Для этих людей негодяями были только бунтовщики с «Морского ястреба».

– Четверо из них находятся здесь, в порту, на борту «Леди Джейн» – Рекс, Баркер, Ширс и Лесли. Это самая потрясающая история, какую я когда-либо слышал. Эти парни попали в Китай и выдали себя за потерпевших кораблекрушение. Торговцы в Кантоне провели подписку, собрали для них деньги и отправили их в Лондон. Вот там-то их опознал старый Пайн – бывший судовой врач на корабле.

Покраснев от волнения, Сильвия опустилась на ближайший стул.

– А где остальные?

– Двоих казнили в Англии. Шестеро сбежали, а этих привезли сюда, чтобы судить.

– О каком преступлении вы говорите, дорогой сэр? – спросил Микин, разглядывая херес с видом святого, соблюдающего пост.

– О пиратском захвате брига пять лет тому назад, – ответил Викерс – Эти мерзавцы высадили мою бедную жену с дочерью на необитаемую землю и оставили их умирать голодной смертью. Если бы не Фрер – благослови его бог! – они, конечно, погибли бы. Бунтовщики застрелили лоцмана и одного из солдат… но это длинная история, ее сразу не расскажешь.

– Я уже слышал о ней, – сказал Микин, посасывая херес, который принес ему слуга-арестант. – А так же о вашем благородном поведении, капитан Фрер.

– О, пустяки, – сказал Фрер, краснея. – Нам всем пришлось нелегко. Малышка, ты выпьешь стаканчик вина?

– Нет, – сказала Сильвия. – Я не хочу вина.

Она смотрела на полоску солнечного света, проникавшего сквозь шторы, как будто эта яркая полоска могла пролить свет на прошлые события.

– В чем дело? – спросил Фрер, наклоняясь к ней.

– Я пыталась вспомнить, но не могу. У меня в голове все перепуталось. Помню только широкий берег, огромное море и двоих людей, один из которых – ты, дорогой, – нес меня на руках.

– Боже мой! – прошептал мистер Микин.

– Она была совсем маленькая, – поспешно пояснил Викерс, как будто не желая признать, что причиной забывчивости является болезнь.

– О нет, мне было уже двенадцать лет, – сказала Сильвия, – я была вовсе не маленькая. Думаю, что лихорадка превратила меня в дурочку.

Фрер, с беспокойством взглянув на нее, заерзал на своем месте.

– Ну полно, перестань, не думай об этом! – сказал он.

– Морис! А что сталось с тем, другим человеком? – вдруг спросила она.

– Каким другим человеком?

– Ну с тем, который был с нами. Тот, другой, ты же знаешь.

– Бедняга Бейтс?

– Нет, не Бейтс. Каторжник. Как его звали?

– Ах, каторжник! – процедил Фрер с таким видом, будто и он забыл обо всем. – Но ты же знаешь, солнышко, его сослали в Порт-Артур.

– А! И он все еще там? – проговорила Сильвия, вздрогнув.

– Наверно, – сказал Фрер, нахмурившись.

– Между прочим, – заметил Викерс, – этого человека придется вызвать в суд. Нам нужно опознать негодяев.

– А разве мы с вами не можем это сделать без него? – с тревогой в голосе осведомился Фрер. – Боюсь, что нет. Я не решусь под присягой опознать человека через пять лет.

– Да неужели?! – воскликнул Фрер. – А я присягну в любую минуту. Мне достаточно только раз увидеть человека – и я его запомню на всю жизнь.

– И все-таки лучше привезти несколько арестантов, которые были в то время в Макуори-Харбор, – заключил Викерс, желая поскорее закончить спор. – Уж теперь-то я не допущу, чтобы преступники выскользнули у меня из рук.

– Скажите, а в Порт-Артуре есть еще старики? – осведомился Микин.

– Да, «вечники», – ответил Викерс. – Осужденные по приговору колониального суда. Закоренелые преступники. Теперь Порт-Артур занял место Макуори-Харбор. Какое волнение поднимется среди них, когда шхуна придет туда в понедельник!

– Волнение? Да неужели? Как интересно! А зачем туда пойдет шхуна? – спросил Микин.

– Чтобы привезти свидетелей, дорогой сэр. Большинство тамошних каторжников приговорены пожизненно, и путешествие в Хобарт-Таун будет для них праздником.

– Стало быть, они никогда не покидают этого места? – полюбопытствовал Микин, покусывая сухарик. – Это ужасно!

– Никогда, разве только в случае смерти, – со смехом ответил Фрер. – И тогда их хоронят на острове. О, это чудесное местечко! Вам надо бы съездить туда со мной и посмотреть, мистер Микин. Там очень живописно, уверяю вас.

– Дорогой Морис, – сказала Сильвия и отошла к пианино, как бы желая выразить протест против того