рот, который довольно часто расплывался в улыбке. В Индии и Мексике его всегда принимали за местного жителя. Впрочем, не выглядел он чужестранцем даже в Камбодже или Таиланде. Происходило это, очевидно потому, что в его чертах, стройной фигуре и, возможно, в спокойных манерах явно прослеживалось нечто азиатское. Боссы из Таламаски называли его человеком-невидимкой.

В этой организации он считался исследователем номер один. К так называемому тайному ордену детективов-экстрасенсов он тяготел с самого детства. Не наделенный никакими экстрасенсорными способностями, он наравне с таламасскими заклинателями, медиумами, прорицателями и колдунами с успехом расследовал самые разные случаи, происходившие по всему земному шару. Более того, у него была репутация наиболее удачливого искателя пропавших людей, равно как неутомимого и аккуратного собирателя информации. Другими словами, он принадлежал к числу тех, кого называют недремлющими шпионами. Юрий был чрезвычайно предан Таламаске. Не было такого дела, за которое он бы не взялся, и такой опасности, которую не попытался бы преодолеть, чтобы исполнить свой долг перед орденом.

Вопросы по поводу порученных ему заданий он задавал крайне редко, равно как никогда не пытался охватить разумом полную картину того, к чему был причастен. Короче говоря, не вникал в то, что находилось вне его компетенции, а просто работал на Эрона Лайтнера или Дэвида Тальбота, занимавших весьма высокие посты в ордене. Иногда они не могли его поделить, и у них на этой почве даже возникали споры. Однако это лишь льстило самолюбию Юрия, поскольку он знал, что причиной их разногласий была его исполнительность, которую оба они высоко ценили.

Юрий владел многими языками, причем говорил на них почти без акцента. Благодаря своей матери — и ее любовникам — он уже к восьми годам выучил английский, русский и итальянский.

Когда ребенок столь рано овладевает большим числом языков, у него появляются необычайные преимущества не только в области лингвистики, но также в логике и образном мышлении. Юрий унаследовал от матери живой ум и был по характеру довольно общительным. Хотя по природе ему было не свойственно замыкаться в себе, тем не менее большую часть жизни приходилось подавлять свою разговорчивость и позволять ей проявляться лишь в редких случаях.

Особенно ему на пользу пошло время, проведенное вместе с матерью. Это была далеко не глупая, хотя и чуточку безрассудная дама, довольно красивая, но не прилагавшая никаких усилий, чтобы такой казаться. Она неплохо зарабатывала на своих приятелях-мужчинах и, будучи весьма общительной, любила перемолвиться словечком-другим со служащими отелей, в которых развлекала своих поклонников. У нее была уйма подруг, с которыми она встречалась в каком-нибудь кафе, где они болтали без умолку за чашкой кофе или английского чая.

Любовники матери ничего для Юрия не значили. Многих из них он вообще в глаза не видел. А те, что становились спутниками матери на более длительное время, всегда приходились ему по душе. В противном случае мать не стала бы иметь с ними дело. Мальчик рос и взрослел в атмосфере добропорядочной беспечности. Разглядывая журналы и газеты, он рано научился читать. И с детства пристрастился к привычке бродить по улицам.

Его горести и молчание начали свой отсчет с того времени, когда цыгане забрали Юрия к себе. Он никогда не забывал, что они были его родственниками, двоюродными братьями и сестрами. Но это была настоящая банда, которая покупала и переправляла детей в Париж или Рим, чтобы они там промышляли воровством. В их таборе Юрий оказался после смерти матери. Она умерла в Сербии, в своей родной деревне, куда вернулась, как только поняла, что близится смерть.

Спустя много лет Юрий пытался разыскать это захудалое селение и тех, кто остался в живых из его семьи, но не смог восстановить в памяти свое последнее путешествие, из которого помнил только то, что их путь пролегал на север — через Италию в Сербию. События тех дней были омрачены страданиями матери, каждый вдох которой давался со страшными мучениями. Предчувствуя ее кончину, Юрий в глубине души сознавал, что вскоре может остаться совсем один в незнакомой и, в общем-то, чужой ему стране.

Но что же задержало его так надолго в цыганском таборе? Почему он превратился в ловкого карманного воришку? Почему делал то, чему его учили цыгане: танцевал и вертелся среди туристов, между делом вытаскивая у них бумажники?

Кажется, этот вопрос не оставит его в покое до самой смерти. Конечно же, он пытался сопротивляться. Но за это его били, морили голодом, всячески глумились и запугивали. Он дважды пытался бежать, но его отлавливали и в последний раз под страхом смерти строго предупредили, чтобы больше подобное не повторялось. Правда, случалось, что с ним обращались очень бережно, можно сказать — ласково. Его убеждали, увещевали и заманивали многочисленными обещаниями. Все это тоже было.

Когда ему стукнуло девять лет, Юрий понял, что ему уже пора быть умнее. Наверняка его мать даже в его возрасте не была такой глупой. Насколько он помнил, ее никогда не мог запугать и подчинить себе ни один сутенер. Правда, она то и дело влюблялась, по крайней мере на время.

Своего отца Юрий ни разу не видел, но знал, что тот был родом из Лос-Анджелеса и что у него было много денег. Перед тем как отправиться с Юрием в последнюю поездку, в сейфе одного из римских банков мать спрятала паспорт, немного денег и дорогие японские часы — наследство, которое досталось Юрию от родителя, умершего, когда сыну было всего два года.

Однако заполучить все это Юрию удалось только в возрасте десяти лет.

На протяжении нескольких месяцев цыгане заставляли его воровать — сначала в Париже, потом в Венеции и Флоренции; и лишь с наступлением зимы они прибыли в Рим.

В этом древнем как мир городе, который был знаком ему с младенческих лет и в котором он знал все закоулки, Юрий не преминул воспользоваться своими преимуществами. Во всяком случае, у него не возникало вопроса, куда ему следует направиться прежде всего. В разгар одного воскресного утра, пока воры-цыгане промышляли среди толп народа на площади перед Ватиканом, мальчик сделал ставку на свободу и решил бросить очередной вызов судьбе. Разжившись бумажником, который стащил у одного из туристов, он сел в такси и уже через несколько минут оказался в фешенебельном кафе на Виа Венето. Прогуливаясь между рядов столиков, за которыми обычно сидели богатые гости города, он начал подыскивать себе подходящую компанию, вспоминая при этом уроки матери, умевшей проделывать это с завидным изяществом.

Для Юрия не являлось секретом то, что некоторые мужчины предпочитали женщинам маленьких мальчиков. Кроме того, он многому научился, подглядывая за своей матерью в замочную скважину или щель в двери. Не надо было быть слишком искушенным в подобных делах, чтобы понять, что тем, кто брал в свои руки инициативу, было гораздо проще выполнять свои функции, чем тем, кто играл пассивную роль. К тому же, когда стороны вступали в связь в атмосфере взаимной доброжелательности и изящества, весь процесс представлялся не таким уж невыносимым.

У Юрия было еще одно неоспоримое достоинство: привлекательная внешность. Поскольку природа не обделила его красотой, он считал себя вправе воспользоваться этим преимуществом, опять же вспоминая, как мастерски обращала его себе на пользу мать.

Благодаря скудному питанию в цыганском таборе, Юрий был весьма строен и выделялся среди прочих на редкость ровными и белыми зубами и от природы красивым голосом. Все это вместе взятое могло сослужить ему хорошую службу. Итак, оценив себя в зеркале общественной уборной и отрепетировав перед ним обворожительную улыбку, он отправился испытывать ее на избранных им партнерах.

Кроме всего прочего у Юрия обнаружился талант почти безошибочно определять человеческие характеры.

Если не считать нескольких небольших ошибок, которые он совершил поначалу, то можно сказать, что дела у него пошли как по маслу. Отправившись по стопам своей матери, он очень скоро оказался в привычной обстановке роскошных гостиничных номеров с горячим душем и первоклассными обедами. Он быстро научился определять, какой историей следует потчевать того или иного партнера, чтобы удовлетворить его любопытство или успокоить совесть. Причем делал это с такой непринужденностью, что те, невольно поддавшись его обаянию, давали волю своим чувствам, которые были столь очевидны и вполне предсказуемы.

Каждому из своих партнеров он представлялся по-разному: то как индиец, то как португалец, а однажды даже назвал себя американцем. Он говорил, что приехал в Рим отдыхать вместе с родителями. Они оставили его в номере, а сами пошли гулять по магазинам. И если добрый господин не прочь купить ему что-нибудь из одежды в небольшой гостиничной лавке, он с радостью примет от него этот подарок. О