Будучи купцом из Любека, он был вне подозрений, в то время как всем датским подданным доступ к Изамбур был строжайшим образом запрещен. Арнульф неохотно исполнил приказ и подверг свое тело, которое не стало более больным, но все же более старым, долгому и утомительному путешествию. Проведя недели на неровных дорогах, пережив и ледяной ветер, и назойливый дождь, и обжигающее солнце, он был уверен, что во второй раз он такого путешествия не перенесет. Поэтому монастырь бенедиктинцев в Этампе, который приютил его на время, пока он будет справляться о здоровье королевы, показался ему местом, где вполне можно провести закат жизни. Уже давно растущий страх за спасение души превысил страх болезней. Регулярные молитвы, строгий распорядок дня и многочисленные мессы должны были очистить его так же, как в свое время купание в воде святого. Он представлял себе их лекарствами для души, которые — если принимать их, преклоняя колени, — обещали постоянное здоровье.

Чтобы увеличить число добрых дел, совершаемых им, он посетил отверженную королеву, выступил в защиту ее благополучия перед мрачными рыцарями, охранявшими ее, и распространил слух о том, что она — святая мученица. В отличие от некоторых французских духовных лиц тем самым он пытался не навредить славе короля, а вызвать блеск, в котором мог бы купаться и греться сам. Он распространил несколько легенд, касающихся Изамбур, и радовался тому, что многие, особенно набожные или тяжело больные, стали прибывать в Этамп в надежде исцелить благодаря неизвестной королеве душу или тело.

София слышала, что он шел за ней, согнувшись сильнее и тяжелее ступая, чем раньше, но без всякого стремления держаться подальше от грязи.

— Вижу, вам даже нравится купаться в этой грязи. Можете ведь и заразиться, — усмехнулась она через плечо.

— Я умру, так же, как и любой другой человек, это несомненно, — сладко пропел Арнульф. — Зачем Же стараться избежать болезней, раз «прекрасная смерть» откроет нам врата не в ад, а в рай?

Едва она достигла небольшой возвышенности, к которой вела лужайка, как резко остановилась и обернулась. Он всеми силами старался не поскользнуться на опавшей листве и больше не смотрел на нее полными укора глазами, как до этого на лестнице.

На этот раз ее задел не его взгляд, а его слова:

— Почему вы не позаботились о ней?

София ничего не ответила, только плотнее завернулась в пальто.

— Ее доверили вам, — ворчливо продолжал Арнульф, — вас попросили заботиться о ее благе. Я тогда лично посоветовал вас датскому королю. А вы бросили ее!

Сначала она покачала головой, будто не понимала, о чем он говорит. А потом вдруг рассмеялась резко и злобно.

— Только не надо говорить, что вы расстались со мной из-за нее! — ответила она. — Совесть у вас была не чиста, вы боялись моего дара, а еще не хотели, чтобы все узнали про ваши извращенные желания. Изамбур помогла вам избавиться от меня и прослыть спасителем. И при этом вы как-то даже не заметили, что передаете мою судьбу в руки слабоумной!

— Не говорите о ней так! Повсюду ходит молва о ее святости!

— Ну конечно! Потому что такие, как вы, вовлекли ее в борьбу, которая ей совсем не нужна. Разве вы не знаете, на что обрекли меня, отсылая к ней? Не знаете, какой несчастной была бы моя жизнь, не откажись я от нее?

— Я знаю только, что она ослепла, страдает от голода и медленно погибает! — проворчал он.

— Значит, так нужно! — прокричала София. — На этой земле топчут травы и не такие хрупкие, как она. Может, она и вовсе не предназначена для этого мира!

— Вы ужасны и бессердечны! О, как же я благодарен Богу, что не совершил чудовищную ошибку, взяв вас в жены. Я не хотел вам этого говорить, но после того как вы уехали из Любека, мне не хватало ваших рук и знаний, и я спрашивал себя иногда, не было бы лучше... Но Бог не позволил мне сделать это, и наверняка мудрый властитель знал, почему он это делает.

Арнульф отвернулся и собрался пойти назад. У нее перед глазами возникла картина, как он отсылает ее, зная, что она попадет в руки жестоких кузенов. Он не помог ей в трудную минуту, как позже брат Герин, подверженный своим страхам, цепко держась за свой мир.

— Стойте! — взревела она. — Я не позволю вам так говорить со мной! Вы должны умолять меня о прощении, а не обвинять!

Она побежала за ним, поскользнулась на мокрой листве и больно упала. Она мгновенно почувствовала, как к костям ее подбирается холод, будто желая приморозить ее к земле и больше не отпускать. Ее тело замерзло, а душу охватило ядовитое разочарование.

— Стойте! — прокряхтела она. Арнульф не остановился.

— Да поможет Бог вашей больной душе, Рагнхильда фон Айстерсхайм! — бросил он через плечо.

Тогда она зачерпнула рукой грязь, слепила из нее ком и бросила ему в спину. Он остановился.

— Вот как? — сказала она с усмешкой и схватила грязь второй рукой. — Вы больше не боитесь грязи? Вы больше не стремитесь к очищению? Тогда стерпите, как грешница плюет вам в лицо!

Она снова бросила в него грязью, на этот раз попала в грудь. Затем еще раз — в лицо, он не успел увернуться. Она снова и снова швыряла в него комья грязи, охваченная слепой яростью, как в тот день, когда Герин отказался помочь ей.

— Значит, вы прячетесь в монастыре, потому что ленивы и вам жалко себя, а обратная дорога такая тяжелая! И вы упражняетесь в лицемерном благоговении со слабоумной. Какой же вы все-таки жалкий трус, Арнульф из Любека!

София кидала в него землю и брызгала слюной. Затем устало опустилась вниз и поняла, что мстить ему совершенно бессмысленно. И так же бесполезно было послушно мчаться сюда, в Этамп, как будто Герину могло стать стыдно, докажи она, что ему никогда не удавалось и не удастся серьезно обидеть ее. Да, она хотела скрыть от него обиду, а за это должна была лежать теперь в грязи и жалеть об этой поездке.

О, бесполезные стремления! О, нелепый мир, в котором слабоумная женщина должна гнить перед лицемерными взглядами, вместо того чтобы доживать свой век в теплом, мирном монастыре!

Она всхлипнула, когда к ней подошел один из ее сопровождающих. Арнульфа уже давно и след простыл.

— Госпожа, что это вы тут делаете? — растерянно спросил он.

— Не имеет смысла, — пробормотала она едва слышно и снова всхлипнула. — Незачем забрасывать его грязью... это не самый правильный способ отомстить.

— О чем вы? Что случилось?

Она встала и поджала дрожащие губы.

— Пусть не думает, что может сидеть вместо меня с Изамбур, чтобы искупить мою вину перед ней. Пусть не думает, что его ждет спасение, а меня — наказание. Его слова будут ему дорогого стоить.

За время обратной дороги и посещения брата Герина на следующий день ее гнев улегся, а пыл охладел, как вчерашний лед на платье. Беспокойные жалобы, отговорки и обвинения остались в ее голове, но двигались так вяло, как усталые люди.

— Вокруг королевы вьется слишком много шептунов, — объясняла она брату Герину. Она была раздражена, но не взбешена, как раньше. — Эта сварливая Грета, которая не отходит от нее уже много лет, — думаю, пришло время заставить ее подчиняться правилам. Ей разрешено проводить с Изамбур всего несколько часов в день — вот пусть так и делает. Но прежде всего...

Она помолчала и вдруг подумала, в чем она могла бы обвинить брата Герина, будь в ее воле наказать его: в том, что он обращался с ней, как с чужой, использовал в своих целях, не думая о ней, в том, что в ней до сих пор болела старая рана, а ему и дела до этого не было?

— Продолжайте! — попросил он.

— Этот купец Арнульф, тот, что из Любека, — начала она, — который ушел в монастырь в Этамп... он заклятый враг короля. Чего он только не говорит о нем! Он считает, что защищает права Изамбур, рассказывая Кнуту Датскому о ее бедственном положении. Но он так любит преувеличивать! К тому же он распускает легенды, согласно которым несчастная королева — святая мученица. Я советую вам держать его подальше от Изамбур, не подпускать его к ней!

София потерла руки, чтобы согреть окоченевшие пальцы. Брат Герин задумчиво кивнул, и ее месть