женщины хватит мужества дважды нажать курок, когда она почувствует, что первый выстрел не смертельный.

Вскоре после встречи с Надей, Наташа познакомила меня с Николаем Васильевичем Гриневым. Он преподавал в Военно-воздушной академии и в Промакадемии. Выглядел он очень солидно, мне казалось, старше моего папы. С первого дня нашего знакомства он начал усиленно за мной ухаживать. У него была жена где-то в Свердловске, с которой он не то разводился, не то уже развелся. Ходил он чаще всего в военной форме, иногда переодевался в гражданскую форму — желтое кожаное пальто, голубой шарф — и старался выглядеть моложе. У него была большая трехкомнатная квартира на Большой Пироговке. Продукты получал в правительственных магазинах, питался в правительственных столовых, от женщин у него не было отбоя.

Подходил к концу голодный 1932 год. Еще более тяжелый, более страшный голод ожидал всех в 1933 году, особенно ужасно было на Украине, в Казахстане, на Урале, да, собственно, повсюду.

Я никак не могла забыть голодную забастовку рабочих в Красноуральске.

Я еще очень хорошо помнила голод 1921 года, да не только я, его очень хорошо помнили Костя, Наташа, и, наверное, так же хорошо помнила и Надя. В те годы даже быть рядом с Лениным вовсе не значило быть полностью сытым, но тот голод произошел в результате стихийного бедствия и послевоенной разрухи. И тогда Ленин, стараясь спасти людей от голода, обратился ко всему миру с просьбой о помощи, не обращая внимания на стремление и желание всех капиталистических стран стереть с лица земли этот вновь возникший ненавистный им строй. А теперь Сталин, как будто всем назло, как будто стараясь кого-то наказать, делает все с точностью наоборот.

Я, вспоминая то, что происходило во время коллективизации на Мариупольщине, Мелитопольщине, да вообще там, где я жила, твердо считала, что этот голод произошел в результате преступных методов коллективизации, разоривших все производительное сельское хозяйство, и преступной бесхозяйственности. Какие же «кулаки» были Зоины родные, у которых было две коровы, пара лошадей и восемь человек семьи? И это я привожу как пример, потому что все, кого я знала и кого раскулачивали при мне, были точно такие же «кулаки».

А чего стоил идиотский закон, который был издан совсем недавно, 7 августа 1932 года, который запрещал подбирать «колоски» — колоски, оброненные по дороге, когда везли снопы с поля, или колоски оставшиеся в поле после уборки урожая, и это в то время, когда люди уже пухли и погибали от голода. За «колоски» могли сослать человека в лагерь на 10 лет, как расхитителя социалистической собственности. Колоски были дороже человеческой жизни. Кто придумал этот издевательский закон, который потряс всех?!

Лозунг «опираться на бедноту» сам по себе тоже был, по-моему, самый идиотский. Как могла беднота накормить всю страну, если она сама была голодная и нуждалась в помощи. Надо было, по- бухарински, опираясь на зажиточную часть населения, помочь бедноте разбогатеть, и тогда никакого голода не было бы в стране и в помине.

Так думала я и с горечью вспоминала картину, которую видела на станциях по дороге сюда, в Москву. Тогда требовали сдавать зерно, а из-за недостаточного и иногда полного отсутствия элеваторов или каких-либо других хранилищ драгоценное зерно ссыпали прямо под открытым небом, вдоль железнодорожного полотна, где, поливаемое осенним дождем, оно гнило и прорастало, втаптываемое в грязь. Так же погибала голодная скотина из-за отсутствия корма, отвратительной подготовки к содержанию, уходу, а вернее, из-за отсутствия всякой подготовки к проведению коллективизации в таких грандиозных масштабах. Все, что творилось в это время, даже мне казалось, было похоже на сплошное издевательство.

Меня ужасно злило, почему сидят где-то люди за Кремлевской стеной и издают на бумаге законы, не понимая и не соображая, что творится на самом деле вокруг. Почему никто из них не проедет, не пройдет и не посмотрит, во что обернулись эти законы? Подумаешь, тоже мне, новые аристократы объявились!

Осенью 1932 года уже было ясно, что в стране бушует катастрофических размеров голод. И из боязни, что будет хуже, у некоторой части ответственных партийных работников и некоторых членов Политбюро ЦК партии появилось чувство, что надо что-то предпринять, попробовать уломать самую твердолобую часть членов Политбюро немножко смягчить, изменить жесткую политику, чтобы хоть как- нибудь улучшить ситуацию и предотвратить надвигавшийся голод 1933 года.

Незадолго до Октябрьских праздников, рассказала мне Наташа, у них собралась небольшая группа: Н. К. Крупская, Надежда Аллилуева и кто-то еще. Они обсуждали вопрос, что хорошо было бы уломать Сталина и всех, кто его поддерживает, занять более мягкую позицию по отношению к крестьянам и объявить об этом как раз во время празднования пятнадцатой годовщины Октябрьской Революции в 1932 году.

Наташа сказала, что Надежда Константиновна высказала мнение, что такие товарищи, как Бухарин, Рыков, Орджоникидзе, Бубнов и кое-кто еще поддержат эту идею, так как они такого же мнения. Их также поддержит самый ярый защитник НЭПа и противник насильственной коллективизации М. П. Томский. И что было бы хорошо, если бы больше товарищей поддержало их, вот если бы Жемчужина могла повлиять на Молотова.

О Калинине вопрос якобы стоял особо. Надежда Константиновна ему не доверяла:

— Прежде чем мы выступим с этим предложением, Сталин будет знать все, — уверяла она. — Человек он беспринципный, таким он был всегда.

Надя ответила, что Михаил Иванович ее поймет и что она с ним кое о чем уже говорила и уверена в его поддержке.

— Смотри, Надя, на твоей совести лежать будет — я не советую, — еще раз подчеркнула Надежда Константиновна.

Енукидзе, присутствовавший здесь, сказала Наташа, поддержал Надю:

— Нас мало, надо чтобы больше товарищей поддержали нашу позицию. Я думаю, старикану можно доверить.

И Надя рассказала Калинину весь план их будущего выступления. Он заверил Надю, что он все понимает и сделает все от него зависящее. Но предупредил:

— Знаем об этом только ты и я, для всех остальных я с тобой ни о чем не говорил.

Надя дала согласие.

Ведь это не был какой-то заговор против правительства. Эти товарищи просто хотели на внеочередном совещании, почти на семейном собрании, без протоколов и резолюций, по-дружески обсудить выдвинутые ими предложения, надеясь выработать какое-либо дружеское компромиссное решение, которое можно было бы преподнести народу как что-то хорошее с трибуны Большого театра в праздник пятнадцатилетия Великого Октября.

— Костя рассказывал, — сказала Наташа, — что совещание затянулось очень надолго, и чтобы не прерывать возникших бурных прений, участникам даже обед подавали туда. Сталин спокойно выслушал всех. И что с самой взволнованной речью выступил Рыков. Он заявил, что мы отступили от ленинского