меры пьянства и неприкрытой гомосексуальности, которая выдается за восхищение молодостью, до готовности к насильственным актам вроде путча. Интервьюируемые данного типа менее закостенелы, чем ортодоксальные «авторитеты».
Крайним представителем данного синдрома является «хулиган», по терминологии психиатрии «психопат». Его сверх-Я кажется совершенно нежизнеспособным в результате последствий эдипова комплекса. Он его разрешает посредством регрессии омнипотенциальных фантазий раннего детства. Среди всех испытуемых лиц эти являются самыми «инфантильными»; их развитие полностью потерпело крах, цивилизация не смогла их сформировать ни в малейшей степени. Они асоциальны. Незамаскированно, безрассудно проявляются и разрушительные инстинкты. Физическая сила и крепкое здоровье, а также способность переносить трудности являются преобладающими факторами. Расплывчата разграничительная линия с преступниками. Их желание мучить направлено грубо и садистски на каждую беспомощную жертву; это желание неспецифично и почти не несет следов «предрассудка». Здесь мы встречаем бродяг и задир, уличных хулиганов и палачей, и всех тех, «кто разделяет грязную работу» фашистского движения.
В своем подробном исследовании случая «Беспричинный бунтовщик»17 Роберт М. Линднер предлагает динамическую интерпретацию «хулигана», в которой он дает определение родства этого типа с «бунтовщиком» и с «авторитарным». Линднер говорит:
Психопат – это не только преступник; он врожденный фашист. Он – лишенный наследства, обманутый противник… агрессивность которого может быть мобилизована в тот момент, когда ему предлагает хорошо нацеленный и призывающий к фрустрации лозунг тот фюрер, под мишурной вывеской которого законом становится разнузданность; скрытые и примитивные желания становятся дешево приобретенным добродетельным честолюбием, а рассматриваемые всегда как заслуживающие наказания инстинктивные реакции становятся на повестку дня.
Психопат описывается как «бунтовщик», как религиозный фанатик, нарушающий господствующие нормы и законы, главный признак которого – нежелание ждать и который не в состоянии отложить наслаждение удовлетворением. Его неспособность дает возможность сделать вывод, что, несмотря на сдерживаемую «потребность что-то значить», наряду с неудавшимся образованием сверх-Я, не состоялось также и становление Я. О мазохистском компоненте мы процитируем еще раз Линднера:
То, что психопата мучает чувство вины и что он в прямом смысле слова ищет наказание, автор наблюдал бесчисленное количество раз. Это необычное обстоятельство лучше всего объясняется ситуацией с Эдипом. Так как ему отрезан путь к удовлетворительной постэдиповой адаптации и его непрерывно преследуют фантазии об инцесте и отцеубийстве, он может уменьшить чувство возрастающей вины только через наказание. «Я согрешил против отца и должен быть “наказан”», это – невысказанный мотив психопатического поведения, и по этой причине психопаты часто совершают преступления, которые никогда не мотивируются желанием обогащения. Они женятся на проститутках или, если речь идет о женщинах, продают свои прелести в попытке наказать себя. Что такие действия являются видом «невротической прибыли», также нужно принять во внимание. Тот факт, что наказания ищут, получают и на него дается согласие, это еще не все: они получают через наказание непосредственно нарциссическую «прибыль» в качестве суррогата первоначального желания. Все это, конечно, происходит в подсознании и не может быть прямо доказано, но всегда может быть воспринято.
Среди подопытных из Сан-Квентина есть примеры бунтаря-психопата. В первую очередь мы имеем в виду
Более того, он, «который живет моментом» и которому не хватает идентичности Я, способен успешно приспосабливаться к данной ситуации: в интервью он не будет проявлять непосредственно поведение, которое выявило бы его «хулиганство». Более того, об этом можно сделать вывод по косвенным, главным образом, определенным языковым привычкам, как, например, из многократно повторяемого упоминания физической силы. Два интервью из Сан-Квентина следует читать с учетом таких показателей. Нельзя сомневаться в том, что синдром «хулигана» очень широко распространен, особенно на периферии общества, и что он имеет большое значение для чрезвычайно зловещего аспекта фашистского потенциала.
5. «Фантазер»
«Авторитарный» синдром можно определить как фрустрацию в широком смысле слова, поскольку интроекция отеческого дисциплинирования означает постоянное подавление Оно. Но, как кажется, имеется структура, при которой фрустрация выполняет совершенно специфическую функцию. Она встречается у лиц, которым не удалось приспособиться к своему окружению, освоить «принцип реальности» и которые, так сказать, не в состоянии компенсировать удовлетворение отказом. Их внутренняя жизнь определяется неудачами из-за собственной несостоятельности, которые возложило на них окружение в детстве и в последующей жизни. Эти люди были загнаны в изоляцию. Они вынуждены создать свой внутренний, часто граничащий с манией, иллюзорный мир, который они эмфатически противопоставляют реальности. Они могут существовать, только если сами себя возвышают и страстно отвергают внешний мир. Их «душа» становится их драгоценнейшим достоянием. Одновременно они очень проективны и недоверчивы. Нельзя не заметить родство с психозом; они параноидны. Для них жизненно важен предрассудок: он их средство избежать острой формы психического заболевания посредством коллективизации. С его помощью они конструируют псевдореальность, против которой они могут направить свою агрессивность, не нарушая открыто «принцип реальности». Стереотипность имеет решающее значение: она выполняет функцию, так сказать, социального подтверждения ее проективных формул и поэтому институционализирована в такой степени, которая часто приближается к религиозной вере. Этот синдром встречается у женщин и пожилых мужчин, изоляция которых из-за их исключения из процесса продуктивного хозяйствования усиливается еще в большей степени. Сюда относятся лица, входящие в организацию вдов военных и, даже во времена затихающей расовой пропаганды, неутомимые сторонники агитаторов. Выражение «фанатичные приверженцы», которым часто злоупотребляют, имеет здесь определенное оправдание; обязательность этих людей достигла стадии фанатизма. Чтобы взаимно подтверждать друг перед другом свою псевдореальность, они объединяются в секты, которые часто пропагандируют (в соответствии со своим проективным понятием вечно вредного жида, который разрушает чистоту естества) что-то из «природы» в качестве универсального средства. Идеи конспирации играют при этом большую роль; они, не колеблясь, обвиняют евреев в стремлении к мировому господству и свято верят в существование сионских мудрецов. Незавершенное образование, магическая вера в естественные науки, которая делает их идеальными сторонниками расовых теорий, – все это является характерными социальными признаками. Их едва ли можно найти выше определенного уровня образования, а также среди рабочих.
– это женщина, лет пятидесяти, высокая, крепкого телосложения, с резкими чертами лица, серо-голубыми глазами навыкате, острым носом, тонкими прямыми губами. Ее поведение должно производить впечатление.
В этом стремлении произвести впечатление лежат патологические чувства внутреннего превосходства, как будто она принадлежит к тайному ордену, но окружена людьми, чьи имена она не хочет называть, так как из этого можно сделать слишком вульгарные и рискованные выводы и они могли бы быть распространены далее:
Ее коллеги ей безразличны. Некоторые из них имеют всевозможные академические титулы, но у них отсутствует здравый смысл. Имена она не хотела бы называть, но она все-таки хочет рассказать, что там происходит. Многие целый день ничего другого не делают, как только болтают друг с другом. Она не может заставить себя сказать своим коллегам больше чем пару слов. Она говорит о них только с презрением, чувствует себя благородной, что превосходит их… Они ее вообще не знают – действительно не знают – этим она хочет намекнуть на то, что она нечто совершенно особенное, что она могла бы показать им свой талант, но не хочет.
Ей важен ее внутренний ранг и, насколько возможно, внешний статус, выражающийся в чрезмерном подчеркивании «связей», знакомств, из чего можно заключить о наличии мании связей.
Она была
