— Это наша Бернадетта. — Он улыбнулся семнадцатилетней девушке, сидевшей с шитьем на диване. Она отбросила назад короткие темные волосы и улыбнулась застенчиво. — Она рисует то, что ей снится, — сказал Адам. — И я верю, что сны ей посылает Господь. Эти картины имеют для нас очень большое значение. Это знаки от Него, которые мы все должны видеть. Нам показывают нас самих в этом Ковчеге и показывают, как мы будем жить в будущем.

Мне его эти разговоры насчет «Господь укажет нам путь» были до лампочки, но эти детишки точно нашли себе отличное место для жизни. И безопасное. Креозоты демонстрировали самозабвенное намерение уничтожить всех молодых, но я не мог себе представить, как они дотянутся своими лапами досюда.

Адам говорил, я вежливо слушал. В конце концов, я был их гостем и вполне мог в уплату за проживание выслушать его боговдохновенные планы.

Адам как раз описывал, как они приводили овец на ближние к озеру поля, когда на меня напал припадок чихания.

— Я думаю, сказалась прогулка на холоде. Ник. Бернадетта, найди, пожалуйста, Нику что-нибудь от простуды. Она послушно отложила шитье и исчезла из общего зала.

— У тебя усталый вид, Ник. В наше время надо быть осторожнее с кашлем и чиханием. Лучше тебе будет провести пару дней в постели.

— Спасибо, вы очень добры. Но мне утром надо отправляться в путь. Я должен попасть домой. Там община в большой опасности. Только они еще этого не знают.

— Если ты должен. Ник, то долг есть долг. Но хотя бы отдохни как следует одну ночь. Тебе дадут комнату, и завтра мы тебя проводим после хорошего завтрака и будем за тебя молиться.

— Э-э… спасибо, Адам. — И я неуклюже улыбнулся ясным лицам, смотревшим на меня так, будто я — епископ Бангорский. — Спасибо.

Вернулась Бернадетта с бутылкой серой микстуры и ложкой. Я надеялся, что это «что-нибудь от простуды» будет кружкой бренди. То, что она сунула ложкой мне в рот, было на вкус смесью лакрицы и керосина.

Меня проводили в мою комнату — уютную, с овчинами на полу и примитивными картинами Бернадетты на стенах. Я повернулся попрощаться с Адамом и увидел, что дети толпятся в коридоре, чтобы на меня посмотреть.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи. Ник! — ответили они хором. Я закрыл дверь, стащил с себя одежду и залез в постель. Комфорт и тепло были несравненными. Какое-то время я старался не заснуть и подумать, как же устроен Ковчег. Соединенные каюты в баржах, наверное. И точно непростой фокус с водяными турбинами на берегу. Снимаю шляпу перед Адамом и его корзиной наитии от Бога.

Я зевнул. Вдруг навалилась такая усталость, будто Слэттер в своих сапогах сплясал вприсядку на всем моем теле. Этот старый гад Слэттер. Что-то он теперь делает? Если повезло, его кто-нибудь пристрелил, или кончилось тем, что ему пришлось тащить жестянку.

Этой ночью мне приснилось, что Сара мне отдается. Я лежал на спине и пытался во мраке увидеть ее длинные светлые волосы, щекочущие мне грудь.

— Вот так. Ник… Все хорошо… Лежи тихо… ничего не делай… да… вот так! Ох, как хорошо!

Спутанный сон. Я помню только фрагменты. Сара. Длинные волосы. А за ней примитивная картина на стене, на ней высокие люди. И жгучий поток, вырывающийся и искрящийся по всему телу.

Последующие дни в основном слились в серую муть. Бернадетта считала, что у меня какая-то инфекция или простуда. Меня мучили горячка и слабость. По ночам меня прошибал пропитывающий простыни пот и сны, что Сара мне отдается. В близкой тьме я видел ее силуэт на мне и длинные волосы, падающие на грудь.

Днем я совершал короткие прогулки по палубам.

Дети ловили рыбу с платформы. Забрасывая удочки, они пели. Однажды утром они запели рождественский гимн.

— До Рождества только десять дней! — радостно сообщил мне один мальчик. — Адам говорит, что у нас будет елка, и украшения, и все!

Рождество? Я оперся на ограждение. Черт, сколько же времени прошло, как родители украли меня из Эскдейла? Два месяца? Мне нужно домой. И немедленно.

Все, чего я хотел, — попасть на берег, и там я снова выйду на дорогу. Может быть, найду машину. На машине доберусь за день. Если буду идти пешком, на это уйдет неделя.

Подошел Адам. На нем были джинсы и короткая куртка, но ему бы больше подошла одежда монаха.

— Не перестарайся. Ник. Ты все еще слаб.

— Я себя отлично чувствую, — соврал я. — У вас есть машина? Или грузовик?

— Нет. Господь во сне велел, мне ими не пользоваться. Они слишком шумные. Мы не делаем ничего, что могло бы привлечь к нам внимание. Не жжем огонь, который мог бы породить дым. Ночью у нас закрыты ставни, чтобы никто не увидел на озере огонь. На охоте мы используем луки, чтобы не было слышно выстрелов. Пойдем, друг. Внутри тепло. Я попрошу Бернадетту принести тебе чай.

— Да… да, Ник! Оставь его там, оставь… А-ах! Да, да! — Снова ко мне во сне явилась Сара, раскачиваясь надо мной взад-вперед. В темноте я видел только силуэт ее головы и развевающиеся волосы.

— Все еще не лучше?

Бернадетта сунула мне в рот еще одну ложку микстуры.

— Не очень… просто слабость. Едва могу подняться по лестнице.

— Попросить Тимоти отвести тебя в твою комнату?

— Нет, спасибо. Мне хорошо здесь, в зале… А ты все рисуешь свои картины?

Она кивнула, улыбнувшись:

— Ага. Когда Бог вкладывает мне в голову сны.

И она вышла, напевая. Я подумал, что она малость простовата.

Весь день я просидел, наблюдая за обитателями Ковчега. Они все усердно работали, даже младшие дети. Они были чистыми, послушными. Когда Адам говорил, они слушали с любовью и уважением. Дважды в день у них была служба с пением гимнов.

А я только и мог сидеть и надеяться, что завтра мне будет лучше и я смогу отправиться в Эскдейл.

Этой ночью, ложась спать, я увидел на овчине на полу что-то, отражавшее свет.

Когда я это поднял, сердце у меня заколотилось.

Это был волос длиной с мою руку. Я приложил его к своим темным джинсам. Не оставалось сомнения — волос светлый.

Я потер лицо, стараясь включить в работу расслабленный мозг.

Те сны. Когда Сара мне отдается. Сны бывают забавные, тревожные, эротические — но чего они никогда не делают, так это не оставляют вещественных доказательств. Я намотал волос на карандаш и положил в ящик.

Потом лег в постель. Сердце у меня билось сильнее, я быстро соображал.

Я собирался не засыпать, но усталость одолела меня и на этот раз. Глаза закрылись.

Девушка снов явилась опять. Я пытался поднять голову, но она будто была прибита к подушке гвоздями. Руки не поднимались больше чем на пару дюймов. Девушка качалась надо мной неясным силуэтом