финеаса Бланта. Как Блант ни оправдывался, он не мог скрыть того факта, что Пайн застал его пьяным в каюте, в то время когда он должен был находиться на своем посту, и власти не могли, или не хотели, пройти мимо столь вопиющего нарушения военного устава. Поэтому капитан Блант, у которого, разумеется, имелась собственная версия всей этой истории, был лишен чести сопровождать арестантов его величества в колонии его величества в Новом Южном Уэльсе и на Земле Ван-Димена и вместо этого отправился с китобойной экспедицией в южные моря. Однако власть, которую приобрела над ним Сара Пэрфой, безвозвратно погубила его. Казалось, она отравила его душу, как обычно отравляют умные и злые женщины души тупоголовых сластолюбцев. Блант постепенно опускался все ниже и ниже. Он стал пьяницей, и все считали, что он имеет «зуб против начальства». Капитан Фрер, использовавший его иногда для своих личных нужд, сделался как бы его патроном и устроил его капитаном торговой шхуны, возившей товары из Сиднея. Получив в свое распоряжение шхуну – не без некоторого сопротивления со стороны ее владельца, жителя Хобарт-Тауна, – Блант дал обет воздержания сроком на двенадцать месяцев, но не выдержал и в результате совсем опустился. Однако он остался верным приспешником Фрера, надеясь с его помощью получить «правительственную должность», что было мечтой всех морских капитанов, служивших в то время в колониях.

– Она выходила на берег повидаться с другом, сэр, – сказал Блант, смущенно моргая.

– С каким другом?

– С этим… с арестантом, сэр.

– И что же, она его видела?

– Да, но я подумал, что следует сказать вам об этом, сэр, – пробормотал Блант.

– И правильно поступили, – сказал Фрер. – Вам надо отплывать немедленно. Откладывать нет смысла.

– Как вам угодно, сэр. Я могу отплыть завтра утром или сегодня вечером – как скажете.

– Сегодня вечером, – сказал Фрер, отвернувшись. – И как можно раньше.

– В Сиднее есть одна вакансия, которую я ждал, – с беспокойством начал Блант. – Если бы вы могли помочь…

– Как помочь?

– Получить должность капитана на правительственном корабле, сэр.

– Тогда бросьте пить, – сказал Фрер, – а я подумаю, что тут можно сделать. И проследите, чтобы эта женщина не болтала.

Они обменялись многозначительными взглядами, и Блант расплылся в подобострастной улыбке.

– Постараюсь, сэр.

– Советую вам сдержать слово, – заметил патрон и без дальнейших церемоний направился своим путем. Фрер застал Викерса в саду и прежде всего попросил его не говорить с дочерью о «деле».

– Вы же сегодня видели, что ей было плохо. Ради всего святого, Викерс, смотрите, чтобы она снова не заболела.

– Мой дорогой сэр, – ответил ему Викерс, – я даже намеком не упомяну об этом. Ей весь день после этого нездоровилось. Нервы совсем расшатались. Зайдите и взгляните на нее.

Фрер вошел в дом и стал утешать взволнованную девушку, искренне тронутый ее страданиями.

– Все уже в полном порядке, малышка, – сказал он ей. – Не думай больше об этом. Выбрось все из головы, дорогая.

– Это было глупо, Морис, я знаю, но я ничего не могла с собой поделать. Звук его… его голоса вызвал во мне мучительную жалость к кому-то или к чему-то. Я не могу это объяснить, но мне казалось, что я вот-