политическими и социологическими рефлексиями, чем свойственным ему ярко выраженным чувством подражания пресловутым имеющим успех образцам авторитарных систем. Такой псевдотеоретичный подход наблюдается со времен начала режима Муссолини; он, по-видимому, имеет прочное основание в структуре самих авторитарных систем и может объясняться не просто циничным релятивистским презрением стоящего у власти разнузданного политика к истине и ее манифестации в теории. Скорее это можно приписать теории самой по себе, независимо от ее содержания. Даже если она исходит из произвольных домыслов, сам факт последовательного когерентного и консистентного мышления получает определенную собственную значимость, определенную «объективность». Она делает в глазах фашиста из теории проблематичное оружие, так как мышление само по себе отказывается быть только инструментом. Теория как таковая, рассмотрение автономных логических процессов, дает тем, на которых хочет оказать влияние фашист, некое чувство безопасности, разрешает им, так сказать, быть услышанными. Поэтому она, в основном для фашистов, является «табу». Его царство – это область бессвязных, неясных изолированных фактов, или, более того, форма их проявления. Чем изолированнее они приводятся, чем больше выбранные излюбленные темы привлекают внимание обоих – агитатора и слушателя, тем лучше для фашиста. С полной перспективой на успех он может одновременно, но псевдотеоретично ударить по обоим: по еврейскому банкиру и по еврейскому радикалу. Если бы он попытался объяснить взаимную связь понятий теоретически, то он наткнулся бы на величайшие трудности, был бы вынужден прибегать к несостоятельным, изношенным конструкциям, как это довольно часто происходит в фашистской пропаганде. Между тем Томас, чтобы пo возможности избежать этой опасности, придерживается нескольких опробованных популярных мелодий. Этим, по-видимому, объясняется частично малая сменяемость мотивов не только у него, но и у большинства ему подобных. Специальные контрмеры должны были бы, например, «связать» изолированные темы, чтобы снять их остроту, сконцентрировать спор на опасных пунктах или, может быть, наоборот, поставить на первый план те факты и структуры, которые обычно выпускаются в фашистских аргументах. Что бы Томас ни делал, он преследует цель найти деликатные невралгические пункты политических противоречий, от манипуляции которыми он надеется получить немедленное эмоциональное эхо. Свои политические темы он выбирает с точки зрения их психологической значимости. И таким образом, он предпочитает темы, в большей степени нагруженные аффектом: коммунизм, администрация, особенно обсуждение вопросов безработицы, евреев, определенные аспекты внешней политики.

Имидж коммунизма

Все время подчеркивалось, что кампания против коммунистической опасности и радикализма является одним из краеугольных камней фашистской пропаганды и была на примере Гитлера весьма успешной. Она возвращается со всеми атрибутами травли красных, само собой разумеется, в речах Томаса. Например, техника доносить на каждого, как на коммуниста, идеи которого не согласуются с тем, что он выражает большей частью словом «радикальный». В действительности под этим может подразумеваться каждый, кто следует прогрессивному направлению с революционным, подрывным оттенком, весьма полезным для пропаганды Томаса.

Антикоммунистические аргументы фашистов движутся все в одном направлении; коммунизм является непосредственной опасностью; немедленные контрмеры должны защищать традиционные институты собственности, семьи и религии. Однако бросается в глаза, что Томас никогда не апеллировал к коммунизму как таковому. Он не нападает ни на учение диалектического материализма, в котором он, очевидно, ничего не понимает, ни на практическую политику коммунистической партии, ни на реальные условия в России. Он никогда не затрагивает такие фундаментальные вопросы, как, например, возможно ли бесклассовое общество в современных условиях, или улучшилось ли положение масс в России. Он никогда не исследует конкретизированные марксистской теорией идеалы. Вместо этого он создает о коммунизме картину, как о призраке дьявола, который существует только для того, чтобы пугать людей видением их предстоящего уничтожения. Кроме как в самых туманных обобщениях, например материализма, он не нападает на марксистскую систему. Однако он оглашает «сказки» ужаса весьма фантастического содержания, которые похожи на записки сионских мудрецов. Он борется против «ветряных мельниц», строит параноидную систему, которую сам потом и атакует. Этот механизм имеет особое значение, так как он показывает глубоко укоренившуюся тенденцию в фашизме скорее выступать против воображаемых картин, чем против действительности, которую они изображают. По двум причинам преследуемые фашизмом большей частью являются фикциями по своей природе. С одной стороны, реальность таких групп, как коммунисты или евреи, не давали бы ему в достаточной степени объекта ненависти, так как Томас должен был бы обсуждать коммунистическую теорию, он бы подвергался опасности заинтересовать ею своих сторонников. С другой стороны, он рассчитывает, сознательно или неосознанно, на «параноидальную склонность» среди них, на нечто вроде мании преследования, которая стремится к подтверждению своих дьявольских призраков. Он знает, что может подчинить своему влиянию слушателей, только удовлетворяя это желание и приспосабливая свои измышления соответственно их психологическим желаниям. Основная схема – это коммунизм, характеризующийся как заговор, концепция, которая отражает конспиративный характер его собственного шантажа.

Этот аспект является не только образцом травли против красных, но и еще в большей мере образцом антисемитизма. Отвратительные и малопонятные карикатуры в «Штюрмере» характерны для всех действий фашистов. Психологическая атака относится в меньшей степени к евреям как настоящим людям, а в большей степени к их мифическому образу, который представляет собой смесь из восприятий, остатков архаического представления и проекций психологических инстинктов. В давние времена уничтожали магический образ, чтобы убить изображенного человека; сейчас можно говорить почти о противоположном: евреи уничтожаются, чтобы разрушить их образ. Часто поэтому может быть менее уместно защищать их от критики, которая в конце концов нацелена на фетиш, чем излагать фетишистскую природу фашистского понятия «евреи». Важно вскрыть элементы фетиша и их относительную независимость от действительности и проверить его психологическую функцию. Только так может быть эффективно уничтожен имидж. Ожидая защиты евреев, какими они являются по-настоящему, имидж их останется довольно непроницаемым, антисемитизм ведь базируется меньше на еврейских особенностях, чем на менталитете антисемитов26.

Превращение коммунизма в мрачный заговор совершается с помощью пассажей, как этот: «Я спрашивал себя, знаете ли вы, что Сталин, Иосиф Сталин, в последний год, заметьте это себе, опубликовал план уничтожения США, это известие было разослано всем коммунистическим диверсионным организациям и секретарям27. Вот обдумайте это и поразмышляйте, как обстоят дела и что происходит во все увеличивающемся размере во всей нашей нации. Посмотрите, как поступают некоторые конгрессмены, как поступают некоторые сенаторы, что делают некоторые вожди в нашей стране. Тогда вы сможете сами судить о серьезности момента. Таковы нашептывания дьявола. Я их вам назову, насколько я это могу сделать в течение ближайших минут». (Очевидно, он хочет возбудить аппетит тем, что теперь будет разглашать. Он надеется при этом доставить своим слушателям массу острых ощущений.) «Он (Сталин) говорит о религии: “Философией и мистицизмом, развитием либеральных культов, поддержкой атеизма мы должны истребить все христианские вероисповедания”». Эта бессмысленная цитата точно подходит к приведенным выше гротескным утверждениям. Что касается марксистской теории, то Томас прибегает к простому методу – помериться с ней силой. «Послушайте, друзья, что мы можем ожидать, если расскажем нашим детям, что человек не имеет души, если мы им сообщаем такие учения, как манифест Карла Маркса. Он окончательно подготовил мир для коммунизма, мои друзья; мы в этой стране идем навстречу аду, мы позволили этому учению, этому частному учению проникнуть в нашу страну, оно пронизало весь наш дом и семью (!). Оно проникло в школу. Мы допустили, что наш учебный план был построен на этих гипотезах, что человек не имеет души, что человек и вся жизнь появились на земле посредством органического развития или как-то по-другому. Мы должны немедленно отвернуться от этих воззрений, или мы погибли… Это воззрение, которое закладывает основы коммунизма». Характерно, что при описании коммунистических учений не упоминаются понятия ни классовой борьбы, ни капиталистической экономической системы вообще и подчеркиваются только биологические теории, которые никогда не играли у Маркса решающей роли, или утверждения, которые ему приписывались по ошибке.

Трюк «Коммунист и банкир»

Тема важнейших историй ужаса Томаса – это якобы заговор с целью создания финансовых кризисов и банкротств. Когда он обсуждает коммунистическое понимание собственности, он привлекает не понятие социализации, а только понятие манипуляции, которая лишает людей всего их состояния. Из типично фашистского отождествления «коммунистического заговора» с «заговором банкиров» извлекает выгоду в первую очередь антисемитизм. «Несколько лет назад