– У меня вправду мало времени. – Он посмотрел на часы. – Минут шесть.
– Шести минут вполне хватит, – проворковала я с обезоруживающей улыбкой, и Натаниель улыбнулся в ответ, решив, что я его дразню. – Правда-правда, – прибавила я чуть менее страстно. – Мы успеем. Шесть минут – и готово. Я такая.
Наступила пауза. Лицо Натаниеля выражало… растерянность? Почему-то мои слова не произвели на него нужного впечатления.
– Ну… Мы здесь не привыкли торопиться, – сказал он наконец.
– Понятно. – Я постаралась ничем не выдать разочарования. Что он хочет сказать? Что у него какие-то проблемы или?.. – Ну… э… думаю… Умолкни, дура набитая!
Он снова посмотрел на часы.
– Мне пора. Вечером я еду в Глостер.
Меня задел его сугубо деловой тон. Он не глядел мою сторону. Я внезапно сообразила, что мне не следовало рассуждать о хронометраже. Всем известно, что в разговорах о сексе с мужчинами нельзя упоминать никаких цифр. Правило номер один. А еще – нельзя тянуться за телевизионным пультом 8 разгар… того самого.
– Ладно… увидимся. – Я неопределенно повела рукой. – Какие у тебя планы на завтра?
– Пока не знаю. – Он пожал плечами. – Ты придешь?
– Наверное. Думаю, да.
– Глядишь, пересечемся.
С этими словами он повернулся и пошел прочь, а я осталась наедине с раздавленной буханкой хлеба и полной сумятицей в мыслях.
17
Как я уже говорила, должны существовать разные информационные системы. Нужно что-то вроде всеобщего соглашения, не оставляющего места для недоразумений. Оно будет распространяться, к примеру, на жесты. Или на маленькие, скромные стикеры на одежде, каждый цвет – для сообщения определенного типа:
«Свободен / Занят. В браке / Не в браке.
Секс неизбежен / Секс отменен / Секс просто отложен».
Иначе как узнать, что, собственно, происходит? Как?
Всю ночь я ломала голову над этим вопросом, но так ничего и не придумала. Либо а) Натаниеля оскорбили мои намеки на секс и он утратил ко мне всякий интерес, либо б) все развивается, как надо, просто он – мужчина, не склонный к трепотне, и мне пора успокоиться и перестать изводить себя.
Либо что-то среднее.
Либо что-то, чего я не замечаю. Либо…
Пожалуй, хватит. Но кто бы подсказал, как мне себя вести и что думать!
Около девяти я спустилась вниз и наткнулась в холле на Гейгеров, одетых весьма нарядно, – Эдди в клубном пиджаке со сверкающими золотыми пуговицами, Триш в белом шелковом костюме с грандиозным, другого слова не подберу, букетом искусственных роз на корсаже. Мне показалось, ей стоило немалого труда застегнуть все пуговицы на жакете. Наконец она справилась с последней и, тяжело дыша, встала перед зеркалом.
Выглядела она так, словно не в состоянии хотя бы пошевелить руками.
– Ну как? – спросила она у Эдди.
– Очень мило, – отозвался тот, не отводя глаз со справочника «Автомобильные дороги Великобритании. 1994 год». – Нам нужно шоссе А347? Или А367?
– М.-М… По-моему, жакет будет лучше смотреться расстегнутым, – рискнула вмешаться я. – Такой… свободный вид.
Триш взглянула на меня так, словно подозревала мое участие в мировом заговоре против ее внешности.
– Верно, – изрекла она наконец. – Думаю, вы правы, – и принялась расстегивать пуговицы. Но руки, спеленатые жакетом, не желали ее слушаться, а Эдди, как назло, удалился в кабинет.
– Могу я помочь, мадам? – вежливо спросила я.
– Да, – выдавила побагровевшая Триш. – Будьте так любезны.
Я шагнула вперед и расстегнула пуговицы, одну за другой, стараясь не помять жакет, что было не так-то просто – уж больно… натянутым оказался материал. Когда я закончила, Триш отступила на шаг и снова уставилась в зеркало, судя по нервическому шевелению пальцами, слегка недовольная собой.
– Скажите, Саманта, – вдруг произнесла она, – если бы вы увидели меня сейчас в первый раз, какое слово вы бы употребили?
Черт подери! Кажется, подбирать слова в обязанности экономки не входит. Я торопливо перебрала в уме самые льстивые выражения.
– Э… Элегантная, – сказала я, кивая, словно в такт мыслям. – Я бы сказала, что вы элегантная.
– Элегантная? – Она смерила меня взглядом. Похоже, я промахнулась с эпитетом.
– И стройная! – Меня как осенило.