— Есть… кое-кто еще.
— Кое-кто?
Она горестно шмыгнула носом.
— Мне известно, кем заняты ваши мысли.
На миг император лишился дара речи.
«„Красный человек“! — пронеслось у него в голове. — Неужели он самый? Но кто ей мог рассказать? — Его сердце нещадно забилось. — Господи! Если она прознала о наших последних встречах…»
Это происходило в замке Финкенштейн и в Шенбруннском дворце, тяжкими бессонными ночами, после особенно серьезного истощения сил. Пророк под маской являлся внезапно, без предупреждения. Чтобы прочесть очередную высокопарную лекцию о нравственных законах. Правда, теперь уже не было никаких прогулок по улицам или визитов в прошлое. Наполеон с трудом вспоминал хоть какие-то подробности, когда, вздрогнув, просыпался в собственном кресле, как поутру перед коронацией; смутные обрывки ускользали от мысленного взора подобно давно забытым грезам.
— Кто тебе рассказал? — воскликнул он, понимая, что ранит жену в самое сердце. — Я спрашиваю, кто тебе рассказал?
Жозефина отвернулась, по ее лицу текли слезы.
Император поднялся с места, кипя от ярости.
— Что ты слышала, женщина? — прошипел он, шагая к ней из-за стола. — Что именно? Сейчас же выкладывай!
Она дерзко расправила плечи, разумеется, не понимая всей глубины его отчаяния.
— И что теперь? Думаешь, я сошел с ума? Верно? Что они там наплели? Признавайся! — закричал Наполеон, едва удерживаясь, чтобы не схватить ее за горло.
Жозефина мучительно выдавила:
— Говорят…
— Продолжай! — Он почти надвинулся на нее.
— Говорят… — Несчастная на миг покосилась на своего мужа. Губы ее дрожали. — Ну, говорят…
— Дальше!
— …что она полька.
Наполеон окаменел на месте.
— Она?
Жозефина опять отвернулась, не в силах выносить этот разговор.
— И по слухам, их было много… — хриплым шепотом продолжала она. — Говорят, вы думаете жениться…
Бонапарт заморгал.
— Она… — повторил он, пытаясь унять биение сердца.
Так вот в чем дело. Эти походы на сторону, нелепые, короткие романы… Необходимость найти жену, способную родить наследника. Как раз об этом Наполеон и хотел сегодня потолковать…
— А, — облегченно протянул он. — Ну… — и развернулся обратно к письменному столу.
Жозефина что-то пробормотала.
— Что еще? — гаркнул он, даже не оглянувшись.
— Значит, это правда?
Возвращаясь, Наполеон погладил сфинкса по голове. А потом посмотрел на глупое, растрепанное существо, свою супругу, презирая ее постылые чувства.
— Иди отдохни, женщина. Ты ужасно выглядишь.
Жозефина не тронулась с места.
— Да что такое? Не видишь, я занят!
Он бросил рассеянный взгляд на свои бумаги и не поднимал головы, пока не уверился, что жена ушла.
В ту ночь император полусидел на постели под балдахином из полосатой военной материи, составляя приказ верному шпиону, полковнику Иву-Винсенту Бутэну.
«Для вас есть новая миссия…»
Тут заскрипела дверная ручка.
«В Египте я повстречал одного человека…»
И снова — ручка. Это, конечно же, Жозефина. Хочет попасть в смежную спальню.
«Это верховный жрец, пророк и мистик, чье существование кое-кто пытается отрицать…»
Однако дверь была запечатана до ее прихода. Жозефина об этом не знала.
«Человек этот мог последовать за мной…»
Она продолжала дергать за ручку. Наполеон вернулся к своим запискам.
«Необходимо найти его или хотя бы собрать сведения…»
И снова этот шум. Затем ручку оставили в покое. За дверью повисло молчание.
«В ваше распоряжение будет предоставлено все, что потребуется…»
В коридоре послышались тихие всхлипы. Поняла наконец. Вот и нет нужды объясняться.
«Дело это высочайшей важности…»
— Кто вы? — потребовал ответа Наполеон, не вставая с походной кровати.
Был поздний вечер второго июля тысяча восемьсот двенадцатого года. Войска стояли под Вильнюсом. Император страдал от гриппа в хлопающей на ветру палатке; он только что пересек российскую границу на пути к Москве и совершенно не удивился (напротив, он даже грезил об этом в ночных кошмарах), когда пророк под маской решил материализоваться в пятый раз.
— Откуда вы?
— Нет, откуда вы? — усмехнулся «красный человек».
— Не понимаю, к чему эти речи? — Наполеон, так и не дождавшийся ответа от полковника Бутэна, не получив из Египта ни единой строчки, силился сосредоточиться. — Как ваше имя?
— Вы знаете, кто я.
— Имя! То, которое вы называли внутри Великой пирамиды!
— Разве я называл?
— Отвечайте сейчас же, иначе… иначе… — Бонапарт попытался нащупать саблю. — Я зарублю вас на месте.
Пророк под маской осклабился.
— Восстань, о великий Махди, и рассеки меня своим лезвием. Увидишь, будет ли польза.
И он вызывающе скрестил на груди руки.
В испуге и смущении Наполеон проглотил пастилку от кашля. Нет, со времен Великой пирамиды таинственный гость определенно переменился. Не таков он был и в Тюильри, и даже в Шенбруннском дворце. На сей раз «красный человек» растерял остатки терпения, отбросил всяческую учтивость и сочувствие и даже не скрывал своего презрения.
— Что… что вы имеете в виду? — Ладонь императора задрожала над бронзовой рукоятью сабли. — Что я не могу причинить вам вред?
— Напротив. Кажется, это вы у нас неуязвимы, о Махди?
— И для чего это странное обращение? Почему вы меня так называете?
— Разве не в ваших силах уничтожить врага одной лишь силой взгляда? Остановить летящие ядра мановением руки?
— Я никогда не заявлял ничего подобного!
— Тогда к чему вы затеяли эту безумную кампанию?
— Почему безумную? О чем, вообще, разговор?
— Сколько людей вы теряете?
«Шесть тысяч в день, — пронеслось в голове императора. — Пушечное мясо под страшным соусом из дождя и пота…»
— Да какая разница?
