в следующий миг захлопнулась. Картина, представившаяся арестантам, промелькнула как в волшебном фонаре. Время, истекшее между двумя этими событиями, равнялось времени, необходимому для выстрела из мушкета.
Звук второго выстрела и чьи-то крики смешались с бряцанием оружия, и арестанты поняли, что на корабле поднята тревога. Что же будет с их товарищами, которые прорвались па палубу? Удастся ли им одолеть стражу, или их снова водворят в тюрьму? Все это скоро станет известно, а пока они изнывали в горячей, душной темноте и ждали исхода. Внезапно шум прекратился, затем раздался какой-то странный и непонятный грохот.
Что же произошло?
Арестанты, выскочив из мрака на свет фонарей, словно обезумевшие, кинулись на палубу. Майлс, верный своему обещанию, не стрелял, но Викерс тут же выхватил у него ружье и, ринувшись в толпу, выстрелил вниз а арестантскую. Атака все-таки оказалась неожиданной, но он храбро встретил ее. Его выстрел преследовал двоякую цель: запугать людей в арестантской и остановить людской поток, преградив дорогу трупом. Получая удары и отбиваясь от толпы озверевших людей, разгневанный Викерс забыл о своем намерении не проливать кровь. Онцелил в голову Джемми Ветча, но промахнулся и уложил наповал злополучного Майлса.
А тем временем Габбет и его товарищи добежали до трапа кают-компании, но там в красном отсвете фонарей блеснули штыки удвоенного караула. Посмотрев в сторону люка, Верзила увидел, что оружие, которое он рассчитывал захватить, находилось под охраной десятка ружей, а за распахнутыми дверьми в переборке, идущей от бизани к корме, стояла остальная часть отряда с ружьями наготове. Не трудно было даже ему понять, что их дерзкий план провалился, что их кто-то предал. Издав отчаянный вопль, донесшийся до его товарищей в тюрьме, он кинулся назад к двери, но в этот момент Викерс выстрелил, и столпившиеся у входа люди шарахнулись в сторону. Пайн и двое солдат, воспользовавшись замешательством, закрыли дверь на болты.
Бунтовщики попали в ловушку.
Узкое пространство между арестантской и переборкой превратилось в поле сражения. Человек двадцать арестантов и десяток солдат схватились врукопашную. Дерущиеся сцепились так плотно, что и нападающие и атакуемые наносили удары наудачу. Габбет выхватил у какого-то солдата саблю, тряхнув косматой головой, позвал на помощь Лентяя и бросился вверх по трапу, решившись пробиться сквозь огонь караульных. Лентяй, следовавший за ним по пятам, напал на первого попавшегося солдата и попытался отнять у него саблю. Ему на помощь подоспел здоровый парень с бычьей шеей; он ударил солдата кулаком в лицо, и тот, оглушенный ударом, выпустил саблю из рук, но, вытащив пистолет, успел прострелить обидчику череп. Этот выстрел и заставил Мориса Фрера встрепенуться.
Выскочив на палубу, молодой лейтенант мгновенно понял по расстановке часовых, что его товарищи проявили большую осмотрительность, нежели он, и смогли обеспечить безопасность корабля. Кто это сделал – выяснять не было времени. Не успел он добежать до люка, как столкнулся с Габбетом, поднимавшимся по трапу. Неожиданно встретив противника, да к тому же так близко, Верзила не смог развернуться, чтобы нанести удар. Крепко выругавшись, он стиснул Фрера своими ручищами, и они оба скатились по трапу. Стража на шканцах не решилась стрелять по этому сплетению тел, катавшихся по палубе. Какое-то мгновение драгоценная жизнь лейтенанта висела на волоске.
Забрызганный кровью своего несчастного дружка, Лентяй уже ступил на трап, но в эту секунду кто-то ударом приклада выбил из его рук саблю и грубо оттащил его назад. Упав на палубу, он увидел, как из толпы арестантов выскочил Ворон, еще минуту назад отбивавшийся от солдата, и как он, встав у трапа, поднял руки, словно защищаясь от удара. Внезапно все стихло: арестантов, прижатых к переборке, охватило (какое-то оцепенение. Наступившая тишина ввергла в недоумение обитателей тюрьмы.
Однако такое состояние продолжалось недолго. Двое солдат, из тех, что вместе с Пайном остановили лавину арестантов, быстро подняли засов опускной двери, о которой говорилось в предыдущих главах, и трое солдат по сигналу Викерса выкатили заряженную гаубицу из ее мрачного укрытия, находившегося рядом с тем местом, где был проход между нарами, и, подняв смертоносное жерло на уровень отверстия в тюремной переборке, были готовы дать залп.
– Сдавайтесь! – крикнул Викерс, – в голосе его следов не осталось от пресловутой гуманности. – Сдавайтесь и называйте вожаков, иначе я вас всех разнесу на куски!
Голос его не дрогнул. Хотя он стоял вместе с Пайном у самого жерла пушки, мятежники поняли – а перед лицом неизбежной опасности соображение работает быстро даже у самых тупых людей, – что, если они хоть на миг заколеблются, он свое слово сдержит.
Снова наступила томительная тишина, нарушаемая какой-то возней в тюрьме, словно к борту внезапно бросился крысиный выводок, застигнутый в бочке с мукой. То было шарканье ног арестантов, которые кинулись к своим нарам, стремясь уйти от угрожавшего им залпа картечи. Для двадцати отчаявшихся людей, дрожащих от страха перед жерлом гаубицы, это было убедительнее всяких слов. Все рухнуло – товарищи отказались их поддержать. Положение было отчаянным. Из длинного темного туннеля, откуда выкатили гаубицу, доносился приглушенный рокот, который иногда слышишь в морской раковине. Отверстие туннеля напоминало окно, за которым царила темнота. По обе стороны этого жуткого окна, прижатые друг к другу, стояли Пайн, Викерс и стражники. Перед ними лежал труп несчастного юнца, которого Сара Пэрфой довела до гибели. Рядом с ними, притиснутые к этой окровавленной растерзанной массе и отшатываясь от нее, замерли в ужасе двадцать озлобленных мятежников. Позади них из темноты в стороне от света из открытого люка жерло гаубицы угрожало смертью и разрушением; а за гаубицей угрюмо поблескивал ряд мушкетных стволов, освещенных фитилем, который держал верный слуга Викерса.
Люди, попавшие в ловушку, устремили взоры наверх, но там, у люка, уже выстроился караул, и некоторые члены экипажа с бравадой, свойственной морякам, поглядывали вниз на арестантов. Выхода не было.
– Даю вам минуту! – крикнул Викерс, зная, что и секунды было бы достаточно. – Одну минуту на размышление, или…
– Сдавайтесь, дружки, бога ради! – послышался голос какого-то несчастного из тюрьмы. – Неужто вы хотите нас всех погубить?
Джемми Ветч, благодаря странному свойству нервных натур, понял, что товарищи ждут, чтобы он выступил как парламентер и крикнул:
– Мы сдаемся! Нечего ждать, пока нам вышибут мозги!
Подняв руки вверх, повинуясь указанию Викерса, он первым двинулся к арестантской.
– Принесите кандалы! – скомандовал Викерс, стараясь скорее покончить с неприятной ситуацией. И не успел последний бунтовщик пройти мимо все еще горящего фитиля гаубицы, как стук молотков возвестил о