— Но это была не русская армия, — сказал Александр Федорович, — это были отборные части императорской гвардии, беспрекословно подчинявшиеся чудовищно-абсурдному приказу стрелять в рабочих. Это была непоправимая, чудовищная ошибка власти — стрелять в толпу.

— Александр Федорович! Почему? Ну почему вы вот тоже говорите «чудовищная ошибка» стрелять в толпу? Ведь это не ошибка, а преступление, ошибку можно исправить, но преступление — никогда. Сталин, говорят, тоже «ошибался», уничтожая миллионы людей…

Но когда Александр Федорович сказал, что он был настолько глубоко потрясен тем, что произошло у него на глазах, что не выдержал и написал гневное письмо гвардейским офицерам: как они могли расстрелом невинных рабочих нанести непоправимый вред престижу России за рубежом!

Мне стало и странно, и даже забавно — как русские люди не меняются. Неужели и тогда, в то время, главная забота была о том, что подумают о нас за границей? А я думала, что только при Советской власти мы все время думали и заботились о том, что подумают о нас за рубежом.

Александр Федорович также сказал, что после этих трагических событий он первый раз, будучи еще очень молодым и малоопытным юристом, попал в комиссию по ознакомлению с положением рабочих и оказанию помощи жертвам этой трагедии.

— И вот здесь, — сказал Александр Федорович, — я тоже в первый раз в жизни увидел, в каких жутких трущобах жили наши рабочие и их семьи. Бедные, несчастные, они тоже понять не могли, что же с ними произошло и как и почему это все случилось.

Что же чувствовал и что делал в это время 9 января 1905 года Николай Кровавый (так в это время все его называли)?

Вот как раз я только что прочитала дневник Николая II и усиленно искала в нем то место, где он описал события, происшедшие 9 января 1905 года.

Ну скажите на милость, как царь-батюшка, отец не только своей семьи, но и всей страны мог такое написать в своем дневнике? Ведь погибли и искалечены были тысячи людей, это же были отцы семейств, а он пишет — «войска должны были стрелять». Трудно поверить? Но ведь весь его дневник как две капли воды похож на эту запись.

— Вот такие преступления, как Кровавое воскресенье и тот же Ленский расстрел, когда людей даже за людей не считали и по ним можно было просто открыть оружейную или пулеметную стрельбу, как по стаду животных, и заставили народ взять оружие в свои руки и защищать себя во время Гражданской войны. И они защитили себя. Не знаю, вы, конечно, со мной не согласитесь, но это воистину было так. Это первое в мире народное государство, завоеванное народом для блага народа. Несчастье его в том, что оно попало в руки такого отвратительного, страшного узурпатора, как Сталин, — закончила я.

— Александр Федорович, почему вы не отправили семью Николая II куда-либо за границу? Ведь вас обвиняют в их гибели не меньше, чем большевиков?

— Я встретился с бывшим императором Николаем II впервые уже после его отречения от престола. И попытки отправить Николая II с семьей в Англию, Финляндию или даже просто хотя бы куда-нибудь за границу оказались безуспешными. Все это происходило в самое горячее время, когда у всех членов Временного правительства было непреодолимо твердое желание, по примеру французской революции, заточить Николая II прямо в Петропавловскую крепость. Поэтому, — сказал А. Ф., — чтобы спасти Николая II от ареста, надо было найти ему с семьей более или менее безопасное убежище, единственным и самым безопасным показался Тобольск. Туда мы и старались обеспечить ему с семьей безопасный выезд, буквально с трудом вырвав нашего бывшего царя и его семью из рук жаждавшей его ареста толпы, — закончил Александр Федорович.

— Почему вы, Александр Федорович, с вашими ораторскими способностями, не смогли зажечь народные массы, а все косноязычные ораторы смогли? Ведь в вашем распоряжении была миллионная армия в полной боевой готовности, были союзники, были средства, а солдаты разбегались. Вот скажите: почему?!

— Видите ли, в то время, по существу, было не двоевластие, как многие любили утверждать, а были две системы управления: Временное правительство и Совет рабочих и солдатских депутатов. И русская демократия как будто была расколота на два лагеря: «буржуазный» и «революционный». И примирить эти два лагеря не было никакой возможности. В тех условиях особенно невозможно было погасить ненависть к той власти, которая хотя бы отдаленно напоминала монархию.

— Но ведь это вы свергли всем ненавистную монархию, пересажали генералов, выпустили политических заключенных из царских тюрем и обещали народу столько свобод, от которых можно было задохнуться. За вами, казалось, весь народ мог бы и должен был бы пойти в огонь и в воду. Как же вы упустили такую возможность?

— Вот так как будто и казалось. Когда произошла Февральская революция, — сказал Александр Федорович, — даже все мои друзья думали: свершилось чудо, в которое трудно поверить. В первый Исполнительный комитет на основе кооптации вошли только социал-революционеры, меньшевики, трудовики. Большевики не только не принимали в этом никакого участия, а даже отнеслись к этому враждебно, хотя вскоре все-таки прислали нескольких своих делегатов.

— Александр Федорович, ведь большевиков в том смысле, в каком вы их понимали, тогда было кот наплакал. И кто в те годы вообще имел понятие, что такое и кто такие большевики? А кто такой Ленин, и вовсе знала, да и то, наверное, очень смутно, только самая, самая интеллигентная верхушка. Но вот они, эти самые большевики, даже лишенные красноречия и средств массовой пропаганды, сумели понять желания и чаяния народа. Сумели перехватить и распространить среди малограмотного и абсолютно неграмотного населения те идеи, за которые вместе с ними пошел весь народ. Значит, они умели слушать и говорить народу то, что он хотел услышать, и обещали ему то, за что он готов был бороться до последней капли крови. Так почему же вы не могли это сделать, вас же в то время знали все, а большевиков — почти никто. Так зачем же и для чего надо было создавать тогда Добровольческую армию, призывать на помощь иностранцев, затевать кровавую Гражданскую войну, если даже сами принимавшие в ней участие не знали, не хотели или не могли никому толком объяснить, за что же они воюют.

Недавно я прочитала, как генерал Деникин формировал Добровольческую армию. Не в Петрограде, нет. А где? В Новочеркасске… И смех и грех, когда даже генерал Алексеев говорил: «Нам неоткуда было черпать свои силы, в то время как у большевиков был неисчерпаемый источник…» Почему? Да просто потому, что ни армия, ни простой народ не хотели воевать за то, за что собиралась воевать Добровольческая армия, которую возглавил сам генерал Алексеев.

Зачем же тогда при таких проигрышных обстоятельствах надо было прилагать такие гигантские усилия, проводить принудительную мобилизацию, загубить, беспощадно уничтожить столько прекрасных людей? Не проще ли было сложить все эти усилия: прислушаться к тому, что хотел народ, постараться