Апостолъ: вемъ бо, яко не живетъ во мне, сиречь во плоти моей, доброе (Рим. 7, 18), по причине происходящаго отъ плоти. А чтобы опровергнуть мненіе еретиковъ, дабы не думали они, будто для плоти потеряна надежда на воскресеніе изъ мертвыхъ, онъ же говоритъ: подобаетъ тленному сему облещися въ нетленіе, и мертвенному сему облещися въ безсмертіе (1 Кор. 15, 53), дабы отвергающій дела плоти, которыя Писаніе обыкновенно называетъ плотію, не былъ сочтенъ за отвергающаго надежду воскресенія плоти. Ибо злыя дела, въ ней бывающія, онъ ясно осудилъ, самую же плоть назвалъ святымъ храмомъ въ томъ, кто освятилъ плоть свою согласно написанному: вера же чиста предъ Богомъ и Отцемъ сія есть, еже посещати сирыхъ и вдовицъ въ скорбехъ ихъ и не скверна себе блюсти отъ міра (Іак. 1, 27). И въ другомъ месте: блаженны соблюдшіе плоть чистою [261]. Часто говоря противъ плоти, Писаніе научаетъ насъ, что отъ нея произрастаютъ похоти и удовольствія, но противъ ума ничего не высказываетъ Писаніе, а напротивъ говоритъ: воспою умомъ, воспою духомъ (1 Кор. 14, 15) и еще: если воспою духомъ, то умъ мой безъ плода есть (1 Кор. 14, 14). Видишь, что плодъ находился въ немъ, — въ уме. И хотя бы плода не было, Апостолъ однако не поставилъ ума въ числе греховъ, а напротивъ заметилъ, что чрезъ него происходитъ плодъ.

Гл. 29. Что же тутъ ослабляетъ силу Божества Господа нашего? Чемъ омрачили силу Его чрево святой Жены, ложесна Девы, исходы родовъ, объятія Симеона, приветъ Анны, ношеніе на рукахъ Маріею, прикосновеніе блудницы, власы жены, касающіеся ногъ Его, или слезы, или положеніе во гробъ? Ибо плащаница, обвившая тело Его, не подавила чистой и величайшей силы Его; еще во утробе бывшій Іоаннъ взыгралъ, радуясь о пришествіи къ нему его Владыки, носимаго во чреве святой Девы. Родившись же и лежа въ ясляхъ, Онъ не сокрылся отъ лика Ангеловъ. Сонмы Ангеловъ посылаемы были сопутствовать пришествію Царя вековъ; воспевались победныя песни; среди пастырей возвещаемъ былъ миръ. Что же омрачило силу Его? Еще когда Онъ былъ младенцемъ, ва рукахъ носимымъ, является знаменіе звезды отъ востока, за темъ следуетъ пришествіе волхвовъ, поклоненіе и дароприношеніе, вопрошеніе царемъ книжниковъ, ответъ о Немъ, исповеданіе. Все это и другое, что затемъ следовало, по Евангеліямъ, чемъ можетъ быть противно Божеству Его? Какое прикрытіе произвело въ Немъ, какъ это бываетъ съ нами, принятіе плоти? Онъ запрещаетъ волненію и ветрамъ, и морю, и не удерживается плотію сила Божества Его, совершая то, что сообразно съ природою Божества. И между темъ какъ плоть представляетъ собою бремя и тяжесть, Онъ не задерживается тяжестію: ибо шествуетъ по водамъ, какъ не изменный Богъ, пребывающій во плоти, но неизменяемый отъ плоти. И взываетъ гласомъ: Лазаре, гряди вонъ (Іоан. 11, 43), не имея противодействія въ Своей плоти, при чемъ и Божество не поработилось совершенному вочеловеченію во плоти.

Гл. 30. И многое мне можно было бы говорить. Христосъ возстаетъ изъ мертвыхъ, сокрушаеть запоры ада, взялъ и извелъ оттуда пленниковъ, и тридневно воскресши въ этой святой плоти, святой душе и уме и во всемъ сосуде, въ соединеніи съ Божествомъ явился совершеннымъ человекомъ соединивъ человечество съ Божествомъ Своимъ, после чего смерть Имъ ктому не обладаетъ (Рим. 6, 9). Соединившись съ Божествомъ, Онъ и грубое тело сделалъ тонкимъ, входя дверемъ затвореннымъ (Іоан. 20, 19), и по входе показывая плоть и кости, дабы явить спасительную силу Свою, утвердить надежду нашу на то, что все совершило пришедшее на землю Слово, и въ этомъ самомъ теле славно вознесшись, возсело одесную Отца, не терпя препятствія отъ бремени, не пребывая и вне тела, но воздвигши тело духовное. Если наше тело сеется въ тленiе, востаетъ въ нетленіи, сеется тело душевное, востаетъ тело духовное (1 Кор. 15, 42): то насколько более должно думать такъ о теле единосущнаго Сына Божія? Посему исполнилось сказанное: не даси преподобному Твоему видети истленія, и не оставиши души Моея во аде (Псал. 15, 10). Это все сказано мною о совершенномъ Его вочеловеченіи, дабы не подумали некоторые, что Онъ, воспринявъ совершенную плоть, исполнялъ неразумныя требованія плоти. Никто изъ благочестиво верующихъ не мыслитъ такъ о Немъ и не говоритъ. Если же никто не думаетъ о Немъ, что Онъ совершалъ неразумныя дела плоти, то не долженъ думать и того, что Онъ творилъ неразумныя дела ума. А что совершенно вочеловечилось пришедшее Слово, это ясно. И если мы говоримъ: совершенно, то утверждаемъ, что не два Христа, не два Царя Сына Божія, но тотъ же самый есть Богъ и тотъ же самый — человекъ, не какъ бы въ человеке обитавшій, но Самъ всецело вочеловечился, не человекъ бывшій и затемъ достигшій совершенствъ Божества, но Богъ, сошедшій съ небесъ и въ Себе Самомъ воспроизведшій собственное человечество, силою Божества Своего, какъ говоритъ Писаніе: Слово плоть бысть. Сказано же: Слово плоть бысть, дабы ее подумали некоторые, что первымъ былъ человекъ, а Христосъ пришелъ въ человека; поэтому Божественное Евангеліе первымъ поставило Слово, а затемъ исповедало плоть, говоря: Слово плоть бысть. Ибо не сказано: плоть стала Словомъ, дабы показать первымъ сошедшее съ небесъ Слово, для Себя составившее плоть изъ ложеснъ святыя Девы и все человечество совершенно въ Себе воспроизведшее; потому что хотя и сказано: Слово плоть бысть, но это не значитъ, что Слово обратилось въ плоть и такимъ образомъ Слово стало плотію или что Божество переменилось въ плоть, но что вместе съ Божествомъ пришедшій Богъ Слово принялъ собственное человечество.

Гл. 31. И преспеваше, сказано, Іисусъ возрастомъ и премудростію (Лук. 2, 52). Не имея ума человечеекаго, какъ Онъ могъ преспевать, какъ уже сказано было мною, и какъ свидетельствуетъ о Семъ Слове святый Божій пророкъ Исаія, сказавшій: се уразумеетъ Отрокъ Мой возлюбленный, о Немъ же благоволихъ (Ис. 42, 1; ср. Матф. 12, 18; 3, 17 и др)? Разве не видишь, что изреченіе: уразумеетъ относится къ совершенному вочеловеченію? Ибо никто не можетъ разуметь, не имея ума; а на Божестве неисполнимо это, потому что не нуждается въ разуменіи Божество, которое есть Само разумъ, и не нуждается въ премудрости, какъ Самопремудрость; но изреченіе: разумеетъ принимается объ уме человеческомъ. Кроме того, какимъ образомъ Онъ алкалъ, скажи мне? Если бы Онъ былъ только плотію, то какъ могъ помнить объ алчбе? И если бы Онъ состоялъ изъ одной души и тела, — души, не имеющей разумной способности ума, мышленія человеческаго, — разумею не худое, но направленное къ благословной нужде, какъ приличествуетъ Божеству, — то какъ Онъ могъ алкать или помышлять объ алчбе? Какимъ образомъ Онъ могъ скорбеть, скажи мне, если душа Его не имела ума, или размышлять, если душа Его была неразумна, или если плоть была бездушна? Онъ не могъ бы впадать ни въ скорбь, ни въ уныніе. Есть и еще много такого, о чемъ размышляя, мы должны были бы ведать, что ухищренныя мудрованія излишни и более поражаютъ самихъ же желающихъ размышлять о томъ, что выше должнаго, и не умеряющихъ себя въ меру, указанную намъ въ увещаніи, сделанномъ святейшимъ Апостоломъ, сказавшимъ, чтобы не мудрствовати паче, еже подобаетъ мудрствовати (Рим. 12, 3).

Гл. 32. Но намъ противопоставляютъ некоторыя изреченія Писанія, какъ–то: мы же умъ Христовъ имамы (1 Кор. 2, 16), и говорятъ: видишь ли, что умъ Христовъ иной, въ сравненіи съ нашимъ? О, великая простота человеческая! Каждый опирается на то въ Писаніи, на что хочетъ, и въ чемъ желаетъ казаться мудрымъ, въ томъ более оказывается невеждою. Но хотя мы и невежды словомъ, но не разумомъ согласно сказанному (2 Кор. 11, 6), и будучи очень посредственны, удивляемся такимъ людямъ, устремившимъ умъ свой къ наукамъ, однако же въ мысли у насъ является состояніе недоуменія относительно того, почему они принимаютъ это изреченіе всецело за подтвержденіе своего вообще столь безплоднаго любопренія, между темъ какъ на самомъ деле нетъ тутъ даже и вида какой либо связи съ таковымъ ученіемъ. Ибо мы, сказано, умъ Христовъ имамы. Что же такое Христосъ, должно спросить у нихъ, или что такое умъ Христовъ? Здесь, какъ оказывается, они думаютъ, что иное есть Христосъ, а иное Божество Его. Если вместо ума они принимаютъ Христа, а Христомъ называютъ одно во плоти пришествіе Христа, то этимъ пытаются они вести насъ еще къ иному изысканію. Что Христосъ со времени плотскаго пришествія сталъ ясно именоваться Богомъ Словомъ и Сыномъ Божімъ, это очевидно. А если и предшествовали сему свидетельства о томъ, что Онъ называемъ былъ Христомъ и до пришествія во плоти, то после пришествія они исполнились, такъ какъ ни Божество не отделяется отъ имени Христа, ни во плоти пришествіе и вочеловеченіе Его не именовалось безъ таковаго названія, какъ сказано: да не речеши въ сердцы твоемъ: кто взыдетъ на небо? Сиречь Христа свести: или кто снидетъ въ бездну? сиречь Христа отъ мертвыхъ возвести (Рим. 10, 6–7)? И еще Самъ Онъ говоритъ: да знаютъ Тебе единаго истиннаго Бога и Его же послалъ еси Іисуса Христа (Іоан. 17, 3). Слова: послалъ еси относятся къ