– Кто здесь? – окликнул он, инстинктивно потянувшись к табельному оружию.

– Это я, Толик, я, Казаркин! – проговорил мужчина и поравнялся с дежурным светильником.

Теперь и Толя узнал своего дядю. Он подошел к нему, на секунду прикрыл глаза, и вдруг его захлестнула такая волна ненависти к той женщине, которая сидела сейчас в кабинете управляющего, к женщине, которая сломала его жизнь, лишив всех возможных перспектив, лишив будущего, пробежав черной кошкой между ним и дядей, а значит – между ним и обеспеченной, благополучной жизнью, а теперь еще и решила окончательно добить его, выгнать с этой работы в то время, когда для него это подобно смерти!

– Толя, что с тобой? – удивленно спросил Алексей Иванович. – Что с твоим лицом? Ты болен?

– Дядя Леша! – назвал Толя своего родственника так, как не называл его многие годы. – Дядя Леша, это она убила Елену Сергеевну!

– Кто убил? Кого убил? – растерянно проговорил Казаркин. – Ничего не понимаю! О чем ты говоришь?

– Я говорю о Елене Сергеевне, тете Лене, – начав, Толя уже не мог остановиться, – она не сама выбросилась из окна! То есть выбросилась она сама, но ей подменили лекарство! Специально, чтобы она потеряла контроль над собой! Это сделала Алла Леонидовна!

Лицо Казаркина побагровело. Он отступил на шаг и рявкнул:

– Ты не понимаешь, что такое говоришь! Как ты смеешь? Что ты можешь знать? Ты был тогда совсем ребенком!

– Да, я был ребенком! – выкрикнул Толя. – Но я все видел! Алла Леонидовна прибежала раньше милиции и первым делом бросилась в спальню! Там она подменила упаковку из-под лекарств, но коробочка упала на пол, и она ее не заметила, а я потом подобрал! Она и сейчас у меня, эта коробочка! Хотите увидеть ее, хотите? Она так мечтала выйти за вас замуж, что решила убить вашу жену!

– Проспись! – рявкнул Алексей Иванович и решительно зашагал по коридору к кабинету управляющего.

Толя остался один. Руки у него тряслись, как с похмелья, в голове звенело.

«Что я наделал? – думал он. – Зачем я все это сказал? Все равно он мне не поверит, и у меня будут только лишние неприятности…»

Он развернулся и побрел обратно к охранному посту.

Там он опустился в удобное вращающееся кресло и застыл, тупо уставившись в экран.

Жизнь дала трещину, да что там – она раскололась пополам, и никакими силами не скрепить ее заново. Как только ему казалось, что найден хоть какой-то выход, – тут же этот выход становился тупиком, еще более безнадежным, чем прежние. Едва он поверил, что спасет свою шкуру ценой предательства, выполнив требования бандитов и фактически сделавшись их соучастником, как даже этот грязный и ненадежный вариант оказывается недоступным, потому что сегодняшняя смена станет его последним рабочим днем. Алла Леонидовна добьется его увольнения, а Алексея Ивановича, единственного человека, на чью помощь Толя мог рассчитывать, он только что настроил против себя…

Или это не так? Может быть, дядя все же поверил ему?

Толя поднял глаза на экран, как будто хотел найти там ответ на свой вопрос, и вдруг увидел на нем движение.

Он встрепенулся, вспомнив о своих служебных обязанностях, и протер глаза.

Экран отображал тот коридор, который связывал банк с дирекцией «Мезона», тот самый коридор, в котором Толя только что столкнулся с Алексеем Ивановичем. В первый момент он решил, что Казаркин возвращается к себе в кабинет, но изображение чуть сместилось, и стала отчетливо видна вторая фигура. А самое главное, Толя увидел, что директор «Мезона» движется как-то странно, не переставляя ног…

Уточкин увеличил изображение, вгляделся в него и ахнул.

Алексей Иванович был или мертв, или без сознания, а второй человек, который был хуже виден, тащил его на себе…

Вот этот неизвестный со своей бесчувственной ношей подошел ближе к камере, поднял лицо… и Толя узнал в нем управляющего отделением банка Позднякова.

И в то же время Сергей Петрович посмотрел прямо в глаза Толе. Охранник отшатнулся. Ему показалось, что он прочел во взгляде управляющего ненависть и угрозу… тут же он понял, что Поздняков не может видеть его, что он просто заметил камеру и понял, что попал на пленку.

Впрочем, это было почти так же опасно, как если бы управляющий действительно увидел Толю. Ему ничего не стоит выяснить, кто из сотрудников службы безопасности дежурил сегодня на посту охраны, а после этого за жизнь Уточкина никто не даст и медного гроша…

Неожиданно у себя за спиной Толя услышал шорох.

Он резко обернулся и увидел заместителя управляющего службы безопасности Эдуарда Васильевича, отставного федерала с неуловимым взглядом маленьких, близко посаженных глаз и холодными руками. Эдуард ходил удивительно тихо и умел подкрадываться к людям совершенно неожиданно. За это да за фальшиво ласковый голос подчиненные за глаза прозвали его Горлумом. Этот ласковый голос никого не обманывал – за ним чувствовалась безграничная жестокость, и поговаривали, что именно из-за нее Эдуарда, довольно молодого еще человека, уволили из ФСБ.

И сейчас Горлум стоял за креслом Уточкина и не мигая, смотрел на экран монитора.

Толя покрылся холодным потом.

Он вспомнил, что не успел вытащить из магнитофона бандитскую кассету, и подумал, что сейчас шеф сотрет его в порошок.

Однако Горлум, как ни странно, выглядел таким довольным, как будто только что выиграл в лотерею главный приз. Он не сводил глаз с экрана и облизывал тонкие губы.

– Вот какие дела, – проговорил наконец Эдуард Васильевич, не скрывая торжества, – рыба сама идет в сети! Да еще какая рыба!

Поздняков со своей страшной ношей прибавил шагу и вскоре исчез с экрана монитора.

Горлум протянул руку к магнитофону, вытащил из него кассету и с неожиданным уважительным интересом посмотрел на Уточкина.

– А ты, парень, не дурак… – Эдуард Васильевич спрятал кассету в карман и снова облизал губы, – мне умные люди нужны… молодец, сообразил поставить кассету на запись. Я тебя не забуду. На пару мы свалим Позднякова… в Москве его и так не любят, а с этой записью его песенка спета… Иконников его на куски порвет…

Вдруг глаза Горлума превратились в две холодные бездонные дыры, он прикоснулся к руке Уточкина своей холодной влажной рукой и прошептал с угрозой:

– Только чтобы никакой самодеятельности! С этой минуты дышать будешь только тогда, когда я разрешу! Будешь послушным – сделаю своей правой рукой, шаг в сторону – уничтожу!

Он развернулся и быстрыми бесшумными шагами выскользнул в коридор.

Толя брезгливо передернулся и вытер носовым платком руку, к которой прикоснулся Горлум. Ему казалось, что от его прикосновения на коже осталась отвратительная скользкая слизь.

Толя еще несколько минут просидел перед экраном. Он нисколько не обольщался: Горлум для него и пальцем не пошевелит, больше того, шеф очень заинтересован в том, чтобы гнев Позднякова обрушился на рядового охранника, пока кассета не попала в Москву…

Толя понял, что не дни, а часы его жизни сочтены.

Он вскочил, огляделся по сторонам, как затравленный зверь, и бросился к выходу из банка. Внезапно он сообразил, куда нужно бежать, у него появилась цель, простая и ясная, как в детстве.

– Ты куда, Толян? – удивленно спросил его охранник на входе, потягиваясь всем телом. – За тобой что, черти гонятся?

– Хуже, Эдуард по делу послал, – отозвался Уточкин.

– Что за дело в такое время?

– Много будешь знать – бессонница замучает! – отозвался Толя, пряча глаза. – Ты ведь знаешь Горлума! Открывай скорее, если не хочешь нарваться на неприятности!

– Да ладно, – охранник пожал плечами, – не хочешь говорить – не надо! Мне-то какое дело?

Он лязгнул засовами и распахнул тяжелую дверь, потом проследил, как Толя дошел до угла и