прочь. Третьи предполагали, что причиной являлись не папарацци, а патовая ситуация с последними финансовыми условиями. В портфеле Дэвиса лежали требования увеличить проценты от телепоказов, а также выдать Фишеру в начале матча сумму, равную призу проигравшего, и тридцать процентов от продажи входных билетов. «New York Times» нашло это ещё более трудным для понимания: сумма получалась тривиальной в сравнении с тем состоянием, которое он мог сделать, став чемпионом мира.
30 июня 1972 года: Фишер в аэропорту Джона Кеннеди. Он не сядет в самолёт, а убежит прочь, к выходу.
Ещё одна гипотеза состояла в том, что Фишер сознательно вел войну нервов со своим противником. Претендента ещё не было, а пресса утверждала, что чемпион «уже на грани». Репортёр «Washington Post», побывавший у Фишера в Дугластоне, сообщил ему об этом. «Я не верю в психологию. Я верю в хорошие ходы», — ответил тот.
На беду исландцев, 27 июня прилетел Фред Крамер, что для организаторов явилось началом двухмесячной эпопеи юридических разбирательств. Он представил список необходимых условий, касающихся освещения и иных деталей, а затем выдвинул неожиданное требование: новый арбитр, не шахматист. Опытный и уважаемый немецкий гроссмейстер Лотар Шмид вдруг оказался неприемлемой кандидатурой. Это довольно любопытно, поскольку, будучи подростком, Фишер останавливался у Шмида в Бамберге. Выдав юного шахматного гения за своего племянника, Шмид привел его в казино в Бад-Хомбурге, пригороде Франкфурта-на-Майне, где увидел, что Фишер не склонен к риску. Спокойный, явно порядочный человек, Шмид был арбитром последнего претендентского матча Фишера против Петросяна. Высокое качество судейства и привело его в финал. Шахматы не были единственным интересом Шмида: его семейная фирма «Karl-May Verlag» издавала автора вестернов Карла Мея — второго по продажам немецкого автора после Гёте.
Фишер скрывался в доме Сейди, а тупик, в который попали исландские чиновники и адвокаты шахматиста, отодвинул президентские выборы США с первых полос газет. Пока адвокаты Фишера торговались о финансовых условиях, репортёры узнали, что отец доктора Сейди, Фред, был соавтором «Радуги Финиана», мюзикла о невероятной финансовой удаче. Сейди был озабочен тем, что его отец серьёзно болен и нуждается в госпитализации. Фишер сказал Сейди, чтобы он не беспокоился: болезнь Фреда ему не мешает.
В день официального открытия матча, в субботу 1 июля, «New York Times» описала всю историю на первой полосе: «Колебания Бобби Фишера относительно участия в чемпионате мира по шахматам подняли волну споров и дискуссий в Нью-Йорке и Москве, а также в исландском Рейкьявике». ТАСС мотивировал действия Фишера тем, что в нем проявился «отвратительный дух наживы». Эд Эдмондсон сказал: «Он будто разыгрывает какой-то спектакль, зачем — не знаю». Он ставил два к одному, что Фишер играть не будет. Когда матч был отложен, один журналист заметил: «Все ненавидели Бобби. Он уселся на электрический стул, и любой с радостью включил бы ток. Но никто не мог себе позволить дать этому сукину сыну сгореть. И что же они сделали? Дёрнули стоп-кран. Теперь, если все мы падем на колени, Бобби, может быть, соизволит появиться».
Исландцы обвинили Фишера в вымогательстве. По Рейкьявику ходили слухи, как в военное время. В одной из самых популярных баек говорилось о том, что Фишер скрывается в стране, прибыв сюда неделей ранее на самолёте американских ВВС или, по другой версии, добравшись до берега на резиновой моторке, спущенной с американской подводной лодки.
Напуганные перспективой срыва матча, организаторы столкнулись с проблемой, к которой не были готовы. Поскольку претендент отсутствует, как быть с церемонией открытия? Это могло казаться абсурдным, но никакого другого варианта, кроме как провести её, не существовало. Делать всё так, словно матч однажды начнётся, — наиболее разумный способ убедить всех в том, что он действительно состоится. По крайней мере, так представлялось в теории.
Итак, словно всё идёт по плану, в Национальном театре Рейкьявика гости собираются на церемонию открытия. Кресло рядом со Спасским пустует. На столь важном для страны событии присутствуют президент Исландии Кристьян Элдьярн и мэр Рейкьявика Гейр Халлгримссон вместе с членами городского совета. Там же находятся премьер-министр Олафур Йоханнессон и министр финансов Халлдор Сигурдссон, гарантировавший стоимость проекта в сумме пяти миллионов исландских крон. Приглашены главы советского и американского посольств. Президент ФИДЕ Макс Эйве прилетел из Голландии, а главный арбитр Лотар Шмид прибыл из Германии. Они понимают, что это событие может оказаться шарадой; показное дружелюбие скрывает тревогу и затаённое чувство обиды.
Но больше всех расстроен и подавлен тот, кто несет ответственность за проведение матча в Исландии, — Гудмундур Тораринссон. Он мечтал об этом моменте. Своей речью на открытии матча он хотел снискать одобрение исландской элиты и в дальнейшем начать политическую карьеру. Вместо этого он был охвачен паникой, потел и боялся опоздать. В отеле «Лофтлейдир» вот уже десять часов кряду ему приходится слушать, как он выражается, «всё новые, и новые, и новые требования». Без десяти пять, когда был наконец достигнут некоторый прогресс, Эндрю Дэвис встает и говорит: «Забудьте об этом. Фишер не приедет, и никакого матча не будет». За десять минут до открытия Тораринссон мчится в Национальный театр. Зная, что Фишер не намерен покидать Нью-Йорк, он должен будет появиться на сцене перед президентом своей страны. Хуже всего то, что он до сих пор одет в рабочую одежду.
По дороге к Национальному театру он лихорадочно размышляет: надо ли ему говорить аудитории, что всё кончено, даже не начавшись, или скрестить пальцы и просто открыть чемпионат? Он прибывает в 17.15, опоздав на четверть часа, и Тораринссона ждет самый длинный в его жизни путь к трибуне:
Президент Исландии на сцену не вышел. Правительственное приветствие оглашает министр культуры Магнус Торфи Олафссон. Мэр произносит по поводу шахматной игры многозначительную фразу: «Совершенно очевидно, что люди не желают быть пешками на доске даже в руках гениев». Речь Эйве отчасти объяснительная, отчасти извинительная, указывающая на власть Фишера над чиновниками: «Мистер Фишер непростой человек. Но мы должны помнить, что он повышает уровень мировых шахмат для всех игроков». На коктейле после церемонии Тораринссон подвергается критике со стороны своих исландских коллег. Ему говорят: «Нельзя заставлять правительство ждать. Если вы организовываете чемпионат мира, необходимо избавляться от подобных привычек». «Я не мог выдать секрета, — говорит Тораринссон. — Информация тут же бы оказалась во всех газетах мира. Мне пришлось ответить: 'Прошу прощения, буду стараться. Такого больше не повторится'».
В самом деле, правительству есть о чем беспокоиться, помимо рабочей одежды Тораринссона. Исландская экономика полностью зависит от рыбы, и страна собирается заявить об увеличении границ рыбного лова с двадцати до пятидесяти прибрежных миль, подтверждая своё обещание, сделанное годом раньше. Новые правила вступают в силу с 1 сентября 1972 года. Рыбная промышленность Британии уже страдает от прежних увеличений, и Лондон неминуемо выступит с протестом, а это значит, что вся небольшая нация, чей военно-воздушный флот (один вертолёт) на данный момент выведен из строя, сталкивается с одной из наиболее мощных военных держав мира
