наступления вечера, когда ее супруг возвращался домой, потому что он мог в любую минуту заговорить о новом жестоком наказании. Утром она опасалась спросить его, куда он идет, чтобы не услышать убийственный ответ, что он отправляется на очередную экзекуцию.

– Зачем мы только с тобой сюда приехали, Морис? – жалобно сказала однажды она, когда он поделился с ней каким-то чрезвычайным событием в колонии. – Эти несчастные когда-нибудь тебя искалечат.

– Чушь! Никто не посмеет! – возражал ее супруг. – Я могу помериться силами с самым дюжим из них; посмотрю, осмелится ли он поднять на меня руку.

– Не понимаю, как ты можешь испытывать удовольствие от жестокости и горя. Мне боязно даже подумать об этом.

– У нас разные вкусы, моя дорогая, – бывало, отвечал он ей. – Куда ты, Дженкинс, запропастился! Черт бы тебя побрал, Дженкинс!

Вошел слуга из арестантов.

– Где книга записей о нарушениях?! Я приказал тебе всегда держать ее наготове! Почему ты не выполняешь моих приказаний, бездельник? Ты, наверно, трепал языком на кухне или…

– Осмелюсь доложить, сэр!

– Не возражать! Давай сюда книгу.

Открыв ее, он, водя пальцем по страницам, принялся комментировать записи о нарушениях дисциплины, за которые он завтра должен был вынести наказание.

– Мир-а-Сикх, курил трубку – хитрый индус!.. Бенджамен Пеллет, прятал в кармане сало. Майлс Бирн, еле тащился за всеми. Что ж, придется его подстегнуть! Томас Твист, курил и жег огонь. В. Барнес – не явился на перекличку; объяснение нарушителя – он в это время мылся. (Уж я его умою!) Джон Гетби, дерзость и неповиновение. Джон Ричард, не явился на перекличку и надерзил. Джеймс Хопкинс, грубил и сквернословил. Руфус Доуз нагло держал себя и отказался выйти на работу. Ага, попался! За тобой надо присматривать!.. Ты ведь любимчик этого пастора. Но я сломлю твой дух, не будь я Фрером… Сильвия!

– Да, Морис?

– Твой друг Доуз делает честь своим воспитателям.

– Что ты хочешь сказать?

– Что он чертов мерзавец и сукин сын… Ну, он у меня дождется!

– Морис, я просила тебя не употреблять таких выражений. Ты знаешь, я этого не переношу.

Холод и грусть были в се словах – она понимала всю тщетность упреков, но тем не менее не могла удержаться от них.

– Еще чего! Миледи не выносит, когда ее муж называет вещи своими именами. Скажите, какие телячьи нежности!

– Я не хотела тебя обидеть, – устало сказала она. – Ради бога, не будем ссориться.

Он ушел, сердито хлопнув дверью, а она продолжала сидеть, опустив усталые веки, тоскливо разглядывая узор на ковре. Вдруг она услышала чьи-то шаги, подняла глаза и увидела Норта. И вмиг лицо ее просияло.

– О, мистер Норт! Так неожиданно! Какими судьбами? Сегодня я вас не ждала. Вы, конечно, пообедаете с нами?

Не дожидаясь ответа, она позвонила в колокольчик. Мистер Норт обедает с нами. Поставьте для него прибор. А вы принесли мне книгу, которую я искала?

– Вот она, – сказал Норт, вручая ей томик «Графа Монте-Кристо». – Я вам завидую.

Она с жадностью схватила книгу и, пробежав глазами страницы, вопросительно взглянула на заглавный лист.

– Эта книга принадлежала моему предшественнику, – Сказал Норт, как бы отвечая на ее мысленный вопрос. – Вероятно, он был любителем французской литературы. Я нашел у него много французских романов.

– Я полагала, что священники французских романов не читают, – с улыбкой сказала Сильвия.

– Французские романы бывают разные, – возразил Норт. – Но глупцы путают хорошие романы с плохими. У меня был почтенный друг в Сиднее, он упрекал меня за чтение Рабле, а когда я спросил его, читал ли он сам Рабле, он ответил, что скорее отрежет себе руку, чем прикоснется к этой книжке. Недурной судья литературных достоинств книги!

– А эта книга хорошая?

– Это роман, и, по-моему, прекрасно написанный. В нем дается образ моряка, которого в тюрьме наставляет священник, и моряк, освободившись, возвращается в общество полноценным джентльменом и осуществляет задуманную им месть; образ великолепный.

– Нет, нет, не рассказывайте, – засмеялась она и тут же с женской непоследовательностью добавила: – Ну, а дальше, в чем там суть?

– Суть в том, что человек этот был невиновен и несправедливо осужден; каким-то чудом он вырвался из своего заточения, стал владельцем несметного богатства, перед которым, как говорит доктор Джонсон, «меркнут мечты скопидома», и отдал всю свою жизнь и все свое состояние делу возмездия.

– Ну и как – удалось?

– Удалось. Он отомстил всем врагам, кроме одного.

– И кто ж это был?

– Женщина. Жена его злейшего врага, и он пощадил ее, потому что любил.