– Здравия желаем, господин прапорщик!

– Тоже ничего.

– Здравия желаем, господин… э-э… посторонний!

– Хорошее звание – а, Причер? Это, парни, никакой не посторонний, а святой отец.

– Так я и говорю – посторонний в тридцатиметровой зоне.

– Майкл, объясни ты им!

– Это святой отец, – скупо подтвердил Воровский.

– А допуск у святого отца есть?

Из будки у ворот появились двое флотских устрашающих размеров, в полном боевом и с жуткими свиными рылами вместо лиц. «Респираторы, – догадался Причер. – До моря еще верных полмили, но здесь даже в безветренную погоду все носят фильтры. Ох, и куда меня занесло…»

– Может, я пойду? – спросил он робко, искренне надеясь, что его не отпустят. Водка гуляла по жилам, хотелось добавить, и особенно хотелось еще побыть рядом с этими странными, но такими симпатичными людьми. «Спиртное, – напомнил себе капеллан. – Это не совсем мои желания, их провоцирует алкоголь. Сказано: печь испытывает крепость лезвия закалкою; так вино испытывает сердца гордых – пьянством… А если абстрагироваться? Попытаться трезво? Ну? Хочу идти дальше. Забраться на пароход, который русские почему-то зовут «коробкой», и там добавить. Соотечественники от меня никуда не уйдут, да и надоели они, честно говоря. Хорошие люди, правильные, но скучные».

– Никуда вы не пойдете, – распорядился Кронштейн строго. – То есть пойдете, но с нами. Время детское еще. Значит, так, парни. – Психиатр развернулся к дневальным внушительным фасадом, расправил плечи и упер руки в бока. – Во-первых, запасной респиратор сюда. Потом отдадим. А во-вторых, насколько я помню, у вас на следующей неделе плановое обследование. Предупреждаю – это шантаж. Ну?

Дневальные переглянулись, и один скрылся в будке.

– Вы нас неправильно поняли, господин капитан-лейтенант, – сказал другой. – Мы же не выё… ваемся…

– Не хватало еще!

– …а просто напоминаем, что могут быть неприятности. У всех.

– Ладно, кончай баланду травить, – вступил Воровский. – Открывай калитку. Вянете тут со скуки, цепляетесь к людям… Я тебя, военный, запомнил. И ты у меня тоже запомнишь это свое «стрелять буду».

– Виноват, – буркнул дневальный. – Больше не повторится. Ну честное слово, господин прапорщик.

Его напарник принес респираторную маску и неуверенно протянул ее вперед, то ли Кронштейну, то ли просто так, вообще. Психиатр маску забрал, подошел к Причеру и сказал:

– Не бойтесь, я нежно.

Действительно почти нежно, очень аккуратно натянул респиратор капеллану на физиономию, отошел на шаг, полюбовался творением своих рук и сообщил:

– Ну и рожа! Никогда бы не подумал, что священник.

Причер счел за лучшее промолчать. Дышать в респираторе было трудновато, не то что в «наморднике» пехотной натовской выживалки. Капеллан подумал, что, может быть, мусорные баки у русских и отменные, но фильтры им явно не удаются.

У Кронштейна и Воровского маски были с собой, в карманах. Причер русских от души пожалел – все-таки большая часть их службы проходила либо в закрытых помещениях с принудительной фильтрацией воздуха, либо с такой вот неудобной штуковиной на лице. Тут поневоле запьешь. Он вспомнил «снюхавшегося» русского batiushku и помолился за него. «Безумный мир, бьющий в первую очередь именно по священникам… Наверное, это знак. Напрасно земляне сюда влезли, да еще и так нагло, железным сапогом. Что же здесь будет со мной? Справлюсь ли? Откроются ли мне тайны планеты, тайны, порождающие чудеса, и выстою ли я перед лицом этих тайн? Укрепи, Всевышний, раба своего…»

– Обувь почистить не забудьте, господа, – напутствовал их дневальный. – Пожалуйста.

– Сюда, Причер, – позвал Кронштейн, подходя к какому-то ящику, в котором не без труда угадывалась механическая щетка, правда, навороченная дальше некуда, вроде тех, что ставят в переходных тамбурах орбитальных шаттлов. – Вставайте на этот коврик и ботинки суйте по одному вон в ту дырку. Больно не будет. Чистую ногу – на другой коврик. Ага, правильно.

– Прямо как на шаттле, – сказал Причер.

– Так оттуда и позаимствовали. Наша штатная была еще лучше, удобнее, только на нее полгода назад бронетранспортер случайно упал. Хорошо, летуны мужчины пьющие, к казенному имуществу относятся философски, без пиетета.

– А к чему такие строгости? У нас даже на входе в штаб ничего подобного нет…

– И у кого зенитную батарею ржавка сгрызла? Так-то, Причер. Давайте сюда, руки мыть. Я понимаю, у НАТО на складах зенитных батарей много…

– Только на Кляксу их возить далеко и накладно, – заключил Причер, обрабатывая руки. – Ладно, не тратьте попусту сарказм. Надеюсь, чтобы попасть на борт «Тревоги», мне не придется через какую-нибудь камеру сгорания проходить?

– Нет, что вы, там просто бактерицидная лампа.

– Это та, после которой две недели перхоть по всему телу, особенно ниже пояса?

– Мы же не будем раздеваться… Так, Майкл, готовы.

– Тогда за мной! – скомандовал Воровский. – И хватит демократии. Патрулям не отвечать, незнакомых встречных не приветствовать. Сам разберусь. Всех арестую на хрен. Задолбали наглеть, дети ржавчины. Ну, левой!

– Может, тебе еще песню изобразить? – поинтересовался Кронштейн. – У нас со святым отцом крепко спитый дуэт. А ну-ка, Причер, вспомните, как вас в училище дрючили…

И на весь порт немузыкально рявкнул:

– One mad girl from Sascartoon!..

– One mad girl from Sascartoon! – подхватил капеллан. Он действительно вспомнил, как это было в училище. Нормально было. Давно только.

– Да тихо вы! – умоляюще крикнул прапорщик.

– Eat her out with a silver spoon!!!9 – радостно заключил психиатр. – Слушай, прапор, а хочешь, мы строевым пройдемся? Два капитана, блин… Ишь, раскомандовался, коп поганый!

– Спасибо, обойдусь. И не надо обгладывать мою солдатскую косточку, – попросил Воровский серьезно, устремляясь вперед. – На ней и так мяса почти не осталось.

– Писатель! – с уважением прогудел Кронштейн сквозь маску, оборачиваясь к Причеру. – Во как метафорами шпарит!

– Секундочку, – попросил капеллан. – У меня уже окончательно ум за разум заехал. Давайте расставим все по полочкам. Есть прапорщик Воровский, да? Пехотный воррэнт-офицер в вашей сугубо флотской организации, что уже само по себе бред. К тому же, насколько я понял, начальник портовой гауптвахты. Это из серии «час от часу не легче». А по совместительству он еще и писатель. Надеюсь, известный? Культовый? Эйб, объясните как профессионал – я рехнулся или надвигается делириум тременс? А может, вы просто надо мной издеваетесь? Так и скажите, я не гордый, посмеемся вместе.

– Майкл! – крикнул психиатр вырвавшемуся далеко вперед Воровскому. – Он не верит, что ты писатель!

– Подумаешь! Я сам не верю! – отозвался Воровский.

– Майкл – военный писатель, – непонятно объяснил Кронштейн. – Был раньше полицейский, но там за это мало платили.

– Кажется, у меня травит респиратор, – уныло сообщил Причер.

– Ну-ка, стойте, – распорядился Кронштейн. Он придирчиво осмотрел маску капеллана, подергал ее туда-сюда и спросил с не очень-то приятной чисто психиатрической интонацией: – А почему вы так думаете?

– Потому что я совершенно косой. Все, что я наблюдаю вокруг себя – контейнеры вот, погрузчики, – блестит. Под ногами бетон удивительно чистый, прямо-таки стерильный. На столбах ни одной перегоревшей