– Тогда я ничего не могу вам ответить! – твердо сказал Старыгин. – Как я могу объяснить то, не знаю что? Мало ли где вы нашли этот листок? Я здесь уже столько лет работаю, что меня многие сотрудники Эрмитажа знают…

– Стало быть, отказываетесь от показаний? – рявкнул милиционер, побагровев. – Препятствуете работе следствия? Не советую, гражданин Старыгин, так себя вести, ох, не советую, не в ваших это интересах!

Старыгин упрямо наклонил голову и подумал, что никакого противопоставления интересов тут быть не может. Вроде бы все они, и сотрудники Эрмитажа, и милиция, заинтересованы в скорейшей поимке убийцы. Однако на поверку получается, что милиции лишь бы дело раскрыть по горячим следам, а у гражданина, попавшего на заметку, одна забота – как бы ноги унести.

Тут болезненная дама наконец справилась с приступом кашля и жестом остановила своего помощника:

– Подождите, Иван Сергеевич, не нужно так шуметь!

«Вот именно, – раздраженно подумал Старыгин, – не нужно сразу наезжать. И не стоит во всех встречных людях видеть потенциальных преступников!»

Унылая милиционерша вытерла лоб клетчатым носовым платком и сказала, повернувшись к Старыгину:

– Этот листок нашли в руке у потерпевшего. Поэтому вы должны ответить на несколько вопросов. Во- первых, о чем конкретно вы с ним собирались говорить?

– У меня к нему был профессиональный вопрос…

– И какой же? – прищурилась милицейская дама.

Впрочем, дамой, тут же подумал Старыгин, ее можно было назвать лишь с большой натяжкой. На самом деле перед ним стояла сутулая простуженная тетка, замотанная и несчастная. Болезнь, конечно, человека не красит, но Старыгин был уверен – убери у тетки слезящиеся глаза, распухший и красный нос, все равно не поможет, вряд ли она похорошеет.

– Вы не ответили на мой вопрос, – прохрипела его собеседница, – не тяните время, возможно, ваш ответ даст необходимую зацепку для следствия.

Из ее слов Старыгин сделал вывод, что никаких зацепок у них сейчас нет, то есть милиция понятия не имеет, кому понадобилось убивать старика. И за что…

Но если он сейчас начнет рассказывать о кольце, убогая милиционерша замучает его вопросами. И ведь в чем только душа держится, а туда же, убийство расследует. И кто, интересно знать, ей такую работу доверил? Сидела бы дома на больничном, чем людей заражать…

Старыгин почувствовал, что у него засвербело в носу, и очень рассердился.

На болезненную милиционершу, надо сказать, его грозный взгляд не произвел ни малейшего впечатления, скорей всего, она его просто не заметила, и тогда Дмитрий Алексеевич выдал экспромт:

– Я хотел обсудить с ним особенности техники выемчатой эмали в великоморавской культуре.

Она помолчала немножко, переваривая услышанное, потом протерла очки и поглядела сквозь них на Старыгина очень внимательно. Взгляд был довольно твердым, так что Дмитрию Алексеевичу понадобилось все его самообладание, чтобы не отвести глаз. Он сосредоточил взгляд у милиционерши на переносице и даже успел рассмотреть там красный набухающий прыщ.

Наконец ее отвлек вопросом какой-то молодой человек с рысьими глазами и быстрыми ухватками, он появился неожиданно и сразу же стал что-то говорить ей на ухо, серьезно и негромко.

Старыгин попятился к двери, но прежде его спросили:

– Когда вы последний раз видели потерпевшего?

– Вчера около трех часов дня, – честно ответил Дмитрий Алексеевич.

– Возможно, мне еще придется задать вам несколько вопросов, так что попрошу вас никуда не уезжать из города! – проговорила милиционерша и отошла к окну.

Прежде чем выйти из кабинета, Старыгин еще раз взглянул на Тизенгаузена.

Карл Антонович лежал, уткнувшись лицом в столешницу. Его правая рука сжимала телефонную трубку. Седые волосы на затылке потемнели от крови. Старыгин тяжко вздохнул и вышел.

Среди толпящихся в коридоре людей Старыгин увидел знакомого – Василия Солового из службы безопасности Эрмитажа. Ему прежде случалось обсуждать с Василием вопросы, связанные с безопасностью реставрируемых картин, и тот произвел на него приятное впечатление.

Василий нервно курил возле окна, стряхивая пепел прямо на подоконник. Никто его не останавливал – люди находились в полной растерянности.

– Как и когда это случилось? – спросил Старыгин, неслышно подойдя сзади.

Василий вздрогнул, взглянул на него затравленно и проговорил:

– А вы-то что здесь делаете? Шли бы к себе! И так неприятностей хватает!

– Что, все на вашу службу решили навесить? – сочувственно осведомился Старыгин.

– А на кого же еще? Как что, так сразу мы виноваты! – резко бросил Соловый и полез в карман за новой сигаретой.

Из дверей кабинета Тизенгаузена выглянул тот самый молодой парень, что пришел недавно, и бросил:

– Александра Павловна просила не курить под дверью, у нее на табачный дым аллергия.

– Черт знает что! – Спичка обожгла Василию пальцы, и он отскочил подальше от дверей. Чувствовалось, что человек на пределе. – Все валят на нас, а что мы можем? Музей огромный, сотрудников тьма, а наша служба маленькая, мы не в состоянии все держать под контролем! Да и посетители легко могут попасть в служебное крыло! И Евгения Ивановича, как назло, нету, в командировке он, в Москве. Так что я кругом крайний…

Евгений Иванович Легов был начальником службы безопасности Эрмитажа. Нельзя сказать, чтобы Старыгина связывали с ним дружеские отношения, возникали у них даже серьезные стычки, когда Дмитрий оказался замешан в опасную и криминальную историю с кражей Мадонны Леонардо. Но оба они признавали друг за другом некоторые достоинства. Так, Старыгин был уверен, что Легов ни за что не дал бы себя отодвинуть от следствия, не отдал бы руководство какой-то тетке, которая умеет только чихать и кашлять.

– Так все же, что случилось с Карлом Антоновичем? Когда его убили? – Он решил задать пару вопросов по существу, пока Василий находится в растрепанных чувствах, а то потом ответов не дождешься.

– Нашла уборщица сегодня рано утром, – неохотно рассказал Василий. – А смерть, по предварительным оценкам, наступила вчера вечером. Точнее скажут после вскрытия. Причина смерти – повреждение головы в результате удара тяжелым предметом…

– Пропало что-нибудь?

– А я знаю?! – Соловый раздраженно взглянул на Дмитрия Алексеевича, как будто тот был причиной всех его неприятностей. – Вы ведь никогда не ведете нормальный учет ценностей!

В это «вы» он вложил все свое негативное отношение к научным сотрудникам музея, с которыми служба безопасности вела бесконечную и безнадежную войну: ученым для работы постоянно требовались музейные экспонаты, и они никогда не оформляли должным образом их изъятие из запасников, поскольку иначе на это уходило бы все их рабочее время и вести саму научную работу было бы совершенно некогда…

– А кто эта болезненная женщина, которая всеми командует? – поинтересовался Старыгин.

– О, это знаменитость! – Соловый уважительно понизил голос. – Майор Ленская, легенда управления! Великий сыщик! От ее взора ничто не скроется!

– Эта? – неподдельно изумился Старыгин. – Да вы меня разыгрываете!

– Какое там! – Соловый махнул рукой. – Вы не глядите, что она такая неказистая с виду. Она упорная, вцепится, как бультерьер, и не отстанет, пока своего не добьется! У нее там среди коллег прозвище такое – Чума. Так что, Дмитрий Алексеевич, если у вас имеется скелет в шкафу – лучше сразу признайтесь, она его все равно найдет!

– Ну, если у вас еще сохранилась способность шутить – значит, не все так плохо!

– Какие шутки! – отмахнулся Соловый и снова полез в карман за сигаретой.

Но тут из кабинета снова выглянул тот самый молодой человек с рысьими глазами и поманил его к