– Знаю, – сказал Натаниель сухо. – Я жил в Лондоне.
Я так и замерла, с раскрытым ртом. Он жил в Лондоне? Я попыталась представить, как он едет в метро, держится одной рукой за поручень и читает газету. Нет, не получается.
– Серьезно? Он кивнул.
– Противно было. Серьезно.
– А почему?.. Ну, в смысле…
– После школы, перед университетом, я устроился официантом. Моя квартира была как раз напротив круглосуточного супермаркета. Он всю ночь сверкал этими своими рекламами. А шум… – Натаниель передернул плечами. – Я прожил там десять месяцев и почти забыл, что такое полная тишина или полная темнота. Я ни разу не слышал птиц. И ни разу не видел звезд.
Я запрокинула голову и уставилась в ночное небо. Когда глаза привыкли, на небосводе стали проступать крохотные светящиеся точки, образуя орнаменты и узоры, которые я не в состоянии была опознать. Натаниель прав. В Лондоне звезд не видно.
– А вы? – Его голос вернул меня на землю.
– То есть?
– Вы собирались рассказать мне про себя. Как вы жили раньше, чем занимались.
– А… – Я замялась. – Ну да, собиралась. – Хотя он вряд ли мог разглядеть выражение моего лица, я отвернулась и постаралась собраться с мыслями, насколько это было возможно после трех бокалов вина.
Что же ему ответить? Может, удастся обойтись без подробностей? Может, я сумею рассказать о себе, не упоминая юристов?
– Ну… Я жила в Лондоне. У меня… э…
– Начались проблемы, – подсказал Натаниель.
– Да, проблемы… – Я сглотнула. – Все запуталось… В конце концов я села на поезд… и приехала сюда.
Натаниель явно ждал продолжения.
– И все, – прибавила я.
– Все? – недоверчиво переспросил Натаниель. – И это вы называете долгой историей?
О Господи!
– Послушайте. – Я повернулась к нему с колотящимся сердцем. – Да, я собиралась рассказать вам больше. Но разве детали имеют значение? Какая разница, что я делала и кем была? Так или иначе, я здесь. И этот вечер – лучший в моей жизни.
Ему хотелось поспорить. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, потом выражение его лица изменилось, и он молча отвернулся.
Меня охватило отчаяние. Неужели я все испортила? Надо было ему рассказать все как есть. Или сочинить какую-нибудь душераздирающую историю о неверном приятеле. Мы шагали в молчании. Натаниель дотронулся до меня плечом. Затем его пальцы коснулись моих, как бы случайно, – и вдруг обхватили мою ладонь.
Тело отозвалось мгновенно, однако я заставила себя успокоиться. Даже дыхание не сбилось. Мы по- прежнему молчали. Ночную тишину нарушали только наши шаги и далекое уханье совы. Рука Натаниеля была теплой, твердой, надежной… Я чувствовала кожей мозоли на его ладони.
Мы продолжали молчать. Не знаю, как он, а я словно онемела.
Мы остановились у ворот Гейгеров. Натаниель посмотрел на меня как-то странно, почти сурово. Я ощутила, как убыстряется дыхание, как начинает частить пульс. Плевать на приличия, пусть видит, что я его хочу. В конце концов, я всегда была не в ладах с правилами.
Он выпустил мою ладонь, обеими руками обнял меня за талию. Медленно, медленно привлек меня к себе. Я закрыла глаза, готовая отдаться блаженству.
– Ради всего святого! – воскликнул безошибочно узнаваемый голос. – Да поцелуешь ты ее или нет?!
Я так и подскочила. Натаниель, шокированный не меньше моего, разжал руки и попятился. Я развернулась. К моему ужасу, на нас глядела Триш – из окна второго этажа, с неизменной сигаретой в руке.
– Я не ханжа, ребятки, – объявила она. – Так что можете целоваться.
Да как она смеет?! Или ей неизвестно, что у людей имеется личная жизнь?
– Давайте, давайте! – Она помахала сигаретой. – Не обращайте на меня внимания.
Не обращать внимания? Нет уж, увольте, я не собираюсь устраивать представление на потеху Триш Гейгер! Я покосилась на Натаниеля. Он выглядел… раздраженным.
– Может, нам… – Я замялась, не зная, что предложить.
– Прекрасная ночь, правда? – изрекла Триш.
– Совершенно верно, – вежливо подтвердил Натаниель.
Я встретилась с ним взглядом – и чуть не поперхнулась внезапно накатившим смехом. Прости-прощай, романтическое настроение. Увы, увы…
– Ну… Спасибо за вечер, – сказала я. Губы так и норовили растянуться в улыбке. – Я чудесно провела