опасности — асфальте, уверенно продолжала свой путь.

Джулиен, почему ты не возвращаешься? Почему не хочешь мне помочь? Зачем ты все время дразнишь меня? Господь всемогущий! Джулиен, сегодня я смогу завести в библиотеке виктролу. И мне никто в этом не помешает, потому что, кроме Моны и Майкла Карри, о котором все отзываются самым приятным образом, в доме никого нет. Я смогу завести виктролу и произнести твое имя.

Как приятно благоухают цветы бирючины! Она почти совсем позабыла их аромат. А вот наконец и вожделенный ею дом. Господи, какой же он яркий! Насколько Эвелин помнила, он всегда был какого-то блеклого цвета. Теперь же он был дымчато-фиолетового оттенка, с зелеными ставнями и черной оградой спереди.

Что ни говори, но особняк в самом деле капитально отреставрировали! Молодчина Майкл Карри!

А вот, кажется, и хозяин собственной персоной. Стоит на террасе и глядит на нее сверху.

Да, не иначе как тот молодой человек слегка растрепанного вида, в небрежно накинутом и полураспахнутом халате, что курит сигарету, не кто иной, как Майкл Карри. Вылитый Спенсер Трей-си. Такой же мускулистый и немного грубоватый ирландец, но только черноволосый. А глаза? Неужели они голубые? Пожалуй, что так.

— Привет, Майкл Карри, — обратилась к нему Эвелин. — Я пришла взглянуть на тебя и поговорить с Моной Мэйфейр.

Господи, да что же его так потрясло? На нем как будто лица нет.

— Я знаю, что Мона здесь. Позови ее, — пропела она громким и отчетливым голосом.

И тотчас перед ней предстала ее заспанная правнучка. Облаченная в белую ночную сорочку, она смачно зевнула — так обычно делают дети, которым родители не успели объяснить, как следует себя вести.

Мона стояла за выкрашенными в черный цвет перилами и взирала на свою прабабушку с высоты деревьев. Внезапно Эвелин поняла, что между Моной и Майклом произошло. О Господи! Недаром Гиффорд ее предупреждала, что за девочкой нужен глаз да глаз. Судя по всему, ее внучка оказалась права, и Мона, как выразилась ее тетушка, «пустилась во все тяжкие». Очевидно, она охотилась в этом доме совсем не за виктролой, а за ирландским парнем, который был во вкусе Мэри-Бет, а именно за мужем Роуан Мэйфейр — Майклом Карри.

Старуху Эвелин вдруг охватило неодолимое желание смеяться без остановки — смеяться в хорошем смысле этого слова.

«Вот умора!» — сказала бы в таком случае Стелла.

Но Старуха Эвелин так устала, что была вынуждена, ухватившись обеими руками за ограду, прислониться к ней головой. Пожалуй, ее тотчас бы сморил сон, если бы она не услышала шум открывающейся входной двери и босоногий топот, который безошибочно могла узнать из всех других. Подняв голову, она увидела перед собой Мону. Но Старухе Эвелин потребовалось время, чтобы собраться с мыслями и вспомнить, что она хотела девочке сообщить.

— В чем дело, бабушка? — осведомилась Мона. — Что случилось?

— Тебе ничего не привиделось, дитя мое? — в свою очередь спросила ее бабушка Эвелин. — Не звала ли она тебя? Вспомни, моя ненаглядная. Потом я тебе все расскажу. Нет, это не касается твоей матери.

Вдруг детское личико Моны сморщилось, и в глазах показались слезы. Вытирая их тыльной стороной ладони, девочка открыла ворота.

— Тетя Гиффорд, — простонала она тоненьким голоском, таким хрупким и юным, таким не свойственным всегда сильной и гениальной Моне. — Тетя Гиффорд! А я так радовалась, что ее нет здесь.

— Это не твоя вина, дорогая моя девочка, — попыталась ее успокоить Старуха Эвелин. — Ее нашли в крови на песке. Сегодня утром. Надеюсь, она не сильно страдала. Может, она уже даже в раю. Глядит оттуда на нас и удивляется, почему мы грустим.

На мраморных ступеньках лестницы показался Майкл Карри, который к этому времени уже успел расчесаться. Он вышел на порог в аккуратно запахнутом халате, держа руки в карманах.

— Кто сказал, что этот молодой человек болен? — риторически воскликнула Эвелин.

Разразившись рыданиями, Мона беспомощно поглядывала то на свою прабабушку, то на черноволосого и раскрасневшегося молодого человека, стоявшего на террасе.

— Кто сказал, что он умирает из-за сердечной недостаточности? — спросила Старуха Эвелин, наблюдая за тем, как Майкл спускается по ступенькам. Когда тот приблизился, она взяла его руку и сжала ее в своей. — Ничего подобного! С этим крепким парнем будет все хорошо!

Майкл предложил собраться на семейный совет в библиотеке. В углу стоял маленький коричневый патефон, рядом с ним лежали великолепное жемчужное ожерелье и пачка фотографий, на которых молодая Эвелин была снята вместе со Стеллой. Но нынешний хозяин особняка хотел завести разговор не об этих вещах. Сейчас его гораздо больше беспокоило другое, а именно его жена Роуан.

Хотя Мона в глубине души была очень довольна тем, что наконец нашла вожделенную виктролу и прочие вещи, откровенно выражать свою радость в день всеобщей скорби по безвременно ушедшей Гиффорд она себе не позволяла. Майкл до сих пор не мог себя простить за проявленное по отношению к девушке неблагоразумие, однако перед стеной неотложных дел, ждавших немедленного исполнения, ее персона тоже отошла на второй план. Целых два месяца он прожил в доме подобно одному из привидений, которых в семейном особняке и без него хватало. Теперь настало время действовать. Пора было приступать к поискам пропавшей супруги.

Вместе с остальными Майкл только что приехал из дома Райена. Там в течение двух часов проходил поминальный вечер по Гиффорд, которую со слезами проводили в последний путь. В свои апартаменты Майкл пригласил Мэйфейров для того, чтобы обсудить кое-какие вопросы. Однако большинство из них приняли его предложение только потому, что хотели еще немного побыть вместе, разделив между собой горечь потери, как было у них издавна заведено.

На протяжении прошлой бессонной ночи и сегодняшнего дня Майкл то и дело ловил на себе удивленные взоры. Глядя на него, люди качали головой, шепча друг другу: «Посмотрите на Майкла! Он как будто воскрес из мертвых». В разговоре с ним каждый считал своим долгом заметить, что он стал выглядеть намного лучше.

Скоропостижная смерть Гиффорд, прекрасной жены и матери, оставившей в этом мире любимого мужа и трех замечательных детей, явилась для всех ужасным ударом. Однако не меньшим потрясением для членов семьи было увидеть Майкла практически в полном здравии. Этот легендарный человек, потерявший жену и ставший последней жертвой наследства Мэйфейров, на поверку оказался довольно крепким малым и буквально на глазах возродился из пепла. Он не только встал с постели, но даже сел за руль собственного автомобиля, который вел на протяжении всей похоронной процессии, ни разу не пожаловавшись ни на головокружение, ни на одышку, ни на расстройство желудка.

Правда, предварительно ему пришлось выдержать небольшую атаку доктора Роудза, который, разговорившись с ним в похоронном бюро, пытался убедить его в необходимости приема лекарственных препаратов. Но Майкл стоически выдержал натиск, решительно и бесповоротно заявив, что в медикаментозном лечении больше не нуждается, поэтому эскулапу не оставалось ничего иного, как уступить. Торжественно освободив лекарственные пузырьки и баночки от их содержимого, Майкл отставил их в сторону, собираясь в свое время поподробнее выяснить, чем именно его лечили врачи. Но сейчас ему было не до этого. Теперь, когда он поборол болезнь, его участия требовали другие, не терпящие отлагательства дела.

Краем глаза Майкл все время держал Мону в поле зрения. Она тоже не сводила с него взгляда и не упускала случая время от времени шепнуть ему на ухо: « Что я тебе говорила? » Эту златокудрую девушку с пухлыми щечками и едва заметными веснушками никто никогда не осмеливался назвать «рыжухой». Напротив, ее длинные волосы были настолько красивы, что люди оборачивались и глядели ей вслед.

Кроме всего прочего, нечто странное, не постижимое человеческим разумом творилось с самим домом, который как будто снова стал живым. В тот самый миг, когда Майкл очнулся в объятиях Моны, он ощутил в себе давно дремлющее знание — не покидающее его никогда ощущение чьего-то незримого присутствия, в котором теперь лишний раз утвердился. Он до сих пор отчетливо помнил, что в ту незапамятную ночь дом