Это она усыпила его! Усыпила, как бродячую собаку! Мерзавка должна за это поплатиться!
Он снова оскалился, мотнул головой на своего соседа, зашипел на него, как кошка, перепрыгнул через него, выскочил в проход, на ходу вытаскивая бритву, подскочил к водителю и зарычал, как дикий зверь:
– Разворачивай! Едем обратно!
Водитель удивленно скосил на него глаза, дернул рулем, автобус выписал зигзаг, но не снизил скорость.
– Шерстоухов, ты опять за свое? – всполошилась учительница. – Немедленно сядь на место! Шерстоухов, я кому сказала?
Карлик взмахнул бритвой, метя в горло водителю, но тут рядом мелькнул худенький мальчик в очках, нажал на какую-то кнопку, передняя дверь открылась. Автобус качнулся, и карлик вылетел в открытую дверь, покатился по асфальту серым колобком, изрыгая ругательства.
– Что это было? – недоуменно проговорила учительница, оглядывая своих подопечных.
– Ничего, – ответил худенький мальчик в сползающих на нос очках, – вы просто задремали.
Учительница поморгала, протерла глаза и пересчитала своих учеников. Все были на месте.
Маленький человек с лицом злобного старика плелся по шоссе, бормоча под нос ругательства и угрозы. Впереди показались какие-то сараи и бараки, угольные кучи и водокачки – признаки, по которым карлик понял, что приближается к невзрачному поселку. Из-за одного из сараев выбежала маленькая кудлатая собачонка, увязалась за карликом. Он злобно шикнул на нее, но собачонка не отставала. Тогда он поднял камень, бросил в нее, но не попал. Шавка отбежала в сторону, но стоило карлику двинуться вперед, как она снова последовала за ним.
На какой-то сумасшедший миг карлику показалось, что это та самая собачонка, которую он зарезал примерно год назад. Собачонка по кличке Тоська, принадлежавшая бомжу, которого он тоже убил чуть позже. Но это, конечно, чушь, с того света не возвращаются ни люди, ни собаки.
Он прибавил шагу – и вдруг откуда ни возьмись появился палевый лабрадор. Точь-в-точь такой, как тот, которому он по приказу Аглаи отрезал голову и подбросил ее на балкон хозяйки…
Лабрадор присоединился к дворняжке, и теперь уже две собаки бежали за карликом.
Он снова бросил в них камень, но собаки не отставали.
Карлик пошел еще быстрее, стараясь не оглядываться, надеясь дойти до человеческого жилья, до живых людей, но в какой-то момент не удержался, повернул голову – и увидел, что за ним следуют уже четыре собаки, к двум первым присоединились рыжий терьер и большая косматая дворняга, чуть прихрамывающая на заднюю лапу… ну да, он перебил ей лапу то ли три, то ли четыре года назад!
Начинало темнеть. Карлик вертел головой, он выглядывал жилые дома, прохожих – но вокруг, как назло, не было ни души, только заколоченные сараи и пакгаузы.
Когда карлик останавливался – собаки тоже останавливались, садились кружком, чесались, ловили блох. Но стоило ему пойти вперед – и они бежали следом, спокойно и неотвратимо. Они не лаяли, не рычали, они просто следовали за ним.
Они совершенно не торопились, как никогда не торопится судьба.
Наконец маленький злобный человек не выдержал, он побежал вперед, туда, где люди, туда, где жизнь – но вдруг навстречу ему из-за дровяного сарая выбежал огромный косматый пес, похожий на кавказскую овчарку, которой в детстве карлик подсыпал крысиного яду. Овчарка встала у него на пути, оскалилась, негромко зарычала.
Карлик остановился, попятился…
Собаки окружили его плотным молчаливым кольцом.
Лариса вышла от очередной пациентки и медленно шла по улице, высматривая подходящую маршрутку.
Не то чтобы она не спешила – просто приходила в себя.
За годы работы медсестрой в участковой поликлинике повидала она всякого. Многие пациенты были тяжело больные, неходячие. В доме, где есть безнадежный больной, стоит свой особенный запах, запах лекарств, запах тоски и болезни. И еще там особенная, гнетущая энергетика, от которой потом долго приходится отходить. Эта пожилая женщина после тяжелой операции если и поправится, то нескоро. Что ж, все болеют, за этой хоть уход отменный…
Лариса тяжело вздохнула, окинула взглядом улицу и увидела нужную маршрутку. Вдруг рядом с ней остановился высокий человек в черных очках, с белой тростью. Он был в черном свободном пальто и темной вязаной шапочке. Постукав тростью по краю тротуара, он проговорил с тихим достоинством:
– Милая девушка, переведите меня, пожалуйста, через улицу.
Лариса закусила губу. Ей не хотелось пропускать маршрутку – но и отказать этому слепому было неудобно. Что-то такое в нем было, что не допускало отказа. Кроме того, она невольно вспомнила Володю и подумала, что всякий нормальный человек должен по мере сил помогать больным и слабым.
Она еще колебалась, и вдруг слепой шагнул с тротуара на мостовую, чуть не под колеса автобуса.
Лариса испуганно вскрикнула, схватила его за руку и втащила обратно на тротуар.
Он что-то благодарно пробормотал и тут же крепко ухватил ее за локоть.
– Спасибо, спасибо, милая, я вам так признателен!
– Вовсе я не милая, – проворчала Лариса. – Вот теперь пойдем…
Светофор переключился на зеленый, и они пошли по расчерченному зеброй переходу.
Слепой держал локоть Ларисы железной хваткой и все что-то бормотал. От этого невнятного бормотания в ее душе нарастало непонятное раздражение, и Лариса с явным облегчением вступила на противоположный тротуар.
– Ну вот, все, мы и пришли!
– Спасибо, спасибо вам, милая! – воскликнул слепой, все еще не выпуская ее локоть.
– Мы пришли! – повторила Лариса, безуспешно пытаясь сбросить его руку.
– Вот только доведите меня до машины… – канючил слепой, не разжимая хватку и подталкивая ее влево.
– До какой машины? – удивленно переспросила Лариса.
– А вот до этой! – И слепой концом трости показал на припаркованный возле тротуара черный автомобиль.
– Зачем вам машина? – растерялась Лариса. – Вы же не можете ее вести?
– Это почему же? – Мужчина открыл дверцу и сильно нажал на локоть, так что все тело Ларисы пронзила боль.
– Отпустите меня! – проговорила она, испытывая скорее удивление, чем страх. – Отпустите, что вы себе позволяете!
Как назло, рядом никого не было, улица словно вымерла.
Все происходящее казалось Ларисе каким-то бредом, бессмыслицей, абсурдом. Кричать, звать на помощь – это так глупо и унизительно, да, в конце концов, просто неприлично… что она, сама не может справиться с каким-то убогим?
Впрочем, он вовсе не был убогим – сильный, высокий мужчина… черные очки сползли на кончик носа, и Лариса увидела его глаза – темные, глубоко посаженные и вовсе не слепые.
– Отпустите! – вскрикнула она еще раз. – Вы что, с ума сошли?
Он ничего не ответил, только еще раз сильно нажал на ее локоть – и Лариса сама не поняла, как оказалась на переднем сиденье машины, и ремень был пристегнут, а фальшивый слепой уже сидел за рулем.
– Сиди и не рыпайся! – прошипел он, одной рукой поворачивая руль, а другой по-приятельски обнимая ее за плечи. Она скосила глаза и увидела в этой руке нож с узким остро заточенным лезвием.
– Сиди тихо, – повторил он, – или я перережу тебе горло!
– Что… что вам от меня нужно? – проговорила Лариса, когда смогла справиться со своим голосом. – Вы меня с кем-то перепутали. У меня нет ни денег, ни богатых родственников…
– Я что сказал – сиди тихо! – рявкнул он и шевельнул ножом, коснувшись ее горла.
«Это маньяк, – подумала Лариса безнадежно, вспоминая фильмы ужасов и еще более ужасные истории из бульварных газет и Интернета. – Это маньяк, сейчас он завезет меня в какую-нибудь трущобу,
