Зоя встретила деда уже за садом, у канавы.

— Смотри! — кричал он ей и тыкал палкой в канаву. — Снегу-то вчера было по края, а теперь? Смотри!

Снег лежал только на дне, сверху он был темный, грязный, снизу образовалась ложбинка, точно маленький свод, и с этого свода капала вода.

— Шалишь, с весной не поспоришь! — точно дразнил дед и радовался.

— Да, нашел я папиросы, нашел! — пристально глядя на Зою, сказал он. — А ты не догадалась почту спросить?

— Только мне письмо, дедушка. А тебе нет ничего, — сильно краснея, сказала Зоя.

Они уже подходили к балкону, когда Зоя вдруг остановилась.

— Дедушка, присядем здесь.

Он сел на садовую скамейку молча, с взволнованным, почти испуганным лицом, и его рука на ручке палки заметно дрожала. Зоя прислонилась лицом к его плечу.

— Я тебя обманула вчера, — прошептала она.

Он кивнул головой.

— Я сказала тебе, что он мне не дорог…

— Так, так… Алексей?

— Дедушка, это неправда!

— Так, так…

— Дедушка, что мне делать? Он пишет, что… что… он меня очень любит…

Зоя заплакала. Дед сидел неподвижно и молчал.

— Он хочет, чтобы я… была его женой… Дедушка, отчего ты молчишь? Ты сердишься? — с отчаянием спросила, помолчав, Зоя.

— Нет, девочка, я думаю.

— О чем? Скажи.

— Думаю о своей радости.

— О радости, дедушка? Какой?

— О той, которая одна мне осталась и которая так велика и бесконечна: радость за все прекрасное на земле… Радость за чувства такие же душистые и свежие, как ландыши. Радость за тебя, потому что мне кажется, что ты, как жаворонок, комочком, летишь в небо…

— Дедушка, но мне надо теперь уехать от тебя, — прошептала Зоя. — Ведь он ждет, он зовет. Ты понимаешь?

— Но непременно, дружок! — вдруг встрепенулся старик. — Как же иначе? Завтра? Сегодня? Когда?

[1]

В весенней дымке. Печатается по изданию: Образ человеческий. М., Книгоизд-во писателей в Москве, 1914.