Хакон перебросил ему сумку, а сам вместе с сыном начал раздевать капитана.
— Хакон! — Фуггер показал на свои руки, культю и половину кисти, едва зажившую после Сиены.
— Извини, Фуггер. — Хакон оставил Эрика заканчивать дело, а сам подошел к другу и развязал тесемку, стягивавшую суму. — Мы ищем вот это?
Последними оставшимися у него тремя пальцами Фуггер перелистал промасленный пергамент.
— Да. Он не терял времени, этот Карафа. Его герб уже окружен папским знаком. Вот по этой бумаге одного из нас пропустят в тюрьму.
— А…
— Пусть это буду я. — Эрик успел распустить шнуровку, которая соединяла камзол с трико. Стащив камзол, он поднял его. — Он примерно моего размера.
— Скорее, моего, — возразил Хакон. — Ты не пойдешь, парень.
— Пойду! — Эрик встал перед Хаконом, сверкая глазами. — Она — моя любимая.
— А ты — мой сын. И я тебя знаю. Ты начнешь размахивать своими саблями и даже на шаг не приблизишься к тому, чтобы освободить ее. Ты…
— А ты? — Эрик почти кричал. — Какой от тебя будет прок, старик? У меня есть силы, и сабли, и причина, и…
— А у меня — мой топор! — Хакон наклонился и подхватил с пола оружие. — Он видел столько крови, сколько тебе и твоим саблям даже не снилось. А что до силы…
Отец и сын уже почти столкнулись лбами, и Фуггер с трудом втиснулся между ними.
— Послушайте меня! Перестаньте толкаться и послушайте! — Двое крупных мужчин, тяжело дыша, разошлись на шаг. — Я считаю, что вы оба должны войти внутрь. По-моему, так будет лучше.
— Но у нас есть пропуск только на одного.
— На одного солдата — да. Но там говорится и об арестованных. Офицер может привести в тюрьму новых заключенных.
Хакон присвистнул.
— Значит, я могу взять Эрика как арестанта!
— Или я тебя! — Молодой человек возмущенно сверкнул глазами.
Не дав Хакону время ответить, Фуггер снова вздел свою трехпалую руку.
— Дело не только в этом. Важно не просто попасть в тюрьму. Нам надо добраться до женских камер. Нужна арестантка-женщина.
Эрик рассмеялся.
— И где мы найдем женскую одежду, которая пришлась бы впору одному из нас? Это невозможно!
Фуггер секунду чесал в затылке, а потом вдруг улыбнулся.
— А твоя рослая подружка из таверны, Эрик? Та, что рассказала про Тартар?
— Длинная Маргарета? Ну, она… она… Почему ты так на меня смотришь, Фуггер?
Вместо того чтобы ответить ему, Фуггер повернулся к Хакону.
— Кажется, ты всегда мечтал о дочке, Хакон?
— Нет! — В голосе Эрика звучала мольба. — Вы не видели ее толком, не нюхали ее… Ох, она… она…
— Она будет рада сбросить кое-какую одежку, — отозвался Хакон, подмигивая сыну, — ради такого горячего паренька, как ты.
Все это заняло гораздо больше времени, чем они рассчитывали. Пришлось раздеть и связать стражников, заткнуть им рты, а потом засунуть всех троих в старые винные бочки, сложенные в задней половине сарая. Эрика заставили побриться. Потом нужно было привести Длинную Маргарету. Уговоры Фуггера оказались напрасными, и оторвать ее от грандиозной пьянки в таверне удалось только Эрику, который заманил эту особу нежными словами, улыбками и продемонстрированной монетой. Когда заговорщики наконец залучили ее в конюшню, Маргарета сначала испугалась троих мужчин, а потом долго хохотала, услышав их планы. Дополнительная порция вина, их последний флорин и добротная одежда стражников, которую она получила в качестве временной замены своим вещам, помогли уговорить ее. Раздеваясь, женщина пыталась их соблазнить. А еще она неумолчно разглагольствовала о тюрьме, значительно пополнив сведения скандинавов. К тому моменту, когда Эрик облачился в юбку и корсаж и покрыл голову шалью, они с отцом уже хорошо знали расположение помещений внутри тюремных стен. Их последнее опасение — что женщина будет настаивать на том, чтобы вернуться к своим товарищам в таверне, — исчезло, когда непомерное количество выпитого возымело наконец действие и Длинная Маргарета грациозно рухнула на солому и захрапела. Никакими тычками разбудить ее не удалось.
Заговорщики покинули конюшню через заднюю дверь, прошли по переулку и завернули на улицу, которая вела к тюрьме. Появление офицера с арестованными прямо из конюшни могло бы вызвать у людей подозрения. Впрочем, стражникам у входа было не до наблюдений и проницательных выводов из увиденного, что стало понятно сразу же, как только Эрик с отцом и Фуггером заглянули за угол.
— Значит, все уже началось. Новое и славное папство Карафы, — тихо проговорил Фуггер, глядя, как бывшие преступники затаскивают в тюрьму целое семейство.
Отец семьи был почти без чувств: лицо его покрывала спекшаяся кровь, ноги в чулках скребли по булыжнику. Двое мужчин быстро волокли его под руки. Еще двое тащили двух дочерей. Те отстраняли юные лица от седеющих бород, которые тыкались им в щеки, когда сопровождающие шептали им какие-то гадости. Еще один человек нес мальчишку, которому едва ли исполнилось семь. Тот отчаянно брыкался, пока удар кулака не заставил его бессильно обмякнуть.
— Ну, вперед, — мрачно проговорил Хакон. — Присоединимся к веселой компании. Может, они нас не заметят.
Он одернул камзол швейцарца, который туго обхватывал ему горло, и расстегнул еще одну пуговицу, давившую на грудь.
— Хакон, ты же офицер, не забывай! Не жмись сзади. Командир не пытается проскользнуть незаметно. Действуй смело, друг мой. Прячься у всех на виду.
Хакон коротко кивнул, глубоко вздохнул — и у него отлетела еще одна пуговица.
— Ну, шевелись, шлюха!
Он с силой толкнул сына, и парень качнулся вперед, споткнувшись о непривычные ему юбки. Когда они вышли из теней, колокол начал отбивать семь, и Хакон бросил через плечо:
— Мы будем выходить из этих ворот до восьмого колокола, Фуггер! Будь готов!
— Непременно.
Фуггер смотрел, как отец с сыном пересекают улицу, и проклинал увечье, из-за которого ему пришлось остаться. Около ворот Хакон приостановился и забросил сына себе на плечо, так что юбки свесились ему на лицо.
— Да хранит вас обоих Иисус Христос. Верните мне мое дитя, — прошептал Фуггер.
А потом он начал свои приготовления. Времени до восьмого колокола оставалось мало. Но если скандинавы с Марией не выйдут к назначенному часу, у него впереди будет целая вечность для бесполезных сожалений.
— Поосторожнее, вы! — Хакон принялся расталкивать шумную группу у ворот. Одной рукой он придерживал неподвижно обвисшего сына, второй отпихивал мужчин, которые огрызались и раздавали ответные тычки. — Прочь с дороги, говорю! У меня здесь королева грешников! — Постепенно Хакон добрался до офицера, стоящего у ворот. — Гляди! Пыталась сбежать, переодевшись шлюхой!
Он повернулся, на секунду показав лицо Эрика.
Задерганный офицер стражи вырвал протянутые Хаконом бумаги, скользнул по ним взглядом, а потом прищурился на скандинава.
— Я тебя раньше не видел. Ты из какого отряда? Хакон шагнул к спрашивавшему, заставив того отступить на шаг.
— Не то чтобы это было твое дело, друг, но я только что из Неаполя. Приехал по приказу его святейшества прямо из его дома. Ты не торопись, прочитай бумаги, ладно? Я обязательно передам Карафе, как хорошо ты мне помогал!
Офицер опустил глаза, промямлив:
— Ни к чему брать такой тон.