в ад и полагаешь, будто я покорно последую за тобой. — Я вырвал у него руку и взмолился: — Прошу тебя, перестань темнить и дай мне ответ на один лишь вопрос. Скажи, я не человек? Я не таков, как все прочие смертные?

Напор мой, казалось, снова испугал этого крепко сложенного и широкоплечего мужчину. Однако на этот раз он не стал отступать.

— У тебя есть тело, которое является точным подобием человеческого. Это способно многих ввести в заблуждение, — процедил он. — Что касается твоей души, про нее ничего не известно. В старинных легендах говорится, что подобные тебе лишены души, способной вкусить райское блаженство или адские мучения. Ты обречен на то, чтобы вечно пребывать во тьме между небом и землей, ибо путь божественного спасения закрыт для тебя. Твоя единственная надежда — вновь вернуться на землю в обличье, которое сходно с человеческим.

Услышав это, я был потрясен. Слова незнакомца казались мне столь невероятными, что я был не в состоянии применить их к себе. Сама возможность существования живых созданий, лишенных души, поразила меня. О, как несчастны те, кто лишен надежды на спасение! Как несчастны те, кто обречен на вечные скитания во тьме! Ничего страшнее я не мог представить. Глаза мои снова увлажнились.

Смахнув слезы, я взглянул на человека, принесшего столь тягостное известие. Слова его жгли мне нутро, подобно искрам. Чем дольше я смотрел на него, тем явственнее ощущал, что передо мной — воплощение зла, гонец дьявола. Да, то был один из бесчисленной армии посланцев тьмы, вожделевших утащить мою душу в ад.

— Так ты говоришь, у меня нет души? Говоришь, для меня закрыт путь божественного спасения и мне не войти в Царствие Небесное? Как только мерзкий твой язык осмелился возвести на меня подобную хулу! Как ты осмелился отказать в душе тому, кто полон жизни и любви к Господу?

Волна ярости смыла все преграды, и я, никогда доселе не поднимавший руки на другого человека, нанес свой первый в жизни удар. Удар этот оказался так силен, что незнакомец повалился на землю. На мгновение я замер, ошеломленный собственной силой и тяжестью нового греха, который только что совершил.

А потом я бросился наутек.

Незнакомец, поднявшись, пустился вслед, но за мной ему было не угнаться. Оказавшись у ворот монастыря, я оглянулся на своего преследователя и встретил его взгляд, полный тревоги. Однако войти за монастырскую ограду он не решался. Возможно, священная земля, церковь и Святое Распятие отпугивают это сатанинское отродье, решил я.

Этой ночью я принял решение. Спустившись в церковь, я распростерся на полу у гробницы святого Франциска и провел несколько часов, лежа на холодных камнях.

— О святой Франциск, неужели я лишен души? — вопрошал я того, кого привык считать своим покровителем и заступником. — Направь меня на путь истинный, ибо я пребываю в потемках. Поддержи меня, не откажи в своей помощи и защите. Пресвятая Дева Мария, несчастное твое дитя припадает к стопам твоим. Не оставь меня в скорбях моих, о Милосердная Мать Господа нашего!

Потом я впал в забытье и узрел светлые лики ангелов и Непорочную Деву, державшую младенца в своих объятиях. Я чувствовал, что этот младенец — не кто иной, как я сам. Слившись воедино с Младенцем Христом, я припал к ее щедрым сосцам. И святой Франциск открыл мне, каким путем мне следует идти. Я понял, что жизнь мою осеняет не образ Христа распятого, но образ Христа — невинного младенца. И посему я должен вернуться в Шотландию, к своим истокам.

Мне было тяжело покидать Ассизи в самый канун Рождества, не приняв участия в крестном ходе и прочих радостных хлопотах, сопутствующих этому великому празднику. Я так любил вместе с другими монахами устраивать в церкви маленькое подобие хлева, где нашло приют Святое Семейство. Однако теперь мне было не до веселья. Я знал, отправляться в путь следует без промедления, как только я получу разрешение от настоятеля.

Я буду упорно двигаться на север и рано или поздно доберусь до Доннелейта. А там я сам разберусь во всем.

Я попросил аудиенции у нашего отца-настоятеля, мудрого и доброго человека, который всю свою жизнь прослужил в этом монастыре, в родном городе святого Франциска. Он внимательно выслушал меня и молвил:

— Эшлер, если ты попытаешься осуществить свое намерение, тебя неминуемо ожидает смерть мученика. Скорбное известие только что достигло Италии. Благочестивая королева Мария отошла в лучший мир, и Елизавета, дочь ведьмы Болейн, взошла на престол. По всей Англии ревнители истинной веры вновь подвергаются гонениям и пыткам.

Ведьма Болейн. Мне пришлось напрячь память, чтобы вспомнить, о ком же идет речь. Ах да, Анна, возлюбленная Генриха Восьмого, которая околдовала короля при помощи черной магии и сделала его врагом Истинной Церкви. Да, ее дочь Елизавета несомненно пойдет по материнским стопам. Благословенная для католиков пора кончилась вместе с правлением королевы Марии, которая пыталась вновь обратить заблудшую страну в истинную веру.

— Опасности, сколь бы они ни были велики, не в силах остановить меня, святой отец, — заявил я. — Я не могу более оставаться в Ассизи.

И тут, подчинившись внезапному порыву, я поведал настоятелю всю свою историю.

Я расхаживал взад-вперед по кабинету настоятеля и говорил без умолку. Пытаясь не сбиться на музыкальный речитатив, я открыл все жуткие подробности, связанные с моим появлением на свет. Рассказал о странном человеке из Голландии, который следил за мной на протяжении многих лет. Рассказал о своем отце, о старом лаэрде, главе клана, о святом Эшлере, изображенном в витражном окне собора. И разумеется, я не утаил пророчества священника из Доннелейта, который сказал мне: «Ты — Эшлер, вновь явившийся в этот мир. Ты можешь стать святым».

Я полагал, что признания мои отец-настоятель встретит снисходительной или недоверчивой улыбкой. Ведь рассмеялся же старый священник, узнав на исповеди, что я стал причиной смерти четырех женщин.

Однако когда я закончил свой рассказ, настоятель молчал, точно громом пораженный. Молчание его длилось довольно долго. Наконец он позвонил в колокольчик, призывая своего помощника. Молодой монах незамедлительно вошел в кабинет.

— Ты можешь сказать тому шотландцу, что теперь он может войти сюда, — распорядился настоятель.

— Шотландцу? — не понял я. — О ком вы говорите, святой отец?

— О человеке, который прибыл из Шотландии, для того чтобы забрать тебя с собой, — сообщил настоятель. — Он здесь уже несколько дней, но мы не позволяли ему с тобой встретиться. Думали, что его рассказы — ложь. Но ты подтвердил справедливость его слов. Он — твой брат. Твой отец послал его сюда. Так он сказал, и теперь я верю, что это правда.

Это неожиданное известие застигло меня врасплох. Только тут я понял, как сильно мне хотелось, чтобы настоятель не принял моей истории всерьез. Направляясь к нему, я надеялся, он заверит меня, что все это — не более чем фантазии, внушенные дьяволом, пустые выдумки, которые следует выбросить из головы.

— Приведи ко мне младшего сына лаэрда, — повторил отец-настоятель, и монах, неслышно ступая, удалился прочь.

Я ощущал себя зверем, попавшим в западню. Взгляд мой невольно устремился к окну, словно я рассчитывал убежать.

Больше всего я боялся, что посланником моего отца окажется загадочный и зловещий голландец. Нет, нет, твердил я про себя, этого не может быть. Господь слишком милосерден, чтобы это допустить. Он не позволит дьяволу утащить меня прямиком в ад. Закрыв глаза, я почувствовал, как одержимая тоской душа моя мечется внутри тела. Кто осмелился утверждать, что у меня нет души?

Наконец в комнату вошел высокий рыжеволосый человек. По диковинному наряду деревенской работы в нем нетрудно было узнать шотландца. На нем красовались традиционная юбка из клетчатой ткани, куртка из плохо выделанной шкуры и грубые кожаные башмаки. По сравнению с изысканными и изящными итальянцами, которые обыкновенно расхаживали в узких штанах и рубашках из тонкой материи, он