– Где он находится, твой город? – спросила она его.
– На границе с Бургундией. Йонна протекает как раз рядом. А я живу посередине между Сансом и Жуаньи. Ты обязательно должна приехать ко мне. Рестораны у нас там великолепные. Знала бы ты, как это ужасно – есть в одиночестве. Ты даже представить себе не можешь.
– Неправда! Мне вот всегда нравилось есть одной, в полном покое, примостившись у окна.
– Ненавижу такую еду.
– А я просто обожаю.
– Приходится есть слишком быстро.
– Вовсе нет.
– И вдобавок на тебя глазеют прохожие.
– Да, верно, глазеют, и это не самое приятное. Но есть одной, в тишине – это для меня настоящее удовольствие.
– Не соглашусь с тобой. Именно по причине
В голосе Жоржа звучала мольба. И это было совсем уж невыносимо. Она положила руку ему на плечо. И твердо сказала:
– Как-нибудь в другой раз, Жорж.
Они пересекли сад. Он нашаривал бумажник в кармане пиджака.
– Моя визитка… мой номер телефона…
– Ты уже дал их мне.
На национальном шоссе № 6 она резко остановила машину.
Ей хотелось отдаться горю сейчас же, без промедления.
Или, вернее, она предпочитала встретиться с терзавшим ее горем один на один, вдали от чужих глаз.
Она сняла номер в отеле.
Это было в Альфорвилле. Ее окно выходило на торговый центр и гараж. Станция обслуживания еще работала. Она вышла, чтобы купить бутылку воды и шоколадный батончик с глазурью. Заперла дверь комнаты, сбросила туфли, подошла к кровати, резко, рывком сорвала с нее покрывало, не раздеваясь забралась в постель и свернулась клубочком под простыней.
Чуть позже она встала, преклонила колени на голом полу комнаты и, положив скрещенные руки на тюфяк, начала молиться вслух, как бывало в детстве.
И снова скользнула в свою норку между простынями, уткнулась лицом в подушки.
Наконец поток слез иссяк, и на смену ему пришла боль, невыносимая, острая.
И боль затопила всё.
Стоит глухая ночь. Она отпирает калитку, пересекает сад, поднимается на крыльцо, распахивает дверь, бесшумно проходит в дом.
И замечает в темноте неясное движущееся пятно.
Внезапно он включает свет. Он стоит в пижаме на пороге комнаты.
– Я тебя ждал всю ночь!
На его лице написано искреннее волнение. Глаза лихорадочно блестят.
Она тихо говорит:
– А ты не переигрываешь?
Он срывается на крик:
– Где ты была?
Когда он повышает голос, Анна подходит к нему, пристально смотрит в глаза и, снизив до шепота собственный голос, еле слышно произносит:
– Замолчи.
Он тотчас перестает кричать. И говорит:
– Я с ума сходил от беспокойства. Ты могла бы позвонить. Анна, ты хоть знаешь, который час?
Анна не отвечает. Обойдя его, она входит в столовую. Садится у стола. Он идет следом. Она поднимает глаза и долго, долго смотрит на него. Выпрямляется на стуле. Шумно втягивает воздух. И произносит на одном дыхании:
– Я ухожу от тебя. Все кончено.
Он стоит в дверном проеме, лицом к ней, в пижаме, со спутанными волосами, с изумленно раскрытым ртом.
Сперва он молчит, потом говорит почти беззвучно:
– Повтори, что ты сказала?
– Нам нужно расстаться.
– Почему?
– Догадайся сам.
– Я ничего не понимаю. Почему мы должны расстаться?
– Томас, прошу тебя. Объяснения бесполезны. Уходи из дома.
– Ты с ума сошла? Ночь на дворе!
– Так что же?
– И ты меня выгоняешь?
– Именно так.
– Анна, посмотри на меня!
Анна медлит. Потом смотрит ему в глаза. И отвечает:
– Не вижу больше ничего особенного.
Она кладет ладони на стол, она устала до предела, она встает. Выходит в коридор.
– Ты любишь кого-то другого? – спрашивает он.
Она пожимает плечами.
– Не все такие как ты, Томас.
Он удерживает ее за руку. Стискивает ей руку до боли.
– Пусти меня!
Она высвобождает руку из его хватки. Поднимается по лестнице. Входит в кладовую, чтобы достать чистые простыни. И стелит себе постель в одной из двух каморок третьего этажа, под самой крышей. Все воскресенье она проводит в постели, свернувшись клубочком под периной. Ничего не ест.
В понедельник утром, задолго до восьми часов, Анна уже сидела за рулем; дверца ее машины была распахнута.
Томас стоял на тротуаре, застегивая рубашку.
Они торопливо перешептывались. Он говорил:
– Я тебя люблю.
– Нет.
– Ну нельзя же вот так просто взять и расстаться.
– Можно.
– Мы вместе уже пятнадцать лет.
– И что с того?
– Нам нужно объясниться.
– Это бесполезно.
– Но я не позволю тебе разрушить мою жизнь ни с того ни с сего, без всякой причины, без всяких объяснений.
Его голос сорвался на нелепый пронзительный фальцет. Вдали на тротуаре показался прохожий. Она сказала, очень тихо:
– Закрой, пожалуйста, дверцу.
– Анна, я люблю тебя.
– Это ложь.
